- Когда я вырасту большая. Глава 44.
Жители деревни разделились на два лагеря. Одни заняли выжидающую позицию, веря в нерушимость огромной страны.
- Да пошумят эти, и успокоятся, - говорили старики, кивая головами куда-то наверх. - Сколько раз такое бывало. Пройдёт время, и всё вернётся на круги своя. Землю отбирали, потом не знали, как обратно раздать. Сейчас народ уж на себя работать не хочет. Привыкли на чужого дядю абы да кабы... Главное, БАМ построили, и ещё много чего. Поди, ссылать уж не будут. Говорят, свобода слова и свобода дела наступает...
А такие, как продавщица Валентина Ивановна, зря времени не теряли. В момент сдружилась с кем надо, подпоила, кого надо. И вскоре сделалась хозяйкой каменного магазина, размещавшегося в бывшем купеческом доме, ранее принадлежащего РАЙПО.
- Ты, Савелий, водителем будешь, - она внимательно просматривала копии ревизионных ведомостей, разложенных на белоснежной скатерти. А тебе, Варвара, сам Бог велел за прилавок встать.
- Но мама, я же не ветеринара училась, - вставила дочь без особой надежды.
- Говоришь та, будто я не знаю! - огрызнулась женщина. - Помню, сколько яиц тебе давала, колбасы Краковской, да тушёнки, да макаронов посылала. Денег, знаешь ли, тоже не в двадцать пять рублей ты мне обошлась. Погоди, время придёт, вы мне оба ещё спасибо скажете!
Молодые переглянулись, и молча вышли из комнаты.
- Что же она сыночка своего, Андрюху не пристраивает в торговлю? - Савелий задымил, щурясь и часто сплёвывая сквозь зубы.
- Савушка, ты же сам знаешь. На него где сядешь, там и слезешь. Сколько бумажек в кармане шуршит, до последней всё пропьёт, - Варвара грустно улыбнулась. - Мать жалко. Она же для нас с тобой старается, жилы рвёт. Ей ведь для себя уже ничего не надо, - сказала молодая женщина и осеклась, вспомнив материну цигейковую шубу в пол.
- Ну да, ну да, - хмыкнул парень и сквозь облачко дыма посмотрел на жену. - Не надо было мне тебя слушать. Живу в работниках. Тёща золотая всё решает. Хоть бы для приличия спросила... Так нет, распоряжается и тобой и мной. Одному Андрюшеньке всё с рук сходит!
- Ну чего ты завёлся, Савушка! Жизнь вроде и долга, да проходит быстро. Кому этот магазин достанется? Нам с тобой. На кусок хлеба всегда заработаем. Не сердись. Мать, думаю, права. Мы ей ещё сто раз спасибо скажем,- Варя улыбнулась так доверчиво, так искренне, что Савелий готов был забыть и о строгой тёще, и о своём примачестве.
***
Марусе не спалось. Голова гудела, будто там поселился рой диких пчёл и не думал оставлять её.
- Что же делать? Как правильно поступить? Кого слушать?
Казалось, что мир вокруг рушится. Падают с трудом возведённые стены, погребая под собой растерянных людей.
Федот Михалыч сидел за своим столом, положив руки на стол и крепко сплетя пальцы. Главбух стояла у дверей, не решаясь войти в председательский кабинет.
- Проходи, Марья Егоровна, - он, потянувшись рукой к подоконнику, взялся за чайник и поставил его на стол. Достал из стола пару стаканов, набулькал до половины коричневатой жидкости.
- Давай, сосуды в мозге расширим. А то я уже ничего не понимаю, - он запустил крупные пятерни в седеющую голову, потом провёл ими по лицу. Тряхнул головой, как упрямый бычок, и поднял свой стакан.
- Давай, Маш. Не знаю, как мы из этого выберемся с тобой.
- Федот Михалыч, я не буду, - попробовала отказаться Маруся. - думать надо на свежую голову...
Мужчина резко рассмеялся, и с размаху стукнул стаканом о стакан с такой силой, что Марусин треснул, не выдержав. По кабинету поплыл резкий запах дешёвого коньяка.
Председатель поднёс урну к краю стола и смахнул ладонью осколки вместе с расползающейся вокруг него лужей.
- Нешто ты не понимаешь, садовая твоя голова, как ни крути, в выигрыше мы не будем. Ни ты, ни я. Ни бабы наши, ни мужики. Колхоза нам не удержать, понимаешь ты это или нет! - его голос становился всё громче, всё резче. - Профукали страну в очередной раз, засланцы, что уж о нашем двухкопеечном колхозе говорить!
Маруся хотела было возразить, что не всё ещё потеряно. Что выход есть всегда. Что надо биться до последнего. Но тут дверь в кабинет открылась, с размаху стукнувшись ручкой о деревянную обшивку председательского кабинета.
Вошли трое молодых парней в кожаных куртках. Руки, прячущиеся в карманах, придавали их без того крепким фигурам неприятную квадратность. От них пахло опасностью и деньгами. Парни встали, расставив ноги на ширине плеч, будто готовясь показать комплекс физкультурных упражнений. Между ними прошмыгнул вперёд Роман Романович и аккуратно положил перед председателем свой потёртый чемоданчик.
Федот Михалыч поднялся со стула, по-бульдожьи выпятив нижнюю челюсть:
- Это что ещё за номер! - начал было он.
Парень, стоявший у окна, сделал шаг вперёд:
- Садись, дядя, не маячь. Давай мы девочку отпустим, и спокойно поговорим с тобой.
- Да как Вы смеете, - тихо сказала Маруся. - Какая я Вам девочка!
- Марья Егоровна, иди, - председатель кивнул головой на дверь. - Будь у себя, я зайду. Потом.
- Если будет на чём, - серьёзно сказал бритый парень у окна, и остальные, переглянувшись, дружно гоготнули.
Через неделю около колхозной конторы выстроили всю технику. Приезжие ребята со знанием дела осматривали фырчащие грузовики, трактора и косилки. Сыпались режущие слух шуточки и непонятные колхозникам словечки.
Со здания сбили вывеску «Контора», с магазина - «Райпо».
- Так, товарищи, расхо-о-одимся, - командовал Роман Романыч, брезгливо поулыбливаясь. - Нечего здесь толпиться. Идите по домам.
- А как же работа? - робко волновалась нерешительная толпа. - Без работы как же?
- Нет у вас больше работы, - хлопнул себя по карманам коротких, как всегда, штанов, бывший Главбух. - Завтра трудовые книжки получите, и идите на все четыре стороны.