У каждого из нас есть такое воспоминание. Теплое, как летнее солнце, и невесомое, как облако. Оно не кричит о себе, а тихо живет где-то внутри, как запасное карманное солнышко, которое включается, когда за окном метель или на душе скребут кошки. Оно согревает нас в самые холодные дни, напоминая, что когда-то весь мир умещался на папином пледе.
А началось всё с того, что мы с папой решили выбраться на поляну за домом, и всё действие дальше разворачивалось на нашем полосатом, в синюю и красную клетку, пледе.
Мама только на днях его постирала, и он пах теперь не приключениями, а чистотой и свежестью, как трава после дождя. Плед был мягким и пушистым, а старая дырка на углу, заштопанная маминой рукой, выглядела теперь не как боевое ранение, а как аккуратная заплатка на любимых штанах. От него веяло таким домашним уютом, что хотелось уткнуться в его прохладную шерсть щекой и лежать без движения, слушая, как где-то далеко кричат дети и шуршит папина газета. Но, пролежав так минут пять, я понял, что даже уют имеет свои пределы, когда тебе девять лет и внутри тебя — как будто завелся вечный двигатель.
Я порылся в нашей плетеной корзине. Сначала я до дыр рассмотрел свою зачитанную книжку-комикс про капитана Врунгеля, где яхта «Победа» превратилась в «Беду». Потом потянулся к толстой книге про рыцарей Круглого стола, но она показалась мне в такую жару настоящей пыткой. Я представил бедного сэра Ланселота: сидит он в своих железных доспехах на раскалённом скакуне, пот с него льётся ручьями, а он делает вид, что ему не жарко, потому что рыцарская честь не позволяет. «Нет уж, — подумал я, — лучше я буду простым пиратом, но в шортах и майке».
Тогда я принялся за настоящее дело — пускать солнечных зайчиков. В кармане у меня как раз лежало сокровище: донышко от лимонадной бутылки «Буратино», круглая такая стекляшка, волнистая по краям. Я поймал ей солнце, и на папину газету тут же прыгнул ослепительный зайчик. Но водить им по небу оказалось невозможно — он норовил светить мне прямо в глаз, словно дразнясь: «Поймай-ка меня, если сможешь!»
И все земные забавы вдруг разом кончились, стало тихо и немножко скучно. Я сдался, с глухим стуком плюхнулся на спину, закинул руки под голову, и взгляд мой сам собой уплыл куда-то ввысь, скользнув по тёмно-зелёным макушкам тополей, что стояли, как верные часовые по краям нашей поляны.
А там творилось что-то фантастическое! Не спеша, но важно, плыли облака. Одно было похоже на спящего медведя с лапой на животе. Другое — на кудрявого барашка, которого вот-вот подстригут. Третье и вовсе напоминало лицо нашего дворника дяди Коли, когда он задумчиво курит на лавочке. И тут меня осенило: а что, если они не просто так плывут? Если они кого-то ждут? Ну, например, дрессировщика? В цирке же дрессируют медведей, львов, даже попугаев! Почему бы не попробовать с облаками?
Я привстал на локоть. Плед прилип к спине.
— Пап, — сказал я таинственно, — а можно дрессировать облака?
Папа лежал рядом, читая газету «Аргументы и факты». Он отложил её, посмотрел на меня поверх своих старомодных очков в роговой оправе. В его глазах мелькнула та самая хитрая искорка, которая всегда появлялась, когда он собирался рассказывать что-то очень важное или слегка меня дурачить.
— Гм, — произнёс он. — Вопрос, что называется, на засыпку. А ты сам как думаешь, они поддаются дрессировке?
— Конечно! — уверенно заявил я. — Они же послушные! Смотри!
Вот плыла бесформенная, растёкшаяся клякса, похожая на пролитое молоко. Я сложил руки рупором и тихо-тихо, чтобы не спугнуть небесное существо, скомандовал:
— Эй, ты! Белая и пушистая! Превращайся… в собаку!
Я изо всех сил представил себе дворняжку, которая живёт у нас во дворе: виляющий хвост трубой, торчащие уши, слегка виноватый взгляд. Облако медленно ползло, будто задумалось, шевеля своими мысленными извилинами. И… о чудо! У него из одной стороны медленно вытянулась какая-то мордашка, с другой — появился отросток, сильно смахивающий на ухо, а сзади образовался пушистый, загнутый кверху хвост! Нет, это была не точная копия нашей дворняжки, но сходство было очевидным!
— Получилось! — зашептал я, задыхаясь от восторга. — Видишь, папа? Видишь? Она же как живая!
Папа снял очки, тщательно протёр их носовым платком и водрузил обратно на нос, сделав очень серьёзное лицо.
— Хм, — сказал он. — Впечатляюще. Признаю. Но это, Максимка, лёгкий уровень. А сможешь заставить её сделать что-то посложнее? Цирковой номер? Например, свернуться калачиком и тявкнуть?
Эта задача оказалась куда труднее.
— Ну-ка, — скомандовал я, — калачиком!
Собака-облако уплывала, потихоньку теряя форму. Морда расплылась, хвост отвалился.
— Эй, куда?! — закричал я. — Вернись! А то косточки не получишь!
Я пытался приманить её воображаемой косточкой, уговаривал, убеждал. Но было поздно. От неё осталось лишь ленивое, равнодушное пятно, похожее на вату, которую кто-то растрепал.
— Не слушается, — вздохнул я, с обречённым видом падая на спину. Плед взметнулся облаком пыли. — Наверное, у меня нет таланта. Я не рождён быть дрессировщиком.
Папа перевернулся на бок, подперев голову рукой. Его тень накрыла меня, как большое дерево.
— Талант, — сказал он, — у тебя есть. Но ты не знаешь главного секрета всех небесных дрессировщиков: облака — они как мысли или как запах маминых пирожков, их нельзя заставить. Ими можно только любоваться. Пытаться поймать их — всё равно что пытаться поймать ветер в сачок для бабочек, бесполезное занятие. Ты только сачок сломаешь и вспотеешь.
— А ты разве пробовал? — оживился я, почуяв в его словах намёк на личный опыт.
Папа засмеялся.
— Ещё как пробовал! Только я, если хочешь знать, был специалистом посерьёзнее. Я дрессировал солнечных зайчиков.
Мой рот открылся от изумления. Солнечные зайчики? Это звучало ещё волшебнее и сложнее! Они же быстрые, непослушные!
— И что же? — выдохнул я. — Они тебя слушались?
— О, это была целая наука! — глаза папы заблестели, как два тех самых зайчика. — У меня был специальный, сверхсекретный инструмент — мамино карманное зеркальце, круглое, в пластмассовой голубой оправе. Я помню, дождусь, когда солнце заглянет в комнату, поймаю лучик… и пошло-поехало! Я выводил зайчика на стену и гонял его по всей комнате, заставлял прыгать через спинку стула — раз! Залезать на потолок — два! Догонять кота Мурзика — три! Кот, кстати, сходил с ума! Он носился, шипел на этого зайчика, бил его лапой, а тот ускользал и смеялся над ним!
Я слушал, затаив дыхание, представив себе эту суматоху.
— Но самый сложный, коронный трюк, — папа сделал драматическую паузу и понизил голос до конспиративного шёпота, — …это было поймать зайчика в ладоши. Приманить его и — хвать! — накрыть, как бабочку.
— И ты поймал? — глаза у меня стали, наверное, размером с блюдца.
— Думал, что поймал, — хитро улыбнулся папа. — Я его уговорил, подманил, он такой тёплый, прыгает у меня по рукам… Я — раз! — и накрыл его двумя ладонями. Чувствую — тепло! В руках тепло! Сердце колотится: получилось! Я самый главный дрессировщик на свете! Медленно-медленно разжимаю пальцы, заглядываю в щёлочку… а там ничего нет, пусто. Только ладошки стали розовые, как будто я их о солнце испачкал. Оказалось, я поймал не самого зайчика, а просто… кусочек солнца, его тепло. Оно и сейчас там, — папа раскрыл свою большую, мозолистую ладонь передо мной, как будто показывая фокус. — Попробуй.
Я с благоговением прикоснулся кончиками пальцев к его ладони. Она действительно была тёплой, живой, шершавой. Я представил, как двадцать лет назад в неё прыгал тот самый солнечный зайчик.
— Так значит, всё это просто… обман? — спросил я, но уже без прежнего разочарования. В голосе была надежда, что папа скажет «нет».
— Нет, Максимка, — папа положил свою тёплую ладонь мне на голову и потрепал волосы. — Это не обман - это игра, самая честная игра на свете. Ты не командуешь облаками, а дружишь с ними, ты не ловишь зайчика, а играешь с самим солнцем. Всё настоящее волшебство — оно бесплатное, как воздух, и ни к чему не обязывает. Его нельзя положить в карман, но его можно положить вот сюда. — Он легонько ткнул меня пальцем в грудь, в самое сердце.
Мы снова легли на спину и молча смотрели вверх. Облако-собака давно растворилась, но её место занял огромный кит с фонтаном из пара. Потом появился дракон с длинным-предлинным хвостом, а за ним — парусник, точь-в-точь как в книге «Остров сокровищ», с надутыми парусами.
Я больше не пытался ими командовать, я просто лежал и слушал, как папа тихонько напевает какую-то старую песню про голубой вагон, чувствовал, как сухая трава щекочет спину, а солнце греет щёки, и от этого на закрытых веках танцуют красные и оранжевые круги.
И я понял, что папа прав. Заставить облако стать собакой — это фокус, трюк. А увидеть в нём сначала собаку, потом кита, а через минуту — пароход с апельсинами — это и есть самое настоящее, самое драгоценное чудо.
И самое приятное, что для такого волшебства не нужны ни палки, ни поводки, ни клетки. Нужно только лето, которое распласталось, как кот, чистое небо-океан и кто-то рядом, кто помнит, как когда-то, давным-давно, пытался поймать в ладоши солнечного зайчика и поймал вместо него целое воспоминание, которое греет до сих пор.
Теперь я знал главный секрет всех дрессировщиков на свете: нельзя приручить чудо, можно только подружиться с ним. И этой дружбы, этого тепла в ладонях мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Даже когда за окном будет метель, я смогу закрыть глаза — и снова увижу белого облачного пса, плывущего по синему океану моего детства.
А ещё... Вы же можете ЛАЙКНУТЬ! Я один раз ткнул пальцем в экран от радости, а папа сказал: «Вот это да! Этот лайк каналу — как мотор ракете! Помог развитию!». Вот так-то!