Конец в «Англетере», кр*вавое прощание, скандалы в Европе — вокруг Есенина давно больше легенд, чем фактов. Разберемся в самых скандальных мифах и легендах вокруг поэта.
Добрый день, уважаемые любители провести вечер с книгой. Этой статьей я хочу завершить цикл о поэте Серебряного века Сергее Есенине и перейти к нашему следующему герою. Кто он- раскрою в конце.
Чернила или кровь: рождение самого мрачного мифа
Представьте себе промозглый ленинградский декабрь, номер в гостинице и поэта, которому нечем писать. Совсем. В комнате нет чернил, и он, в порыве отчаяния и гениальности, обмакивает перо в собственную кр*вь, чтобы начертать свои последние строки:
«До свиданья, друг мой, до свиданья…».
Картина, достойная пера великого трагика, не правда ли? Эта легенда десятилетиями кочевала из уст в уста, обрастая подробностями и превращая предсмертное стихотворение в реликвию, почти священный артефакт.
Но реальность, как это часто бывает, оказалась куда прозаичнее. Стихотворение было написано обычными чернилами и передано товарищу Вольфу Эрлиху. Холодные факты хранятся в РГАЛИ, где сохранились копии письма Эрлиха, в котором он прямо пишет о чернилах.
Так откуда же взялась эта история? Легенда родилась позже, когда трагическая гибель Есенина потребовала более мощного, символичного жеста. Да, криминалистические материалы подтверждают: царапины на его руке действительно были, и это стало той самой деталью, за которую уцепилось воображение. Но, как подчёркивают музейные публикации, достоверных доказательств «записки кровью» нет.
Как отмечается в сборнике «Современное есениноведение», миф особенно активно распространяли в 1960-е годы журналисты. Они стремились подчеркнуть «роковую судьбу» поэта. Им не нужна была правда. Требовалась красивая, душераздирающая история о поэте, который до последнего вздоха творил. И эта история победила. Она оказалась настолько притягательной, что до сих пор нет-нет да и проскользнет в школьной литературе или сочинении, доказывая, что порой красивый миф для нас куда важнее скучного факта.
Петля или пуля: тайна номера «Англетер»
28 декабря 1925 года. Холодный номер гостиницы «Англетер». Официальная версия, сухая, как протокол: самоубийство. Для следователей дело казалось ясным: тело нашли в петле, дверь заперта изнутри, на столе — прощальное стихотворение. Но для тех, кто жил в атмосфере страха и подозрений молодой советской власти, эта ясность была туманной. Сразу же, по горячим следам, поползли шепотки: «Убили…».
Эти слухи не исчезли, а лишь затаились, чтобы в 1990-е вспыхнуть с новой силой. Даже статья криминалистов (Бертовский, Клюева, Лисовецкий), фиксирующая множество признаков суицида, не смогла поставить точку. Да, в мемуарах Галины Бениславской отмечается, что Есенин неоднократно говорил о нежелании жить, словно «репетировал» уход. Но другие исследователи указывают на нестыковки: странные ссадины на теле, якобы следы борьбы. Эта неуверенность и стала плодородной почвой для конспирологии. Как подчёркивает академическая «Летопись», слухи об убийстве подогревались и политической обстановкой: гибель известного поэта нередко интерпретировалась как «жертва режима». Пожалуй, лучше всего эту ситуацию описывает фраза из «Современного есениноведения»:
«Обстоятельства смерти поэта будут ещё долго будоражить умы, ведь они соединяют факты и мифы в один драматический сюжет».
Маска хулигана: душа, спрятанная за эпатажем
«Исповедь хулигана» — это не просто название стихотворения, это клеймо, которое Есенин сам на себе поставил и которое с восторгом подхватила публика. Скандалист, дебошир, пьяница — этот образ, усиленный критикой 1920-х, прилип к нему намертво. На самом деле это была литературная маска, броня.
Что скрывалось за ней? Стоило сойти со сцены, и от хулигана не оставалось и следа. Появлялся другой человек — тихий, ранимый, застенчивый. В воспоминаниях Марии Бениславской отмечается, что в быту он «часто стеснялся громких слов и мог краснеть, как мальчик». В письмах к матери и сестрам он был бесконечно нежным. Как фиксирует «Летопись жизни», в личной переписке он с тоской признавался, что устал от образа «хулигана» и хотел быть услышанным как «поэт деревни». Один из самых проницательных критиков того времени уловил эту двойственность и написал гениальную по своей сути фразу:
«Хулиганство Есенина — это лишь поза, за которой скрывается сердце, полное тоски по родине».
Он сам создал своего двойника, и этот двойник со временем начал его пожирать, заслоняя настоящего, страдающего человека.
«Русский варвар» в Европе: правда и вымысел заграничных скандалов
Когда Есенин вместе с Айседорой Дункан отправился в заграничное турне, газеты взорвались заголовками о «русском варваре». Репортёры, особенно в берлинской газете «Накануне», с упоением описывали его дебоши, создавая образ дикого сына России. Было ли это правдой? Частично — да. Есенин пил, срывался, его импульсивный характер приводил к некрасивым сценам.
Он и сам этого не отрицал. Вернувшись в Москву, на товарищеском суде 1923 года он бросил в зал честную и горькую фразу:
«Я дебоширил и в Нью-Йорке, и в Париже, и в Москве, но антисемитом я не был никогда».
Это признание одновременно и подтверждает его поступки, и показывает, насколько сложнее была реальность. Но, как показывают «Летопись» и воспоминания современников, журналисты охотно преувеличивали. Как отмечает французский исследователь Мишель Никё, часть самых скандальных историй публиковалась в газетах уже после смерти поэта, чтобы повысить тиражи. А в воспоминаниях Айседоры Дункан есть сцены, где Есенин, напротив, предстаёт обаятельным и трогательно заботливым супругом, что совершенно не вязалось с образом «варвара».
Поэтический поединок: была ли вражда с Маяковским?
Деревня против города. Лирик против трибуна. Есенин против Маяковского. В массовом сознании утвердился образ непримиримых врагов, борющихся за душу русской поэзии. Эта удобная схема, как и все простые схемы, искажает реальность. На деле их отношения были куда сложнее.
Да, они публично спорили и пикировались. Но за этой сценической враждой скрывалось взаимное признание таланта. В воспоминаниях современников отмечено, что Есенин внимательно слушал выступления Маяковского. А тот называл его «поэтом огромной силы».
Как точно сформулировано в «Современном есениноведении»:
«Речь идёт скорее о полемическом взаимодействии, чем о личной вражде».
Академическая «Летопись» фиксирует, что в 1923–1924 гг. они неоднократно пересекались, и обмен репликами был острым, но уважение оставалось. По словам К. Федина, однажды после вечера оба поэта
«вышли из зала вместе и обменялись короткой, но уважительной репликой- без публики, без свидетелей».
В тот момент не было ни «деревни», ни «города». Были только два великих и, возможно, очень одиноких поэта, которые без лишних слов понимали масштаб друг друга.
__________________________________________________________________________________________
Я рада, что получаю хороший отклик на эту серию статей о малоизвестных фактах и громких мифах о великом поэте. Поэтому я решила ее сохранить и продолжить. И перейду к Марине Цветаевой, я уже изучаю источники и ищу что-то интересное. Приглашаю Вас подписаться на канал и остаться со мной.
__________________________________________________________________________________________
Мои другие статьи на канале:
«Любовь хулигана» и не только: тайные романы и жены Есенина
Друзья и предатели: Есенин в окружении чужих и своих
Предательство или последняя весна? Читаем «Сентябрьские розы» А. Моруа