Внутри лежало письмо, написанное крупным, нервным почерком.
«Аркадий, здравствуй.
Пишет тебе Николай Седов. Не знаю, жив ли ты, дойдет ли это письмо. Но я должен попытаться. Совесть заела насмерть. Совсем заела.
Я знаю, что это Володька сдал тебя. Не сдержал слова. Почему он так поступил, спустя годы – это мне неизвестно, да и не нужно. Это ваши с ним дела. Ненавидит он тебя до сих пор и за поступок свой не раскаивается. Одно упоминание о тебе заставляет его звереть от злости, но я о другом хочу попросить. Мы все виноваты, но ты — больше всего, так что сидишь за дело и должен это понимать. Нас с Володькой не вмешивай. Нам тут жить. Жить среди тех, кого погубили — ты своим поступком, а мы с Володькой — молчанием. Так что не обессудь и прости, если что не так.»
В комнате повисла гробовая тишина. Валя сидела, сжимая в руках листок. Девушка тяжело вздохнула и посмотрела на Максима. Письмо ничего не объясняло. Сомов умер и что дальше делать — непонятно.
В этот вечер в доме было очень тихо. Слышно было только ходики на стене и треск поленьев. Валя перебирала старые фотографии, пытаясь разглядеть в улыбках молодых шахтеров хоть какой-то намек на грядущую трагедию. Максим колол дрова у печки, с силой вгоняя топор в полено — так легче было справляться с нарастающим чувством безысходности. Все ниточки обрывались. Седов мертв, старожилы молчали, как будто сама земля поглотила правду о «Глубокой».
Внезапный стук в дверь прозвучал как выстрел. Они переглянулись. В такой глуши, поздно вечером, гостей не ждали. Максим взял тяжелый подсвечник и двинулся к выходу, жестом веля Вале оставаться сзади.
— Кто там? — громко спросил он, придерживая дверь.
— Полянский, — раздался за дверью знакомый, резкий голос, но без прежней ледяной надменности. — Александр Полянский. Я один.
Максим с недоверием приоткрыл дверь. На пороге, действительно один, стоял двоюродный брат Валентины. Он был без своего дорогого пальто, в простой темной куртке, и на его лице читалась усталость, а не злоба.
— Можно? — Полянский не стал ждать приглашения, шагнув в прихожую и окидывая взглядом скромную обстановку. Его взгляд задержался на Вале, которая робко выглядывала из-за Максима. — Я не для ссоры.
— А для чего? — Максим все ещё не опускал подсвечник. — Решили лично проверить, чем мы занимаемся здесь? Кстати, откуда Вам стало известно где мы? — прищурившись, спросил Максим.
Александр тяжело вздохнул, снял куртку и повесил её на вешалку с таким видом, будто делал это здесь каждый день.
— Можно присесть? Дорога была долгой, — проигнорировав вопрос молодого человека, сказал Полянский. Александр прошёл на кухню, сел за стол, его пальцы нервно барабанили по дереву. Он выглядел человеком, который вел тяжелый внутренний бой и проигрывал его.
— Ваше… появление в Москве, — начал он, подбирая слова, — выбило меня из колеи. Я три дня не мог спать. Все, во что я верил всю жизнь, оказалось карточным домиком. Я начал копать. Использовал свои ресурсы, связи. Нашел кое-какие архивы, которые вам были бы недоступны.
Брат посмотрел прямо на Валентину.
— Вы были правы. Дело не только в наследстве. Там, в шахте, случилось нечто более страшное. И мой отец… и Ваш… они были не просто свидетелями. Они были в самой гуще.
Максим мрачно усмехнулся.
— Прекрасно. Сначала ты чуть не убил нас в своём офисе, сыпал оскорблениями, прогонял, проклинал, а теперь приезжаешь с повинной? И это спустя какие-то несколько недель? Неужели прозрел? Я не верю тебе.
— И не надо, — резко парировал Александр. — Я не за твоим доверием приехал, а за правдой. Я понял, что в одиночку мне ее не найти. Вы здесь что-то раскопали, верно? Я чувствую это и предлагаю объединить усилия. У меня есть возможности, которых нет у вас. А у вас… — он кивнул на разложенные на столе фотографии, — есть другая важная информация.
Валя смотрела на брата, и в ее сердце боролись страх, обида и неистребимая надежда на примирение.
— Почему мы должны Вам верить после всего?
— Потому что я тоже хочу знать, что погубило мою семью! — вдруг выкрикнул он, и в его голосе прорвалась давно сдерживаемая боль. — Я всю жизнь думал, что мой отец — невинная жертва подлого брата. А теперь оказывается, что все было не так просто! Что там была какая-то тайна, которая сожрала их обоих! Мне нужно знать! Понимаете?!
Он умолк, тяжело дыша. В тишине кухни было слышно лишь потрескивание дров в печи.
— Я согласна, — тихо сказала Валя.
Максим взглянул на нее с удивлением и упреком.
— Валя! Он же…
— Я знаю, что он сделал, — она перебила его. — Но Александр прав. Мы уперлись в стену, а у него есть ресурсы и если он хочет помочь докопаться до истины, то я готова рискнуть.
Максим сжал кулаки, но промолчал. Он видел в глазах Валентины решимость, которая вела её с самого начала.
Александр кивнул, будто заключил деловое соглашение.
— Хорошо. Тогда слушайте. То, что обвал был — факт. То, что его скрыли — тоже. Но мой отец, перед тем как… перед арестом, говорил матери нечто странное. Он твердил, что Седов, их бригадир, был не просто жестоким начальником. Он утверждал, что Седов сознательно занизил смету на укрепление кровли в том роковом забое. Присвоил деньги, хотя прекрасно знал, что шахта может не выдержать.
Валя замерла, сердце ее бешено заколотилось.
— То есть… трагедию можно было предотвратить и Седов знал об этом?
— Именно, — мрачно подтвердил Александр. — И, по словам моего отца, они с вашим отцом, Владимиром, узнали об этом. Стали невольными свидетелями. То ли из страха, то ли… — он горько усмехнулся, — возможно, из корысти, согласились молчать Седов мог их подкупить или запугал. Эта тайна и стала тем крючком, на котором они оба висели все последующие годы. А когда начался дележ наследства, ваш отец, Валентина, мог использовать это как рычаг давления. Мол, если брат не уступит, он расскажет всю правду об обвале и о роли Седова. А это был уже не просто несчастный случай, а уголовное дело о халатности и коррупции.
В комнате повисло тяжелое молчание. Картина обретала новые, еще более мрачные очертания. Братья оказались не просто врагами из-за женщины или денег. Они были связаны общей страшной тайной, соучастием в преступлении, которое привело к гибели людей.
— Значит, Седов… — прошептала Валя, — он был тем, кого боялся папа. Той силой, что стояла над ними.
— Да, — кивнул Александр. — И теперь нам нужно найти доказательства. Документы, сметы, что угодно. Я могу получить доступ к закрытым архивам бывшего шахтоуправления. Но мне нужны были ваши знания. Ваши… ключи.
Он посмотрел на старую фотографию бригады, лежавшую на столе.
— Давайте прекратим войну. Хотя бы на время, хотя бы ради того, чтобы наконец разобраться.
Максим все еще молчал, смотря в огонь. Он не доверял Александру, но он доверял Вале и ее надежде. Макс понимал, что это, возможно, их последний шанс.
— Ладно, — хрипло сказал он наконец. — Но одно неверное движение, Полянский, и я лично…
— Не тратьте силы на угрозы, — холодно оборвал его Александр. — Я здесь не для того, чтобы с вами драться. Я здесь для правды.
В тот вечер в доме на окраине поселка было заключено хрупкое перемирие. Трое людей, объединенных общей болью и раздираемые взаимным недоверием, сели за один стол. Их целью была не месть, а истина. И первый шаг к ней был сделан. Цепь родового проклятия, казалось, дрогнула.
Хрупкий союз, заключенный на кухне старого дома, дал трещину почти сразу. Александр Полянский действовал с размахом и скоростью, которых у Максима и Вали не было. Через день после его приезда в Шахтинскую долину нагрянула группа «юристов» из Москвы — поджарые, серьезные молодые люди в дорогих костюмах. Они не стеснялись в методах: начинали с вежливых вопросов, а если не получали ответа, переходили к прозрачным намекам на последствия, громко упоминая связи «в верхах» и «административный ресурс».
Максим, наблюдая за этим, мрачнел с каждым часом. Он предпочитал свой путь: долгие, искренние разговоры с семьями погибных шахтеров, кропотливый поиск в пыльных районных архивах, где он часами сидел над старыми техническими отчетами.
Однажды вечером, вернувшись после беседы с дочерью одного из погибших, Максим застал Валю в слезах. «Юристы» Александра только что ушли, оставив после себя перепуганную старушку-соседку, которая когда-то работала бухгалтером в шахтоуправлении.
— Они ее чуть ли не до инфаркта довели, Макс! — рыдала Валя. — Она сказала, что ничего не помнит, а они на нее давили, требовали какие-то документы! Это неправильно!
— А я что говорил? — грубо вырвалось у Максима. Нервы у него были на пределе. — Твой братец — бандит в дорогом костюме! Он не ищет правду, он её заминает, как умеет! Давит, покупает, запугивает, а ты ему веришь!
— Он пытается помочь! — попыталась возразить Валя, но голос ее дрожал. — У него другие методы, да, но цель-то одна!
— Цель? — Максим горько рассмеялся. — Какая у него цель, Валя? Очистить имя своего отца? А какими средствами? Сломав еще десяток жизней? Ты наивная девочка, если думаешь, что он внезапно стал белым и пушистым! Он ведет свою игру, а мы в ней — пешки!
Это была их первая настоящая ссора. Горькие слова летели по кухне, раня обоих. Максим обвинял Валю в слепом доверии к двоюродному брату, в том, что она готова закрыть глаза на откровенный беспредел ради призрачного шанса на примирение. Валя кричала, что он не понимает, как ей важно положить конец этой вражде, что иногда ради большой цели можно поступиться принципами.
— Принципы — это все, что у нас есть! — взорвался Максим. — Если мы их предадим, мы станем такими же, как он!
Они разошлись по разным комнатам, не в силах найти компромисс. Воздух в доме стал густым и тяжелым от обид и непонимания.
А на следующее утро случилось то, что заставило их забыть о ссоре. Пропал человек. Старый шахтер, Иван Петрович, который вроде бы согласился встретиться с Максимом и рассказать о том, что помнит про Седова и атмосферу на шахте перед обвалом. Его телефон не отвечал. Встревоженная дочь Ивана Петровича, с которой Максим поддерживал связь, сообщила, что отца ночью забрали «какие-то люди в черном», сказали, что на допрос, и с тех пор о нем ничего не слышно.
Ледяной ужас сковал Валю и Максима. Молодые люди смотрели друг на друга, и в их глазах было одно и то же: понимание. Это была уже не просто игра, а охота.
— Александр, — прошептала Валя, побледнев. — Это он. Он что-то скрывает. Он испугался, что старик что-то знает такое, что не должно всплыть наружу.
Максим молча кивнул. Все его худшие подозрения подтверждались. Он хотел было сказать «я же предупреждал», но увидел отчаяние на лице Вали и промолчал.
В отчаянии, чувствуя, что почва уходит из-под ног, Валя снова обратилась к отцовскому наследию. Она заперлась в кабинете и с новой силой принялась перебирать каждую бумажку, каждый клочок, оставшийся от отца. Она искала хоть что-то, какую-то зацепку, которая могла бы объяснить, почему Александр так яростно пытается контролировать расследование.
И она нашла. В старой, потрепанной записной книге, на страницах которой Владимир Полянский делал какие-то свои пометки, на одном из разворотов, между страницами, лежал сложенный в несколько раз пожелтевший листок. Это были черновые наброски, поток сознания, полный отчаяния и страха.
«Покаяться перед Сашей — это была ошибка. Ну, почему я решил, что Александр простит меня? Он никогда не простит! До сих пор вижу его глаза – обозленные, холодные, злые! И его слова: пикните что-то про вину отца и Вам не жить. Буду молчать, у меня семья, девочки. Мы все в его сетях».
«Кто поверит нам против него? Его слово — закон. Наше — шепот в темноте. Но этот шепот не дает мне спать.».
Валя сидела на полу, сжимая в руках записную книжку, мир переворачивался с ног на голову. Ее отец боялся не Седова. Он боялся кого-то другого, кто запугал его много лет спустя после трагедии. Кого-то, чье слово было «законом». Он всю жизнь боялся некого «С.», который «все знал».
«С.»? Седов? Но он был всего лишь бригадиром. Его слово не было законом.
Крупная, страшная догадка осенила её. Валя вспомнила холодные, уверенные глаза Александра. Его властность, связи. Его ярость, когда речь заходила о вине отца – Аркадия.
Девушка выбежала из кабинета, почти столкнувшись с Максимом в коридоре.
— Макс, — задыхаясь, проговорила она, — мы все неправильно поняли! Мы искали не того!
Она протянула ему листок.
— Отец до самой смерти боялся не Седова. Он боялся кого-то могущественнее, — она посмотрела на Максима с ужасом, — что если Александр все это время знал? Что если его отец, Аркадий, и был тем, кто во всем виноват? Может, это он дал добро на заниженную смету? Или совершил еще какую-то роковую ошибку? И Александр это скрывает? Он ведет свое расследование не для поиска правды, а для ее сокрытия? Он солгал нам про Седова, чтобы отвести подозрения от своего отца!
Максим читал каракули Владимира Полянского, и его лицо становилось все суровее. Раскол между ними моментально исчез, растворился в лице нового, еще более страшного открытия. Макс и Валентина стояли на пороге новой тайны, куда более глубокой и опасной.
— Ты думаешь, он специально подсунул нам версию про Седова, как ложный след? — тихо спросил Максим.
— Да, — прошептала Валя. — Понимаешь, всю жизнь считали, что мой отец оговорил брата, но что если отец сказал правду? Что если дядя Аркадий, действительно, единственный виновник трагедии, а Александр знает об этом, но не желает, чтобы его имя связывали с отцом - преступником. Куда лучше, если отец могущественного Александра Полянского — невинная жертва обмана и в тюрьму сел потому, что его подставили, оболгали?
Теперь-то они поняли что их «союзник» — Александр Полянский — возможно, и есть главный враг и хранитель самой мрачной семейной тайны.
Парень и девушка молча смотрели друг на друга. Каждый скрип половицы, каждый шорох за окном заставлял вздрагивать. Они понимали — Александр не остановится. Он почуял опасность и теперь действовал на опережение.
На следующее утро Максим, несмотря на протесты Вали, решил сходить в районный архив — проверить одну из версий по старым отчетам шахтоуправления. Он вышел за калитку и стараясь выглядеть бодро, насвистывал какую-то мелодию, но свист получился нервным, сбившимся.
Валя, стоя у окна, с тревогой смотрела вслед Максиму и вдруг увидела, как из-за угла соседнего дома медленно выезжает темный внедорожник. Сердце замерло. Она бросилась к двери, но было уже поздно.
Раздался резкий звук тормозов, приглушенный крик, потом — оглушительная тишина. Валя выбежала на улицу.
Максим лежал на земле у калитки, зажимая рукой голову. Из-под пальцев сочилась алая кровь. Внедорожник с затемненными стеклами уже исчезал за поворотом.
— Макс! — закричала она, падая перед ним на колени. — Максим!
«Секретики» канала.
Рекомендую прочесть
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка ;)