Анна Викторовна стояла у окна, прижимаясь рукой к прохладному стекло. Осенний вечер медленно опускался на город, зажигая в мокром асфальте рыжие отблески фонарей.
«Какая промозглая, серая погода, — подумала она. — Совсем как к меня на душе».В руке женщина сжимала мобильный телефон, на экране которого еще светилось сообщение от сына: «Мама, приедем завтра в 18.00. Знакомиться будем. Она у меня особенная».
Особенная… Это слово отозвалось в сердце тревожным эхом. Ее Артем, ее умница, кандидат наук, такой серьезный и вдумчивый… Кого же он нашел? Кого приведет в родительский дом, пропитанный запахом старых книг и кофе, в ее мир, выстроенный годами?
Всю ночь Анна Викторовна не сомкнула глаз. Ворочалась на подушке, представляя себе незнакомку. Наверное, элегантная, из хорошей семьи. Может, коллега по университету? Утонченная, с безупречной речью… Да, точно такой она и должна быть. Тема вырос в интеллегентной семье: отец - акалемик, мать - филолог, доктор наук, он не мог увлечбся непонятно кем. Просто не мог.
Утром Анна Викторовна в ожидании гостей усердно принялась за уборку. Вытерла пыль с каждой фоторамки, с каждой фотографии ей улыбался Артем, вот он совсем маленький, а здесь - школьник, вот он после защиты. Отец так им гордился!
Женщина разложила белоснежные салфетки на полированном столе, поставила вазу с живыми цветами. Приготовила его любимые блюда: томленую утку с яблоками, греческий салат, на десерт — тирамису, конечно, собственного приготовления. Он сразу поймет, если будет покупное. Каждое движение было отточенным, почти ритуальным.
Она столько раз проигрывала этот день в голове, Анна Викторовна готовила не просто обед, она готовилась к новому этапу ее жизни. Эта девушка, которая переступит порог ее квартиры, станет матерью ее будущих внуков.
Ровно в шесть раздался звонок в дверь. Артемий никогда не опаздывал. Сердце Анны Викторовны дрогнуло и учащенно забилось. Она поправила шелковую блузку, глубоко вздохнула и повернула ручку.
На пороге стоял сияющий Артем. А рядом… Рядом — она.
— Мама, знакомься, это Лида, — с гордостью в голосе произнес сын.
Анна Викторовна застыла. Перед ней стояла не хрупкая утонченная орхидея, а… дикий полевой цветок.
Девушка лет двадцати пяти, в простеньком пальто, из-под которого виднелась небрежно повязанная яркая шерстяная шаль. Волосы, цвета спелой пшеницы, были заплетены в толстую косу, перекинутую через плечо. Ни капли косметики. Только веснушки на носу и огромные, голубые, как лесное озеро, глаза.
— Здравствуйте, Анна Викторовна, — сказала Лида, и голос у нее оказался низким, немного хрипловатым, очень теплым. Она протянула руки, полные каких-то узелков и баночек. — Это вам вельские гостинцы. Родители передали медку свойского, соленых груздей, варение этого года.
Анна Викторовна машинально приняла подношения. Руки у девушки были мягкие, ноготки короткие.
— Проходите… пожалуйста, — выдавила она.
Весь вечер прошел для Анны Викторовны как в тумане. Она сидела за своим идеальным столом и не могла отвести глаз от невестки. Лида ела и нахваливала утку, улыбалась, что-то рассказывала. Но каждый ее жест, каждое слово вонзались в сердце будущей свекрови тонкими иглами.
— Ой, какая вкуснятина! — восторгалась Лида.
— А вы… где учились? — стараясь быть корректной, спросила Анна Викторовна.
— Да я в техникуме отучилась на бухгалтера, — охотно ответила Лида. — Только работать пошла не по специальности. Сейчас на почте тружусь. Пенсии выдаю, посылки. Мне нравится.
Артем смотрел на нее с таким обожанием, словно она произносила не банальные фразы, а читает шекспировские сонеты. Анна Викторовне стало дурно.
— А родители ваши? — продолжала она допрос, чувствуя, как сжимается ее сердце.
— Мама у меня фельдшер, папа — лесничий, — улыбнулась Лида. — У них хозяйство большое. Они у меня золотые. Передавали вам большой привет и приглашение в гости.
Когда гости ушли, Анна Викторовна опустилась на стул в опустевшей кухне. Голова шла кругом.
"Бухгалтер… Лесничий... Вельск…Почта"
Она подошла к книжному шкафу, провела пальцами по корешкам томиков Бродского и Ахматовой. Казалось, они вздрогнули от одного только произнесенного вслух слова «вкуснятина». В этом доме никто и никогда так не говорил! Это все нереально. Это не может происходить с ней, с её сыном и в её квартире. Этого просто не может быть!
Жизнь после той встречи разделилась на «до» и «после». Артем все-таки женился. Молодая семья сняла небольшую квартиру на окраине. Анна Викторовна изредка наведывалась к ним, и каждый визит был для нее настоящей пыткой.
Квартира всегда была полна жизни, но жизни, которую Анна Викторовна презирала. На сушилке висели простенькие платья Лиды, на полу валялись мячики, хотя детей пока не было. На кухне пахло не базиликом и пармезаном, а вареной картошкой и пирогами с капустой. Лида вечно что-то месила, чистила, шила на старой бабушкиной машинке.
— Зачем тебе это? — не выдерживала Анна Викторовна, указывая на клубок ниток. — Сейчас все в магазинах купить можно.
— А это душевнее, Анна Викторовна, — отвечала невестка, не отрываясь от работы. — И Темке мои носки теплее фабричных. Он говорит, ноги не мерзнут.
— Артем, — поправляла ее свекровь. — Его зовут Артем.
— Ладно, Артем, — легко соглашалась Лида.
Но самое страшное для свекрови — это была ее речь. Она «ложила» вместо «клала», говорила «ихний» и «евойный». Анна Викторовна, филолог по образованию, буквально физически страдала.
— Лидия, нельзя говорить «едь» и «ехай»— это безграмотно! Только «поезжай» — восклицала она однажды, когда они вместе поехали в магазин.
— Ой, Анна Викторовна, какая разница? Он же понимает! — смеялась Лида и хлопала мужа по плечу. — Правда, Тем, понимаешь?
— Конечно, понимаю, — улыбался Артем.
И в его улыбке Анна Викторовна с ужасом читала то, чего боялась больше всего: он был счастлив. По-настоящему, простодушно счастлив. Ей казалось, он опускается. А она, его мать, бессильна это остановить.
Конфликт достиг точки кипения, когда Лида забеременела. Анна Викторовна примчалась к ней, полная «разумных» советов.
— Лидия, вам сейчас нужно думать о будущем! Ребенку нужна обеспеченная жизнь. Не пора ли тебе подумать о карьере? Может, на курсы какие, пока в декрете будешь сидеть? Образование получить надо.
Лида сидела на диване, положив руки на еще невидимый животик, и смотрела на свекровь спокойными, бездонными глазами.
— Анна Викторовна, я ребенка рожать буду, а не карьеру делать. Ребенку мама нужна. А насчет денег… Мы с Артемом как-нибудь справимся. Шиковать, конечно, не получится, но и бедствовать мы не собираемся. Нам хватает.
Свекровь вышла из квартиры и тут же набрала сына.
— Артем, что ты наделал! Ну ладно, увлекся, ладно, женился, но ребенок! От кого!!! Ты мог бы найти женщину своего уровня, — сорвалась наконец Анна Викторовна. — Которая бы тебя вдохновляла, а не тянула вниз! Которая была бы образованной, а эта! Что она даст ребенку? Как она его воспитает? Чему научит? Ты же слышишь, как она говорит. Девка безграмотная! Живет больше года в Москве, а так и не переучилась. Стыд-то какой! Артем, ты должен...
— Мама, хватит. Лида — моя жена. Она самая лучшая. И ребенку сможет дать по-больше любой избалованной москвички. И язык ее мне милее любого самого правильного русского. Я люблю ее. И прошу тебя: больше никогда не поднимай эту тему! Никогда! Слышишь?
Анна Викторовна уехала, рыдая в такси. Она потеряла сына. Она была в этом уверена.
Прошел год. Родилась девочка, маленькая Ксюша. Анна Викторовна видела ее лишь на фотографиях, которые Артем изредка присылал в мессенджере. Гордость не позволяла ей сделать первый шаг.
Она жила в своей тихой, чистой квартире, ходила на работу в архив. Одиночество стало ее постоянным спутником.
И вот однажды, возвращаясь из магазина, она поскользнулась на обледеневшем крыльце своего подъезда и упала. Резкая боль в ноге пронзила все тело. Она не могла встать. Прохожие помогли, вызвали скорую. Диагноз — сложный перелом лодыжки. Гипс, костыли и полная беспомощность.
Первые дни в больнице были адом. Артем приехал на пятнадцать минут, суетливо оставил пакет с фруктами и умчался на какую-то важную конференцию.
Он звонил каждый день, спрашивал о самочувствиии, иногда в трубке были слышны крики ребенка и усталый голос Лиды. Анне Викторовне было одиноко. Мир, которым она так гордилась, — ее самостоятельность, ее независимость — рухнул в одночасье.
Как-то утром, глядя на то, как за окном тает снег, она подумала, что это тает ее жизнь. Бессмысленная и пустая. Внезапно дверь в палату скрипнула.
— Анна Викторовна? Можно к вам?
На пороге стояла Лида. В одной руке она держала большую сумку-термос, в другой — пакет с какими-то вещами. Лицо ее раскраснелось от мороза, на ресницах таяли снежинки.
— Лида… — прошептала Анна Викторовна, не веря своим глазам.
— Здравствуйте! Артем в командировку уехал на две недели, а вас одну оставлять нельзя. Я маму вызвала, чтобы с Ксюшей псидела. Так что теперь я буду каждый день приходить.
Она постаивла пакет на стол, достала оттуда кастрюльку.
— Это вам куриный бульон, на деревенском петушке. Он сил придает. И пирожков с вишней принесла, Артем сказал, что вы их любите.
Анна Викторовна молча смотрела, как эта «простуха», эта «безграмотная девка», хлопочет вокруг нее, поправляет подушку, наливает в чашку душистый бульон.
— Зачем? — тихо спросила она. — Зачем ты это делаешь? После всего, что я…
Лида обернулась. В ее глазах не было ни обиды, ни упрека. Только тихая, спокойная мудрость.
— А что вы мне такого сделали? — Удивилась она. — Побурчали немного. Вы же мама Темкина… Артема. А он мне самый родной человек на свете. Значит, и вы мне родная. У каждого свои недостатки, — сказала Лида и улыбнулась.
Она поднесла чашку к губам Анны Викторовны. Та сделала глоток. Горячий, наваристый, бульон разлился по телу живительным теплом. Теплом, которого ей так не хватало все эти долгие месяцы.
— Спасибо, — смогла выговорить она, и глаза ее наполнились слезами.
— Да что вы, пустое, — отмахнулась Лида и принялась раскладывать вещи на тумбочке. — Ой, смотрите-ка, у вас тут простынь сбилась. Сейчас я ее поправлю. А если вам что-то нужно, вы говорите, я все сделаю, или завтра принесу.
Невестка ловко, сильными руками, дернула простынь. И Анна Викторовна, закоренелый филолог, впервые не заметила, что та сказала не «простыня», а «простынь», заметила только заботу в этих девичьих руках.
И женщина почувствовала, как каменная глыба, что давила на сердце все это время, начала медленно таять. Так же, как снег за больничным окном. Таять, уступая место чему-то новому, хрупкому и невероятно важному.
ЧИТАЮТ СЕЙЧАС