После того вечера что-то переключилось в душе Ирины. Ее жизнь, еще недавно раскрашенная исключительно в строгий офисный монохром, вдруг приобрела новые, яркие и такие теплые оттенки.
Первым признаком наступивших перемен стал огромный букет алых роз, который курьер принес прямо в ее офис в понедельник утром. Розы были того самого, «нижегородского» разлива ― свежие, благоухающие, с тугими бархатными бутонами.
― Ирина Викторовна, а откуда цветы? ― вбежала в кабинет ее заместительница Светлана, вся сияя от любопытства. ― И без карточки! Интрига!
Ирина, краснея, как девочка (что ее жутко злило), принялась искать записку. Она нашлась, аккуратно вложенная в стебель: «Вам посылка из Нижнего Новгорода. А.».
Она рассмеялась. Какая трогательная забота! Она тут же сфотографировала букет и отправила ему фото со словами: «Развращаешь сотрудников. Теперь весь офис только и говорит о тайном поклоннике шефа».
«Все тайное становится явным, ― почти мгновенно пришел ответ. ― Главное, чтобы шеф улыбнулась».
Ирина и правда улыбалась. Она ловила себя на улыбке во время скучных совещаний, за рулем машины, стоя в пробке.
Их переписка стала ежедневной, плотной, как вязаный свитер. Он присылал смешные фотографии нижегородских котов, греющихся на солнышке у кремля, она ― ценники на запчасти с забавными опечатками. По вечерам говорили по телефону, и эти разговоры длились часами. Смешно скакали между «вы» и «ты», будто оба и хотели быть ближе, и стеснялись. Он рассказывал, как ходил на рыбалку и поймал щуку «ростом с его дочь», она жаловалась на нового поставщика, а он утешал.
Она узнала, что он встает в шесть утра, чтобы сделать зарядку, что обожает щи и ненавидит оливье, и что поет в душе, когда уверен, что никто не слышит. Он стал для нее не просто «симпатичным мужчиной из самолета», а близким человеком. Таким далеким и таким родным одновременно.
Он приезжал еще раз, снова «по делам». Они гуляли по ВДНХ, ели горячие вафли и смеялись над скульптурами у фонтана «Дружба народов». Ирина впервые за долгие годы чувствовала себя не директором Солдатовой, а просто женщиной. Легкой, счастливой, желанной. Поцелуи и все, что шло после поцелуев ― все было волшебно.
Но расстояние давало о себе знать. Их графики никак не хотели совпадать. Когда у нее выпадало свободное окно, у него был аврал на работе. Когда он мог сорваться в Москву, у нее была важнейшая презентация для немецких партнеров. Ирина ловила себя на раздражении.
Ее железная натура, привыкшая все контролировать, бунтовала. Она не могла контролировать его жизнь в Нижнем, его расписание, его… окружение. Сначала это были лишь смутные тревоги, которые она гнала от себя. Но однажды…
Как-то раз за обедом Светлана, ее заместительница, снова завела разговор о «тайном поклоннике».
― Ну как ваш нижегородский принц, Ирина Викторовна? Все цветы да СМС?
― Все, ― улыбнулась Ирина. ― Очень внимательный.
― Это здорово! ― Светлана вздохнула. ― Мой-то после десяти лет брага забывает, что у меня день рождения. Кстати, о Нижнем… Мой однокурсник как раз оттуда, в гости приезжал на выходных. Говорит, видел вашего Алексея.
Ирина насторожилась.
― Ну и? Что удивительного? Он там живет.
― Да так, ничего… ― Светлана вдруг смутилась и принялась ковырять салат. ― Просто… он был не один. С какой-то женщиной. В парке гуляли. Мило так, под ручку…
Мир вокруг Ирины замер. Звуки офисной столовой превратились в глухой гул. Под ручку. В парке.
― Ну и что? ― голос ее прозвучал неестественно холодно. ― У него, наверное, есть друзья, знакомые. Сестра, в конце концов.
― Ну да, конечно! ― тут же подхватила Светлана, но ее взгляд был красноречивее любых слов. ― Я просто… к слову пришлось. Парк у них там красивый, говорят.
Это «просто к слову» впилось в сердце Ирины отравленной иголкой. Вечером она не стала ждать его звонка. Набрала номер первой. Он ответил бодро:
― Ирина! Привет! Как твой день? Немцы остались довольны?
― Алексей, ― ее голос звучал как ледяная струя. ― У меня к тебе вопрос. И я хочу честный ответ. Кто была та женщина, с которой ты гулял в парке в прошлые выходные?
На том конце провода повисло тяжелое молчание.
― Женщина? ― наконец выдавил он. ― А что за женщина?
― Не притворяйся! Тебя видели! Гуляли под ручку, очень мило! ― ее голос задрожал, и она тут же возненавидела себя за эту слабость.
― Ирина, успокойся, это…
― Я абсолютно спокойна! ― прошипела она, чувствуя, как у нее трясутся руки. ― Я просто хочу понять, что за спектакль я наблюдаю? Цветы, нежные смс, а в это время у тебя там… своя жизнь! Надоели эти игры на расстоянии!
― Да подожди ты! ― наконец взорвался и он. ― Это была моя сестра! Приехала из Самары в гости! Мы с ней действительно гуляли в парке! Я тебе о ней рассказывал!
Но Ирина уже не слушала. Боль и обида затмили разум. Ее железная воля, сломленная внезапным ударом, теперь защищалась единственным известным ей способом ― нападением.
― Конечно! Сестра! Классическое оправдание! Знаешь, Алексей, я не девочка, чтобы верить в такие сказки! Хватит меня дурачить!
― Ирина, дай мне слово договорить…
― Все уже сказано! ― крикнула она и бросила трубку.
Телефон зазвонил почти сразу. Она выключила его. Потом села на диван в гостиной, в полной темноте, и смотрела в окно на огни Москвы. В груди была страшная, ледяная пустота. И горькое, горькое разочарование. Не только в нем. В себе самой. В своей глупой, нелепой надежде, которая так больно обожгла ее.
* * *
Пару часов не включала телефон. Боялась. Боялась увидеть его гневные сообщения, оправдания или, что еще хуже, молчание. Ее железный характер дал сбой, и теперь она, как раненый зверь, зализывала раны в своей роскошной, но такой пустой квартире.
«Ну и пусть, ― уговаривала себя Ирина, с яростью швыряя папку с бумагами в стол. ― Сначала цветы, а потом ― сестры в парке… Все мужчины одинаковы! И хорошо, что все выяснилось сейчас, а не позже».
Но в глубине души шептал противный, назойливый червячок сомнения: «А вдруг это и правда была сестра? Ты же даже дала ему сказать что-то вразумительное. Накричала и бросила трубку. Как истеричка. Как глупая, недоверчивая девочка».
Она пыталась представить его лицо. Не то, обиженное и гневное, каким оно должно быть сейчас. А то ― спокойное, с лучиками вокруг глаз, каким оно было в самолете и в тот вечер в ресторане. Он не выглядел обманщиком. В его глазах читалась честность.
Железная воля продлилась три дня. На четвертый Ирина не выдержала. Через несколько секунд после включения на экране один за другим стали всплывать уведомления о присланных смс. Первое, отправленное сразу после ссоры: «Ирина, это недоразумение. Позвони, пожалуйста».
Второе, через час: «Я не обманываю тебя. Это правда была сестра. Ее зовут Марина, вот ее номер, можешь позвонить и проверить».
Третье, глубокой ночью: «Я не могу так. Мне очень тебя не хватает».
Последнее, отправленное вчера вечером: «Хорошо. Я все понял. Прости за беспокойство. Больше не побеспокою».
Последнее сообщение кольнуло ее больнее всего. «Больше не побеспокою». Это звучало как приговор. Ирина расплакалась, как студентка.
Вдруг дверь в кабинет резко распахнулась. На пороге, запыхавшаяся и взволнованная, стояла ее секретарша Марина.
― Ирина Викторовна, простите, что без предупреждения, но тут…
― Я ни с кем не встречаюсь, ― оборвала ее Ирина, стараясь взять себя в руки и быстро смахнув слезы.
― Но он… он настоятельно просит…
Из-за спины секретарши в кабинет вошел Алексей. Без звонка, без предупреждения. В том же самом практичном свитере, с небольшим дорожным саквояжем в руке. Он выглядел уставшим, серьезным и… решительным.
Марина испарилась, проворно закрыв за собой дверь.
Они молча смотрели друг на друга через весь кабинет. Ирина не могла вымолвить ни слова, видя его перед собой настоящего, живого.
― Я не беспокою? ― наконец тихо спросил он. Его голос был хриплым от волнения.
Ирина лишь отрицательно покачала головой, все еще не в силах говорить.
― Хорошо, ― он сделал шаг вперед. ― Тогда я скажу все, ради чего приехал. Я не могу больше жить вот так. Между двумя городами, между двумя жизнями. В Нижнем ― моя работа, моя квартира, мои воспоминания. А здесь… ― он посмотрел на нее прямо, в упор. ― Здесь ― ты. И это оказалось гораздо важнее.
Он подошел к ее столу и положил руку на глянцевую столешницу. Положил билет на «Сапсан».
― Смотри, ― сказал Алексей. ― Нижний Новгород ― Москва. Билет в один конец.
Ирина с изумлением смотрела то на билет, то на него.
― Как… Что? ― наконец выдавила она.
― За три дня я уволился со старой работы, получил оффер на новой, уже в Москве. ― Он говорил просто и четко, как будто докладывал о смете. ― Если ты, конечно, не прогонишь своего нижегородского навязчивого поклонника, то я хочу жить с тобой. Желательно долго, желательно совсем.
― Леша… прости меня. Я была ужасной дурой. Эта дурацкая ревность… я…
Он перебил ее легким поцелуем.
― Забудь. Я все понимаю.
Он осторожно взял ее лицо в ладони, большие, теплые, немного шершавые. Ирина закрыла глаза, чувствуя, как по щекам снова текут слезы.
За окном московского офиса гудели пробки, звонили телефоны, кипела деловая жизнь. Но для них двоих время остановилось. Их роман, едва не рухнувший из-за глупого недопонимания, теперь обрел твердую почву под ногами. Ирина наконец-то позволила себе быть не только Солдатовой. А просто счастливой женщиной.
Автор: Алена Шаповалова
---
---
Бедовухи
Вроде солнышко светит ясное, и вокруг травка изумрудно зеленеет, а у бабы Люси осень на душе. И было из-за чего: она обидела лучшую подругу Машу. Всякое бывало, и сгоряча, в пылу ссоры чего только не брякнешь, но в этот раз Люся специально, осознанно сказала, вывалила этот камень, да Маше – по маленькой, опрятно повязанной белой косыночкой, головке.
Началось у них все из-за ерунды. Машина коза забралась в Люсин огород и погрызла капустный лист. Погрызла немного, с краешка грядки. Урон небольшой – у Люси нынче посажено двадцать кустов рассады – перебор. Куда ей столько? Достаточно было просто дать козе Василисе по рогам, да и будет с нее. Но у Люси случился «переклин». Она, значит, целыми днями, не разгибаясь, на этом огороде в раскоряку горбатится, а эта принцесса розы нюхает! Уж времени хватает, чтобы за Василисой уследить!
Ну и набросилась Люся на Машу со всем своим пылом. Был еще порох в пороховнице! Маше бы промолчать, не заводить суматошную, характерную Люсю лишний раз. А она, как назло, решила в ответ на замечание соседки, поддеть ее, пошутить:
- Что ты, Люся! Да пусть питается! Молоко от Василисы ты ведь бесплатно пьешь. Вот она решила с тебя расчет взять капустой! Как во всем цивилизованном мире!
Люся взбеленилась. Она приняла боевую стойку, уткнув руки в бока и сдвинув густые брови, заговорила скороговоркой:
- Эт-то что же? Эт-то как понимать? Так вот оно что, вот она щедрость твоя, подружка дорогая! «Пей, пей молочко! Поправляйся!» А сама про себя денежки считаешь? Поди, ночей не спала, ждала момента – предъявить мне должок! Небось, и козу свою драную специально в мой огород запустила!
- Да ты что, Люся, ты что? – испуганно залепетала Маша, - я просто пошутила!
- Пошутила! Пошутила, говоришь? Шутница, да? А, может, ты и с мужиком моим тогда пошутила? А? Что молчишь, курица? Сказать нечего, да? – Люсю было уже не остановить. Ее несло.
Маша сразу побледнела, побелела. Губы ее обнесло фиолетовой ниточкой по контуру – будто бы специально химическим карандашом по непонятной дури Маша так нарисовала. Она отвернулась и побрела к дому, не оборачиваясь, и виновница раздора Василиса, словно поняв, что напрокудила, наклонив рога, поплелась, вихляясь, следом за хозяйкой.
Дьявольский пыл Люсин испарился. Д.ура баба! Язык, что помело! Ой-ой! Люся прижала пальцы к губам. Тошнехонько! Старого, что малого – обидеть просто! Зачем? Ведь знала, что Машу такие слова заживо жгут! Знала и ведала! И ждала специально повода, чтобы вывалить их на подругу как ушат с помоями! Ну, как? Легче стало? А?
Люся и калитку огородную не заперла. Теперь хоть целое козье стадо сюда забреди – не почешется даже из окна выглянуть. Не о том головная боль. Это всегда так бывает: хочет человек зло какое произвести, аж ночами спать не может. А произведет – и жизнь не мила, и солнце не греет. Душа у Люси заледенела, и сердце через раз застучало: стукнет и подумает: а дальше? Может, вовсе остановится? . . .
. . . читать далее >>