- Когда я вырасту большая. Глава 48.
Маруся выходила на работу без особого желания. Савелий с Валентиной Ивановной два или три раза в неделю ездили за товаром. Деньги в деревне были только у пенсионеров. Семьи с детьми выживали, ожидая, когда бабушка или дедушка получат пенсию. Тем временем росли их долги в толстой, покрытой жирными пятнами, магазинной тетради.
Хозяйка каждую пятницу в четыре часа вечера выносила со склада крепкий табурет и садилась, покряхтывая, около прилавка. Она помнила Марусю ещё с детства, возможно поэтому в разговоре сквозила снисходительность и фамильярность.
- Ну что, Марусь, давай долги посчитаем.
Маруся вытерла руки о сырое полотенце, которое она множество раз за день прополаскивала в бывшем селёдочном ведре, в котором теперь был хлорный раствор. Затем о сухое полотенце, лежащее под весами, и доставала из ящика заветную тетрадь. Пальцы быстро порхали над чёрным калькулятором, спрятанным в одноразовый тонкий полиэтиленовый пакетик. Цифры на некоторых клавишах стёрлись и были написаны штрих-корректором, именуемым среди школьников «замазкой». Женщина внимательно пробегала глазами и, почти не глядя на калькулятор, складывала суммы.
Хозяйка, щуря бледно-голубые глаза, казавшиеся щёлочками на её заплывшем жиром лице, следила за каждым движением продавщицы, будто терпеливо ожидая её промаха. С таким вниманием лиса, забравшаяся под крышу курятника, следит за своими жертвами, зная, что деться им некуда.
Покупатели, входящие в это время в магазин, молча ожидали завершения процедуры. Безразлично рассматривали они две коробки шоколадных конфет, примостившиеся над выходом в подсобку. Несколько бутылок ко_ньяка, насмешливо поблёскивающими своими звёздными этикетками. Один-единственный вид наливки, а также богатые ряды всем известного сорокаградусного изделия, незаменимого в дни посадочных или уборочных работ.
- Ну что же это, Марусь? Опять? Надавала в долги, добрая душа! Отдавать за них ты будешь? - по язвительному тону было понятно недовольство Валентины Ивановны.
- Так ведь пенсия на следующей неделе, - как можно безразличнее сказала Маруся. - Вы же знаете, все отдадут. Почти, - замялась продавщица на последнем слове.
- Вот именно, почти, - хозяйка подняла, опираясь обеими пухлыми руками на прилавок. Тот жалобно скрипнул, но сдержался. - Смотри, если все долги не закроют в этот месяц, из зарплаты вычту, - ласково заверила Валентина Ивановна. - За мой счёт хочешь добренькой казаться, а, Марусь? Ты, золотая моя, колхозное добро поди так же раздавала?
Маруся почувствовала, как жар обжёг серьёзное лицо. С трудом сохраняемое спокойствие медленно оставляло её.
- Вы не имеете права так со мной разговаривать, - гнев затоплял её сознание, как наполняют русло проснувшейся реки тающие на бесконечных полях, снега. - Я - наёмный работник. Ваши действия нарушают мои права. Мало того, что вы мне в счёт зарплаты всю тухлятину даёте, так теперь вообще решили зарплату не платить?
- Ой! - хлопнула себя по необъятным бокам Валентина Ивановна. - Испугала, Машка! Ты мне ещё прокуратурой пригрози!
Маруся машинально протёрла прилавок, смахнула невидимые крошки с калькулятора. Подняв счёты, вытерла одним мягким движением под ними.
- А ведь тогда и тебе ответить придётся, Марусь. И за подкрученные весы, и за пакетики бесплатные, которые ты по двадцать копеек продаёшь. Давай уж вместе пойдём, всю правду расскажем. Заодно про мать твою, бывшую кладовщицу, у которой теперь сарай ломится от колхозных гвоздей да болтов.
Маруся, заведя обе руки за спину, медленно развязала синий халат. Скинула с шеи тонкую, как верёвка, давящую лямку. Аккуратно сложила халат в прозрачный пакетик и положила его на прилавок.
- Вот, забирайте. Он чистый, сегодня только надела.
- Не сметь! - рыкнула Валентина Ивановна. - Отрабатывать будешь, со_плячка! Сама мне про закон рассказываешь, сама как корова безродная, куда хочешь, туда и рогами тычешься?
Маруся пристально посмотрела в сердитые глаза хозяйки, ставшие цвета серого осеннего неба:
- Я знаю, что Вы меня официально не трудоустроили. И что налоги за меня никакие не платите. Я в налоговой была на прошлой неделе. Не отдадите завтра зарплату - пожалеете.
Она вышла на улицу и подняла голову к небу. Летели гусиные стаи, покрывая небо серыми плавно двигающимися точками, похожими на аккуратно выписанные в тетради первоклассника, запятые. Маруся не чувствовала страха за завтрашний день, а только чувство, будто наконец лопнула натянутая нить, мешавшая ей свободно жить и дышать.
***
Валентина Ивановна отвернулась, чтобы не видеть выходящую из высоких дверей продавщицу. Что характер у Маруси не сахар, она знала. Без железного стержня главбухом не поработаешь. Но что Иринкина дочь ещё и такой пронырой окажется, предположить не могла. Женщина оглядела полки. С раздражением в очередной раз отметила, что на них нет ни пылинки. Что полы вымыты дочиста, а серая тряпка не киснет, скукожившись, в ведре, как это было при ней. Валентина Ивановна вытащила халат и приложила его к себе. Не было смысла пытаться прикрыть хоть половину своего дородного туловища, выставив вторую его часть на посмешище. Снова вставать за прилавок ей не хотелось. Прислуживать деревенским и считать их мятые рубли да грязные копейки. Дочку тоже жалко, не хватало ещё, чтобы она «выкинула». Не один ящик, не одно ведро придётся за смену поднять. Допускать чужого человека к такой кормушке тоже опасно. Пусти, как говорится, козла в огород. Пенять потом будет не на кого. Остаётся один вариант - зятёк Савелий. Пыжится, пыхтит, ворчит, но терпит. Любит и сладко поесть, и крепко выпить.
«- Надо подумать, как обстряпать его явление за магазинный прилавок, - подумала Валентина Ивановна и улыбнулась. - Опять же, нет худа без добра. Этому олуху и платить ничего не придётся!»
***
Лена собиралась в школу с вечера. Подготовив на столе учебники и тетради, она проверяла пенал. Не нужно ли подточить карандаш, есть ли тонкий запасной стерженёк. Затем складывала всё в квадратную спортивную сумку на длинном ремне и ставила её около комнатной двери.
Брат, если был в это время дома, насмешливо наблюдал за ней. Чистюля, аккуратистка. На её настенной полке тоже порядок, книжки выстроены по росту. Завершает построение потрёпанный англо-русский словарь в тканевой серой обложке, клееный-переклеенный во множестве мест. Сам Кирилл никакой тяги к иностранному языку не испытывал. Не учил ни русский, ни математику, а уж тем более английский. На школьных переменах бегал поку_рить с пацанами, тогда как Лена прибегала в спортзал с высоким, как в деревенской церкви, потолком. Под её школьной формой были надеты синие спортивные шорты, и на большой перемене можно было попрыгать через козла или взобраться по канату на такую высоту, что кружилась голова.
Она была не одна такая в школе. Спортивный зал кишел детьми всех возрастов, с первого по восьмой класс. Малыши барахтались на матах. Старшеклассники пасовались волейбольным мячом, разбавляя звонкие удары вырвавшимся облачком смеха из-за отражённого трудного мяча. Жизнь кипела в школе. Хоть географические карты были протёрты в некоторых местах до дыр, а в столовой давали отдающую синевой перловку, сваренную на воде, дети смеялись, дружили, веселились. Ходили друг к другу в гости и гуляли под моросящим дождём до самых серых промозглых сумерек.