Внутри лежали папки с документами, несколько старых блокнотов и… еще одна фотография.
На ней была запечатлена группа шахтеров у входа в «Глубокую». Все смеются, смотрят в объектив. Все, кроме двоих. Владимир и Аркадий Полянские стояли чуть поодаль. И снова между ними висела та же невидимая стена ненависти. А на заднем плане, чуть размытый, стоял еще один человек — молодой, крепкий, с жестким, недобрым лицом. И он смотрел не в объектив, а на братьев. В его взгляде читалось нечто пугающее — торжество и предупреждение.
На обороте фотографии рукой отца Вали было написано: «Н. Седов. Наш бригадир. Он все решил».
Валя показала находку Максиму.
—Седов… Николай Седов? Бригадир. Он «все решил». Что решил? И при чем здесь эта ненависть между отцом и дядей?
— Один человек знает ответ наверняка, — мрачно сказал Максим. — Твой любезный братец в Москве, но он нам ничего не скажет.
— Тогда будем искать здесь, — с вновь обретенной решимостью сказала Валя. — Если этот Седов еще жив, мы его найдем и он нам все расскажет.
Тайна «Глубокой» обрела новое имя. И они понимали, что идут по опасному следу. Но отступать было уже поздно. Слишком много жизней было сломано из-за этой тайны. Молодые люди поклялись друг другу докопаться до истины ради прошлого, ради будущего и ради себя самих.
Дни в доме на окраине поселка текли медленно и напряженно. Ощущение слежки не исчезало. Каждый скрип ворот, каждый случайный прохожий заставлял вздрагивать. Седова Николая они не нашли — то ли умер, то ли уехал, а те, кто мог что-то знать, упорно молчали. Стена молчания казалась непреодолимой.
Валя перебирала старые фотографии и документы из сейфа, вглядываясь в лица незнакомых людей, пытаясь угадать в них того самого бригадира с жестким взглядом. Максим чинил все, что попадалось под руку в доме, — чтобы занять себя и отогнать тревожные мысли.
Однажды вечером, когда за окном бушевала настоящая уральская метель, зазвонил телефон Максима. Он посмотрел на экран и удивился.
— Мама? — ответил он, отходя в сторону.
Отношения с Марией оставались трудными, полными невысказанного, но они звонили друг другу. Короткие, неловкие разговоры о здоровье, о погоде. Первые шаги к примирению. Разговоры становились все более длительные, Максим даже рассказал о том, зачем именно поехал с Валентиной на Урал.
Молодой человек молча слушал, и его лицо постепенно менялось — от удивления к сосредоточенности.
—Подожди, мам, помедленнее… Да, я тебя слушаю… Балетная пара? В Шахтинской долине?.. Имена? Запишу.
Он схватил карандаш и клочок бумаги, торопливо что-то записывая.
— Спасибо! Спасибо огромное! Это может быть очень важно! Передам… Да, конечно. Береги себя.
Он положил трубку и обернулся к Вале, у которой от любопытства захватило дух.
— Это был… детектив в юбке, — с легкой улыбкой сказал он. — Мама вспомнила кое-что. В начале восьмидесятых их театр приезжал на гастроли на Урал. И она подружилась здесь с парой из местного театра — Николаем и Ларисой. Они были немного старше Марии, но это не помешало дружбе. Потом мама переписывалась с Ларисой долгое время, общались в соцсети и… она вспомнила, Лариса оставляла маме адрес, приглашала в гости, но мать заболела и…в общем, она вспомнила, родом супруги именно из Шахтинской Долины, а работали в Екатеринбурге несколько сезонов. Мать нашла в переписке этот самый адрес. Говорит, если они до сих пор живут в Шахтинской Долине, то должны помнить все местные сплетни тех лет, в том числе и про шахту.
На следующий день, едва рассвело, молодые люди отправились на поиски. Адрес, данный Марией, привел их в небольшой, но ухоженный домик недалеко от бывшего Дворца культуры. На их стук вышла худая, изящная женщина лет семидесяти с яркими, живыми глазами.
— Да? Вам кого? — спросила она.
— Мы ищем Ларису и Николая, — сказала Валя. — Нам посоветовала обратиться… Мария Громова. Из Москвы.
Глаза женщины вспыхнули узнаванием.
— Машенька? Господи, сколько лет! Проходите, проходите, не стойте на холоде!
В маленькой, залитой солнцем гостиной их встретил сухопарый, подтянутый мужчина с седыми усами — Николай. Узнав, что они друзья Маши, супруги расцвели.
— Ну, рассказывайте, как она? — засыпала вопросами Лариса, усаживая их за стол и тут же ставя чайник. — Мы так переживали, слышали, у нее с ногами беда… Она же вся в танце была!
Пока Максим рассказывал о матери, Валя смотрела на эту пару. Они излучали такое тепло и такое единение, что стало ясно — их любовь прошла проверку временем.
— А мы к вам, собственно, пришли поговорить не только о Марии, — осторожно начала Валя, когда первый пыл встречи поутих. — Мы пытаемся узнать кое-что о прошлом. О шахте «Глубокая» и о событиях, произошедших там в 1981 году.
Улыбки мгновенно исчезли с лиц супругов. Они переглянулись.
—Зачем вам это? — строго спросил Николай. — Темную воду мутить не нужно, молодые люди…
— Это очень важно для моей семьи, — тихо сказала Валя. — Мой отец — Владимир Полянский. Его брат — Аркадий. Они работали на «Глубокой». И что-то там случилось… что-то, что сломало их жизни.
Лариса вздохнула и положила свою руку на руку мужа.
— Коля, ну может, хватит уже молчать? Все равно все давно в могилах. А девочке, видно, правда надо.
Николай помолчал, смотря в свою чашку, потом поднял на них серьезный взгляд.
— Ладно. Только это не для чужих ушей. Дело было темное. В августе 81-го на «Глубокой» случился обвал. Небольшой, по меркам того времени. Но людей погибло… несколько человек. Пятеро, кажется.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
— Но официально обвала не было. Ни в каких сводках. Руководство шахты все списало на «внезапный выброс породы», на стихию, мол, никто не виноват. Семьям выплатили деньги, чтобы молчали. А тех, кто мог говорить… тех либо запугали, либо перевели на другие участки.
— А при чем здесь братья Полянские? — спросил Максим.
— Они были в той смене, — вступила Лариса. — Они были свидетелями. Говорили, будто бы обвал случился из-за халатности — то ли взрывники неправильно заложили заряд, то ли крепления старые были, а начальство сэкономило на замене. Точно уже не узнать, но ходили слухи… — она понизила голос, — что братья были не просто свидетелями. Что они были… причастны. Кто-то из них или оба что-то знали и молчали. Или наоборот, хотели говорить, но их заставили замолчать.
— И из-за этого они поссорились? — прошептала Валя.
— Ссорились они, милая, еще до того, — покачал головой Николай. — Из-за женщины, говорят. Оба были безумно влюблены в Наталью Лагунскую из соседнего поселка, а она — первая красавица, умница, не любила ни одного из них, зато морочила голову и одному и другому. Очень уж ей нравилось поклонение, обожание, восхищение. Так что ненависть между братьями была давно и началась она еще до женитьбы обоих. Наталья, в конце-концов, уехала, оставив обоих с носом, а браться так и продолжили бодаться, обвинять друг друга. Дрались неоднократно, но это уже другая история. А трагедия в шахте — это другая история. Владимир, твой отец, Валя, он был пробивной, хитрый. Говорили, он мог использовать эту тайну против брата, чтобы его подставить. Или наоборот — Аркадий, как старший, мог давить на младшего, чтобы тот молчал.
Максим и Валентина возвращались домой в полном молчании, переваривая услышанное. Картина начала проясняться, но становилась все мрачнее. Не наследство было причиной вражды. Причина крылась глубже — в ревности, в зависти, в предательстве. Как такое может быть, чтобы два родных брата настолько ненавидели друг друга?
Дома Валя снова взяла в руки дневник отца. Теперь она читала его по-новому, зная о трагедии в шахте, влюбленности в одну женщину. И более ранние, юношеские записи заиграли другими красками.
«Встретил ее сегодня у клуба. Смотрела на него, а не на меня. Как будто я пустое место. Он всегда так. Всегда лучше, всегда первый. Добьется своего, а потом бросит её, как и все остальное».
«Опять она спросила о нем. Словно я не существую. Хорошо же, пусть так! Если бы она знала какой он на самом деле».
«К. говорит, что нужно молчать. Что иначе будет хуже. Но я не могу. Как же мне трудно молчать! Как невыносимо».
— Смотри, — показала она записи Максиму. — Отец ревновал. Страшно ревновал. И эта трагедия в шахте… неужели он увидел в ней шанс подставить брата? Может быть, он пошел в милицию? Сказал, что виноват Аркадий? Или бригадир Седов, тот самый, что «все решил», предложил им сделку — молчать в обмен на что-то? А потом отец использовал это против брата?
— Возможно, — мрачно сказал Максим. — А может, Аркадий был действительно виноват? Может, это он был тем самым нерадивым взрывником? И Владимир его прикрыл, а потом всю жизнь держал над ним этот дамоклов меч? А потом, когда родители умерли, решил, что брат и так в долгу, и забрал наследство себе, как плату за молчание?
Они смотрели друг на друга, и общее прошлое двух братьев вырастало перед ними как мрачная, трагическая драма с множеством действующих лиц и лишь двумя выжившими героями-врагами.
— Значит, наследство… это была не причина, — тихо сказала Валя. — Это был финальный акт. Последнее предательство после долгих лет взаимных упреков и ненависти. А проклятие тети Анны… оно было не из-за денег. Оно было из-за сломанной жизни её мужа. Из-за того, что его сломал его же родной брат.
Она закрыла лицо руками.
— Боже, как же все это страшно и… гадко.
Максим обнял ее.
— Это мир людей. Со всеми слабостями, страхами и ошибками. Они были молоды, они любили, они хотели быть счастливыми, а попали в жернова обстоятельств и не смогли выбраться. Не смогли простить.
Макс посмотрел в окно, на заснеженные ели.
— Нам с тобой нужно найти бригадира Седова. Он — ключ. Только он знает, кто из братьев был прав, а кто виноват, или они были виноваты оба.
Тайна «Глубокой» наконец-то обрела хоть какие-то контуры, но главное было еще впереди. И они понимали, что, докопавшись до истины, они могут разрушить последние иллюзии, но иначе было нельзя. Правда, какой бы горькой она ни была, была единственным способом остановить проклятие и дать шанс следующим поколениям Полянских.
Решение найти Седова стало навязчивой идеей. Они обзвонили все возможные справочные, обошли еще десяток старожилов, на этот раз упоминая не шахту, а конкретно его имя. И однажды уставшая женщина, жена одного из погибших шахтеров, сжалившись над их настойчивостью, пробормотала:
— Седов Николай Петрович? Кажется, он после закрытия шахты уехал в Пермскую область, к сестре. Но потом, через много лет вернулся и жил здесь у нас бобылем. Одинокий он был, так и прожил в родительском доме…На улицу почти не выходил, ни с кем не общался. Его можно было встретить, если в магазин идет или к матери на кладбище. Тут его мать похоронена, могилу он навещал постоянно. Да, вы сходите к нему. Не знаю, правда, жив ли. Давно не видела.
Это была слабая ниточка. Холодным, ветреным утром они отправились на окраину поселка по адресу, который указала женщина. Макса и Валентину встретили старые, покосившиеся дома, многие из которых были заколочены, заснеженные холмики, тишина, прерываемая лишь карканьем ворон.
Дом Седовых, тоже, был заколочен. Было понятно, что здесь давно никто не живёт. Умер что ли хозяин. Валентина тяжело вздохнула:
— Все, — прошептала Валя, и в ее голосе прозвучало отчаяние. — Концы в воду. Мы никогда не узнаем правду. Проклятие не позволит узнать. Сколько ни бьемся, Макс, все зря.
Они уже повернулись, чтобы уйти, когда к забору подошла пожилая женщина с пустым ведром. Она внимательно посмотрела на них.
— Вы к Николаю? Родственники? — спросила она хрипловатым голосом.
— Нет… Мы искали его, чтобы спросить об одном старом деле, — осторожно ответил Максим. — О шахте «Глубокая».
Женщина, представившаяся соседкой Седова, Мариной Ивановной, вздохнула….
— Беда с ним была. После шахты он другим стал. Мрачным, пил горькую. Все твердил, что на нем грех лежит. Что он «спас двух шкетов, а сам в ад за это». Перед смертью жестоко мучился, бредил. Все про какой-то обвал, про пацанов, которые друг на друга смотрят, как волки… Ухаживала я за ним перед смертью. Жалко, одинокий ведь был, совсем никому не нужен. Когда бредил, такую ерунду рассказывал, да я особо-то не прислушивалась.
— Он ничего не оставил? Записок? — нетерпеливо спросила Валя.
— Кому он там что оставит-то? Холостяком был, один как перст. После него я разбирала хату. Только старый сундук с хламом. Да вот…письмо какое-то нашла, нераспечатанное. Адресовано какому-то человеку, а обратный адрес — здешний. Да все руки не доходят отправить или выбросить. Может, вам оно надо?
— Вы можете показать письмо, — поторопилась ответить Валентина.
— Сейчас принесу, — равнодушно пожала плечами соседка.
Сердце Вали заколотилось. Она почти выхватила старый, пожелтевший конверт. Видимо, Седов давно написал, да отправить не решался. На нем был указан адрес Седова в поселке и московский адрес. Имя получателя стерлось, но фамилия читалась: Полянский.
Не задерживаясь больше ни минуты, они вернулись домой, и Валя дрожащими руками вскрыла конверт…
«Секретики» канала.
Рекомендую прочесть
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка ;)