Людмила проверяла все ли на месте, прежде чем тащить конспекты к машине. Она перебирала тетради и наткнулась на толстый фотоальбом. Тот самый, который они с Леной делали на первом курсе.
«Наши лучшие моменты».
Она провела пальцами по выцветшей надписи и открыла его. Сразу бросились в глаза снимки с Леной. Смешные, юные, с глупыми прическами и горящими глазами. Вот они на дне рождения обмазались тортом, а это на лавочке в парке, прогуляли занятия. И вдруг фотография, от которой у Людмилы что-то екнуло внутри. Это ее 18-летний день рождения. Она сидела на диване в этой самой квартире. На ней ее любимый свитер – объемный, мягкий, цвета топленых сливок, подарок отца. Она обожала эту вещь, носила постоянно, пока он не потерялся где-то при переезде. На фотографии Люда смеялась, а Лена… Смотрела не в объектив, она глядела на свитер Людмилы. И в этом взгляде сквозило нечто странное. Не зависть, а что-то похожее на голод. Пристальное, оценивающее почти звериное любопытство. Словно она мысленно примеряла этот свитер на себя. Людмила тогда в свои 18 не обратила внимания, а сейчас в 30 увидела с ужасающей ясностью – Лена что-то замышляла. Людмила захлопнула альбом. Стало зябко, пора уходить. Она уже собиралась встать, как вдруг услышала звук. Тихий шорох из родительской спальни. Сердце ухнуло вниз. Она думала, Лена на кухне. Что она делала в спальне матери, пока та отдыхала в соседней комнате? Людмила медленно, на цыпочках подошла к приоткрытой двери спальни и заглянула в щель. Лена стояла спиной к двери перед большим платяным шкафом Ирины Борисовны. Одна его створка распахнута. Лена держала в руках мамину старую пуховую шаль. Прижимала ее к лицу, нюхала, затем аккуратно положила в полку. Призадумалась и вытащила из глубин шкафа что-то еще. Это тот самый свитер, ее, цвета топленых сливок, немного пожелтевший от времени, но безошибочно узнаваемый. Он не потерялся при переезде, а лежал все время в мамином шкафу. Людмила зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть, а Лена неторопливо, с какой-то торжественностью натянула свитер на себя. Он сидел на ней мешковато, чужеродно. Она подошла к большому трюмо, посмотрела на свое отражение, поправила воротник, провела рукой по мягкой шерсти и улыбнулась. Но не обычной дружелюбной улыбкой, это тихая, победная, почти безумная ухмылка человека, который наконец-то получил то, о чем мечтал всю жизнь. Она смотрела на себя в зеркало так, словно видела не Лену в чужом свитере, а кого-то другого. Того, кем она всегда хотела казаться. Неожиданно в замке входной двери заскрежетал ключ. Лена вздрогнула, ее лицо мгновенно изменилось, улыбка исчезла. Она испуганно огляделась на дверь спальни. А Людмила поняла, что сейчас ее обнаружат, отшатнулась и бросилась в свою комнату. Она не представляла что страшнее, столкнуться с родителями или подругой, в украденном свитере. Звук открываемого замка послужил сигналом. Ледяной спазм сковал тело Людмилы. Она вжалась в стену своей старой комнаты и почувствовала спиной холодный узор выцветших обоев. Инстинкт, древний как мир, кричал одно.
- Спрячься, не дыши, исчезни.
Дверь открылась, раздалось шарканье отцовских ботинок по коврику. Глухой стук, это он поставил на пол сумку с продуктами.
- Ир? Ты спишь?
Его голос приглушался расстоянием и закрытыми дверями, однако прозвучал оглушительно громко. Людмила почти не дышала. Ее взгляд метался по комнате, прятаться негде. Шкаф, стол, кровать. Она, 30-летняя женщина, застыла в декорациях собственного детства как в ловушке.
А за другой дверью в спальне сейчас разыгрывалась своя беззвучная паника. Людмила почти видела это. Искаженное страхом лицо Лены, ее судорожные движения, когда она срывала с себя чужой украденный свитер. Она пыталась запихнуть его обратно в темные недра шкафа, пока не стало слишком поздно. Запах ее духов, ее присутствие, все это надо срочно стереть. Из гостиной донесся сонный, недовольный стон. Мать просыпалась.
- Коля, это ты? Дай поспать, голова раскалывается. – послышался ее слабый и капризный голос.
- Спи-спи, я тихо. – отозвался отец.
Людмила услышала его шаги. Он направился не в спальню, а в сторону кухни.
- Это мой шанс. – промелькнуло в голове Людмилы. – Сейчас или никогда.
Она бросилась к коробке. Та показалась неподъемной. Людмила подхватила ее, прижала к груди. Картон больно впился в ребра. Каждый шорох, скрип ее кроссовок по старому паркету, звучали как грохот барабанов. Она выглянула из комнаты. Коридор пустой. Дверь в гостиную прикрыта, оттуда доносилось бормотание телевизора да тихое покашливание отца с кухни. Дверь в спальню плотно закрыта. Лена затаилась там как паук в своей паутине. Людмила сделала шаг. Скрипнула половица. Она застыла, сердце подпрыгнуло. И все-таки сделала еще шажочек, и еще. Прошла мимо спальни и почувствовала ледяной холод. Он исходил оттуда. Стужа чужого присутствия, лжи, предательства. Ей показалось, что Лена стояла прямо за дверью, прижалась к ней ухом и тоже не дышала, а выжидала. Вот оно спасение, входная дверь. Людмила повернула ручку замка так плавно, как только могла. Механизм отозвался глухим маслянистым щелчком. Людмила потянула дверь на себя, попятилась и не сводила глаз со спальни. Она вывалилась на лестничную клетку, как пробка из бутылки. И только тогда позволила себе выдохнуть. Она спускалась вниз по ступенькам и не чувствовала веса коробки. Свежий холодный воздух с улицы ударил в лицо и отрезвил. Людмила оказалась в машине и позволила себе разжать пальцы. Коробка тяжело рухнула на соседнее сиденье. Руки дрожали так, что она не сразу смогла вставить ключ в замок зажигания. Она сидела несколько минут и глядела в одну точку. На окна своей бывшей квартиры на третьем этаже. Там сейчас разыгрывался свой спектакль. Отец кипятил чайник на кухне, мать спала на диване, а Лена, наверное, уже вышла из родительской комнаты с ее обычным заботливым личиком. Спросила, не желает ли Ирина Борисовна чаю с лимоном. И никто в этом доме не подозревал, что несколько минут назад Лена стояла перед зеркалом в чужом свитере и примеряла на себя чужую жизнь. Никто, кроме Людмилы. И это знание более увесистое, чем коробка с лекциями.
Людмила вернулась домой и сразу задвинула шторы. Она отрезала себя от солнечного осеннего дня. Ее новая стильная квартира, ее крепость, внезапно показалась ей стеклянной и проницаемой. Она поставила коробку с конспектами посреди комнаты и долго смотрела на нее как на неопознанный объект повышенной опасности. Затем она прошла на кухню и налила себе клюквенного морса залпом. Образ Лены в ее свитере, ее победоносная улыбка в зеркале стояли перед глазами, как стоп-кадр из фильма ужасов. Это не тривиальное желание понравиться Ирине Борисовне, это что-то другое, болезненное, непристойное. Присвоение чужого. Лена не просто надела свитер, она влезла в кожу Людмилы.
Людмила сделала несколько глотков залпом. Морс охладил тревожные мысли, и полегчало. В кармане запел телефон. Она вздрогнула. На экране светилось: «Лена». Она сбросила вызов. Через секунду пришла СМС-ка.
- Люд, ты что трубку не берешь? Все в порядке?
Перед глазами Людмилы заплясали буквы. Какая виртуозная невинность и мастерство. Она не ответила. Спустя десять минут новый звонок. Опять сброс, и новое сообщение.
- Людочка, я волнуюсь. Твоя мама проснулась и спросила, почему ты не зашла поздороваться. Сказала, что видела, как твоя машина отъезжала.
Ложь и идеально расставленный капкан. Мать не могла разглядеть ее машину с дивана в гостиной. Скорее всего, Лена сама наблюдала за ней в окно. Она все выдумала, чтобы заставить подругу оправдываться и объясняться. Вытянуть ее на разговор. Людмила швырнула телефон на диван. Она ходила по комнате. Что делать? С кем поделиться? С отцом? Он отмахнется: «Не лезь на рожон». Матери? Она обвинит ее в зависти и истерии: «Бедная Леночка, она хотела как лучше. А ты неблагодарная, все придумала». Людмила почти слышала голос матери.
Снова мелодия телефона, на этот раз «Мама». Сердце ухнуло. Ясно, Лена перешла на следующий уровень. Она нажаловалась Ирине Борисовне. Не ответить матери означало объявить непослушание.
- Да, мам.
- Людмила, что происходит? – голос Ирины Борисовны зазвенел возмущением, и в нем не осталось никаких следов недавней болезни. – Лена говорит, ты заезжала и даже не поздоровалась! Как вор схватила свою коробку и убежала. Тебе стыдно посмотреть нам в глаза после прошлого раза?
Каждое слово било по щекам. Лена не просто наябедничала, она уже выстроила свою версию событий. Удобную, логичную, где Людмила неблагодарная дочь.
- Мам, я не хотела тебя будить. Папа сказал, ты плохо себя чувствуешь. - Голос Людмилы звучал жалко даже для нее самой.
- Мое состояние напрямую зависит от твоего поведения! – отрезала мать.
Продолжение.