Есть такие дни... когда солнце светит в окно, а ты этого не видишь. Лежишь на кровати, впившись взглядом в потолок, вроде бы слышишь, как мама хлопочет на кухне, и бабушкины шорохи на балконе, и звон чайных ложек - но тебе кажется, что всё происходит где-то в другой реальности. А в этой - будто японское кино без цвета и без звука, только сердце где-то бьётся исподтишка: тук - тук - тук.
Меня зовут Маша. Мне восемнадцать, по паспорту - взрослый
человек, а по ощущениям иногда... будто меня просто нет. Всё началось с
истории, которая ведь бывает почти с каждой: встретила я Его, улыбалась, не
могла дождаться вечера, писем, звонков. Сначала - как в сериале про любовь: его взгляд - космос, его смешные сообщения, его ладонь тёплая в руке.
А потом началось странное:
Почему ты снова идёшь гулять с подругой, а не со мной?
С кем ты переписывалась? Покажи, не бойся.
Я просто люблю тебя... держусь за тебя... ни о чём не прошу...
Любовь? Или что-то вроде удушающего облака. Я всё реже
встречалась с друзьями, потом - почти перестала. Всё было только про него. Мне казалось - ничего страшного, он так нежно говорит, жалуется, что ему без меня плохо... Только почему мне самой становилось всё хуже?
Сначала ушёл интерес к учёбе, исчез аппетит, в голове будто
застёжка сломалась: не думается, не спится, не улыбается... Я смотрела на себя
в зеркале и спрашивала: это ты? Тот весёлый человек, который глупо танцевал под дождём, сочинял глупые стихи, водил подруг в кино? Где они, эти части меня?
Вот так год с лишним из моей жизни постепенно вытекал, а
потом всё оборвалось - тяжело, стыдно, с криками и обвинениями, с виной,
которая легла тяжёлым камнем на сердце...
Да я же ради ТЕБЯ столько сделал! Как ты могла меня бросить? Ты меня убьёшь, если уйдёшь...
Я ушла. Но, как оказалось, всё только началось.
Теперь я не плачу - я реву. Слёзы сами приходят. Ночью,
днём, в очереди, под душем. Родители хлопают дверями и шепчутся за стенкой.
Друзья куда-то делись - может, потому что я сама их отогнала. Смех пропал, лицо как будто застыло. Только страх всё сильнее - особенно если вспомнить о сессии, о ком-то новом, о себе...
Иногда просматриваю старые фото: там мы ещё смеёмся, там у
меня кот сидит на коленях, там мы с мамой щуримся на солнце... И думаю:
возвращается ли это когда-нибудь? Или я просто навсегда съёжилась, как сухая
листва, и теперь буду только раздражаться и бояться?
Может быть, вы слушаете меня сейчас, киваете и думаете - ну,
и что делать? Как ЗАБЫТЬ? Как снова стать собой? Или стать кем-то новым -
чуть-чуть счастливее?
Я заметила: люди боятся чужой боли - и своей боятся тоже.
Сначала мама ходила вокруг меня по струнке, как кот вокруг мохнатого куска
сыра. Присаживалась на край кровати, гладила по голове:
Маша, доченька, ну что тебе приготовить? Может, кино
посмотрим...
А мне - всё равно. Хоть кино, хоть шум дождя, хоть ничего.
Папа пробовал шутить, но быстро понял: шутки отскакивают от
меня, как горох от стенки. Сестра, Катя, втянула голову в плечи, сторонилась -
и это было больней всего.
Я просыпалась утром - на улице мороз, на стекле изморозь, а
внутри тоже что-то замерзло. Встаёшь - и не понимаешь: что делать с этим днём? Никто не ждёт. Он не напишет. Не позовёт. У меня больше нет "любимых" привычек, нет планов. Как будто выкрутили все лампочки.
Самое страшное - пустота. Знаете, когда сжимаешь кулак - и
не чувствуешь ничего? Вот это оно.
В какой-то момент я даже перестала мыться, не стригла ногти,
отращивала волосы до колтунов. Почему? Да просто не хотелось. Зачем? Для кого? Я обратилась в тень.
Парадокс - людям трудно говорить о себе, когда больно, но иногда всё меняет совсем простое. Был вечер, я лежала на подоконнике, смотрела, как на проводах сидят воробьи. Они что-то негромко тенькают между собой - не
боятся холода, тусуются, шепчутся. Я смотрю и вдруг понимаю: сейчас либо всё закончится, либо я крикну. Хоть кому-то. Хоть тишине - но КРИКНУ.
Я писала в заметки на телефоне: "Я не верю, что когда-нибудь
снова буду счастлива. Я не верю в себя. Я не знаю, как мне быть, просто болит.
Но я всё ещё хочу... хотя бы попробовать".
И - вы ведь наверняка знаете этот момент - иногда нужное
появляется случайно. Мама, оставляя яблоко на столе, махнула рукой:
Приходи вечером, у Кати гости, с нами посиди.
Я не хотела. Но что-то внутри подсказало - иди. Просто иди.
Катя принесла с кухни пряники, какой-то терпкий чай,
посадила рядом троих своих одноклассниц - они смеялись, вспоминали школьные ужасы, делились историями. Я вначале молчала, смотрела, как их глаза блестят от смеха.
А ты, Маш, помнишь, как нас выгнали с урока химии за
разговоры? - вдруг хлопнула Катя.
Я не помнила, точнее - не хотела помнить. Но они засмеялись,
подали мне чашку.
Всё когда-нибудь меняется, правда? - произнесла одна из
подруг, Лена, улыбаясь.
Да... - выдохнула я, неуверенно, зато впервые честно.
Я заплакала. Не от грусти - просто неожиданно, беспомощно.
Лена обняла меня:
Всё, что больно - надо пройдёт. Не за один вечер,
но точно пройдёт.
Потом я стала выходить на улицу по утрам. Просто - пройтись
квартал, дышать свежим воздухом, смотреть, как город просыпается, даже если
солнца нет. По пути на рынок услышала, как бабушка кричит внуку, а он - ей в
ответ. Смешно стало... Себя вспомнила - когда маленькой была, думала, что
взрослые не плачут вообще.
Со временем заметила маленькие детали: как утром пахнут
булочные, как собачники ссорятся из-за поводков, как снег хрустит под ногами.
Писала короткие заметки: "Увидела женщину в ярко-оранжевой шапке, ей семнадцать или семьдесят, но выглядит счастливо".
Это была первая победа - увидеть хоть что-то, кроме себя.
Но боль возвращалась. Иногда с удвоенной силой. На лекциях
остаться в пустоте - запросто. Согнуться над ноутбуком, уткнуться в шею шарфа,
чтобы никто не видел, - тоже.
Каждую ночь я обещала себе - завтра проснусь другой. Уже не
будут трястись руки, не будет этой тяжести внутри, не будет больше слёз. Но
утром всё повторялось. Я злилась на себя, ругалась.
Ну почему ты не можешь?! Хватит ныть. Окстись.
Это не помогало - ни капельки.
Однажды старый знакомый (по иронии - бывший одноклассник)
написал:
Привет, слышал ты поступила на журфак. Как живёшь?
Я отбивалась, отвечала коротко. Но он писал всё равно: о
погоде, о кино, скидывал смешные мемы. Я сначала злилась. Потом поймала себя на мысли: жду этих сообщений - как звона велосипеда во дворе, как запаха пирога.
Знаешь, Маш, мне тоже было плохо прошлой весной. - написал
он однажды. - Я думал - всё. А потом начал замечать: жизнь невозможна без пауз.
И если что-то ломается, это не конец, это просто... новая точка отсчёта.
Я зарыдала, читая его слова. Казалось, кто-то понимает меня,
правда, без упрёков и вопросов.
Показывалось солнце - иногда совсем чуть-чуть. Я покупала
себе булочку, шла на занятия, отвечала на вопросы преподавателей. Иногда
хватало сил улыбнуться.
Но всё равно был страх: что, если не получится? Что, если
сломаюсь? Что, если снова уйду в тень?..
Однажды вечером папа заглянул ко мне в комнату:
Маш, а хочешь на выходных съездить в деревню? Проведаем
бабушку.
Я вздохнула. Деревня поначалу ассоциировалась с тоской: там
нет связи, никаких вечеринок, одни маринованные огурцы. Но почему-то в тот
момент идея поехать казалась чуть легче, чем остаться в комнате.
Может, я просто устала от собственных мыслей? Или мне хотелось хоть какого-то движения - выйти из дома, уехать за черту города, хоть на денёк?
Я согласилась.
Хорошо, пап. Поехали.
Утром мы ехали по заснеженной дороге. Машина дрожала на
каждом ухабе, а за окном трещали деревья - будто стучали невидимыми кулачками в стекло: "Эй, ты не одна! Проснись!.." Сидя на заднем сиденье, я вглядывалась в неподвижные поля, искала там какое-то утешение, но находила только воспоминания: лето, велосипед, солнечный свет сквозь тонкие занавески, запах печёных яблок...
А помнишь, как мы с тобой летом бегали по этим лугам? Ты
тогда промокла вся до нитки, но всё равно визжала от счастья... - вдруг папа
решил разговорить меня.
Я слегка улыбнулась. Помню. За счастье в тот момент даже
промокшие ботинки казались мелочью.
Деревня встретила нас тишиной и мягким дымком из трубы
бабушкиного дома. Бабушка вышла на крыльцо в своем плюшевом халате, с
неизменной косынкой на голове - простая, родная, будто сама земля, с которой не сойти уже никогда.
Ой, приехали, мои голубчики! - крикнула она и обняла меня
крепко-крепко, так, что стало тесно в груди.
Пахло пирогами и солнцем, несмотря на снег. В доме было
тепло, и, кажется, от этого тепла стены дышали.
Мы втроем пили чай на кухне, слушали потрескивание печки, и
вдруг бабушка сказала просто и серьёзно:
Не держи всё в себе, Машенька. Плачь, кричи, смейся. Главное - не молчи.
Жизнь она такая: сегодня мороз, а завтра - капель.
Я почувствовала, как что-то внутри чуть-чуть отпустило.
Вечером я вышла на крыльцо. Над головой - чёрное небо в
мелких, как манка, звёздах, воздух чистый и ледяной. И впервые за долгое время - тишина не давила, а словно обнимала.
Я стояла, дышала - и вдруг поняла: сколько ещё всего
впереди... Сколько простых радостей я не замечала! Как интересна бабушкина
история о молодости, как забавно мяукает дворовый кот, как здорово пахнет
печёный хлеб.
На следующий день мы возвращались домой, и я смотрела на
себя в замерзшем окне машины - лицо вроде бы то же, а глаза... чуть ярче, чуть
живее.
Далеко не всё стало сразу светло и просто. Были откаты, были
дни, когда казалось: ничего не получится.
Но постепенно я училась снова доверять - миру, себе, улыбкам прохожих, смеху
сестры. И вдруг однажды: жарю утром омлет, пою тихонько под нос, и
мне... просто хорошо. Без причины.
Однажды вечером я снова встретилась с тем самым
одноклассником - пошли гулять по бульвару, пили чай из бумажных стаканчиков. Он молчал, слушал меня внимательно.
Всё меняется, Маш. Только не надо торопить - раны
зарастают своей скоростью.
Я кивнула.
Да, теперь я это знаю.
Впервые за долгое время мне стало легко оттого, что жизнь
идёт - и так бывает. Без великих событий, без драм... Просто она есть. Моя.
Так я научилась заново радоваться - не вопреки чему-то, а
просто потому что Солнце продолжает вставать за окном, потому что старый кот мурлычет на коленях, потому что мама говорит: "Не забудь шарф!"
Потому что даже самая тяжёлая ночь заканчивается рассветом.
Ты изменилась, Маш, - сказала однажды Катя, обнимая меня
перед сном.
Наверное. Я просто устала быть тенью. Теперь я - снова я.
Пусть и другой. Но живой.