Мама не отпускает.
Звонок в дверь прозвенел ровно в семь утра. Я, с трудом разлепив глаза, поплелась открывать, уже зная, кто стоит на пороге. Никто, кроме Нины Петровны, моей свекрови, не приходил в такую рань без предупреждения.
— Доброе утро, Светочка! — пропела она, проскальзывая в квартиру с пакетами. — Я вам завтрак принесла. Блинчики свеженькие, только что испекла.
Я молча посторонилась, пропуская её на кухню. Спорить было бесполезно — за три года брака с Антоном я так и не научилась отказывать его матери. А она, словно чувствуя мою слабость, пользовалась этим на полную катушку.
— Антоша ещё спит? — спросила свекровь, доставая из пакета контейнеры с едой. — Надо его разбудить, ему на работу пора собираться.
— У него сегодня выходной, — сказала я, пытаясь пригладить растрёпанные волосы. — Мы вчера поздно легли, фильм смотрели.
Нина Петровна поджала губы.
— Фильмы до ночи? А потом весь день проспит. Разве так можно? В его-то возрасте уже о будущем думать надо, о карьере. Я вот принесла вырезку из газеты — его начальник ищет заместителя. Антоше надо бы подать заявку.
Я вздохнула, машинально наливая себе кофе. Для свекрови такие разговоры были обычным делом. Она знала лучше нас, как нам жить, где работать, что есть и когда спать. Мама не отпускает: как свекровь не давала нам жить своей жизнью — эта фраза точно описывала наши отношения.
— Ниночка, ты уже тут? — в кухню вошёл заспанный Антон, в домашних штанах и футболке. — Что-то случилось?
— А обязательно должно что-то случиться, чтобы мать навестила сына? — Нина Петровна всплеснула руками. — Я вот блинчики вам привезла. И нужно поговорить о твоей работе. Виктор Семёнович ищет заместителя.
Антон бросил на меня извиняющийся взгляд и сел за стол.
— Мам, я не хочу быть заместителем Виктора Семёновича. Мне нравится моя нынешняя должность.
— Нравится? — свекровь покачала головой. — Сидеть в своём отделе годами — это нравится? Без перспектив, без карьерного роста? Вот твой отец в твои годы уже цехом руководил!
— Другие времена были, мам, — устало сказал Антон. — Сейчас всё иначе.
— Вот именно! — Нина Петровна торжествующе кивнула. — Сейчас нужно локтями пробиваться, хватать возможности. А ты сидишь сиднем и ничего не делаешь для своего будущего.
Я поставила перед мужем чашку с кофе и тихо вышла из кухни. Эту песню я слышала уже сотню раз. Свекровь считала своим долгом руководить карьерой сына, его финансами, его жизнью. И делала это с таким напором, что сопротивляться ей мог только человек с железной волей.
Антон, при всех своих достоинствах, таким человеком не был. Он любил мать, ценил её заботу и редко перечил ей в чём-то серьёзном. А я... я старалась не вмешиваться в их отношения, хотя порой это стоило мне огромных усилий.
Из кухни доносились голоса — Нина Петровна что-то горячо доказывала, Антон вяло отнекивался. Обычное утро субботы в нашей квартире.
Я вернулась на кухню, когда они уже закончили разговор о карьере и перешли к обсуждению нашего летнего отпуска.
— Я забронировала вам путёвку в Анапу, — говорила свекровь, наливая чай. — В тот самый пансионат, где мы отдыхали, когда Антоша был маленький. Помнишь, сынок?
— Мам, мы хотели поехать в Грузию, — Антон избегал смотреть в мою сторону. — Мы уже всё распланировали.
— Грузию? — Нина Петровна скривилась. — Зачем вам эта Грузия? Там и сервиса нормального нет, и люди непонятные. А в Анапе всё родное, знакомое. И главное — путёвка уже оплачена!
Я замерла с чашкой в руке.
— Как оплачена? — тихо спросила я. — Мы же ничего не решили ещё.
— А чего тут решать? — свекровь пожала плечами. — Хороший пансионат, море рядом, питание трёхразовое. И недорого — я сама половину оплатила, как подарок вам.
— Мама, ты не должна была, — Антон выглядел растерянным. — Мы планировали Грузию, уже и маршрут составили...
— Глупости! — отрезала Нина Петровна. — Какая Грузия? Там в горах дороги опасные, еда острая — у тебя, Антоша, с твоим гастритом сразу обострение будет. А Светлана с её давлением вообще в горы не должна.
— С каким давлением? — я удивлённо подняла брови. — У меня всё в порядке со здоровьем.
— Не обманывай, — свекровь строго посмотрела на меня. — Я же вижу, как ты иногда бледнеешь. Это давление скачет, точно тебе говорю. Моя подруга Зинаида Васильевна врачом всю жизнь проработала, она на глаз такие вещи определяет.
Я закрыла глаза и досчитала до десяти. Спорить с Ниной Петровной было всё равно что биться головой о стену — больно и бесполезно.
— И потом, — продолжала свекровь, не замечая моего состояния, — я же с вами поеду. Одну комнату на троих забронировала, выгодно получилось.
Вот оно. Настоящая причина её настойчивости. Она не хотела отпускать нас одних, без присмотра.
— С нами? — Антон подавился чаем. — Но мама, мы хотели побыть вдвоём...
— И что я, по-твоему, должна делать? Сидеть одна в четырёх стенах? — в голосе Нины Петровны зазвучали обиженные нотки. — Я, между прочим, не молодею. Может, это последнее лето, когда я ещё могу на море съездить.
Я поймала взгляд мужа — в нём читалась смесь вины, раздражения и бессилия. Я знала, что он вот-вот сдастся. Как обычно.
— Ладно, мам, — сказал он после паузы. — Поедем в твой пансионат. Но в следующем году — только мы с Светой, хорошо?
— Конечно-конечно, — Нина Петровна просияла. — В следующем году делайте что хотите. А сейчас надо бы вам обои в спальне поменять, я видела хорошие в магазине. И шторы эти выбросить — они выцвели совсем.
И понеслось. Следующий час свекровь инспектировала нашу квартиру, выдавая на-гора список того, что нужно срочно изменить, купить, выбросить. Антон покорно кивал, а я молча ходила следом, чувствуя, как внутри нарастает глухое раздражение.
Когда Нина Петровна наконец ушла, пообещав вернуться вечером с образцами обоев, мы с Антоном остались на кухне в тягостном молчании.
— Извини, — сказал он наконец. — Я знаю, ты хотела в Грузию.
— Дело не в Грузии, — я покачала головой. — Дело в том, что твоя мама решает за нас. Всё решает — куда нам ехать, где работать, какие обои клеить. Это ненормально, Антон.
— Она просто заботится, — он потёр лоб. — По-своему, конечно...
— Это не забота, — я посмотрела ему в глаза. — Это контроль. Она не даёт нам жить своей жизнью, принимать свои решения. И самое страшное — ты позволяешь ей это.
Антон вздохнул.
— Я не знаю, как с ней бороться. Она же мать, она одна меня вырастила. Отца не стало, когда мне было пять. Она всю жизнь положила на меня.
— И теперь требует вечной благодарности? — я взяла его за руку. — Тонь, я понимаю, ты любишь её. Я тоже стараюсь уважать. Но есть границы, которые нельзя переходить. Даже матери.
— Какие границы? Она же помогает нам.
— Помогает? — я не удержалась от горькой усмешки. — Она за нас жизнь проживает. Решает, где нам работать, отдыхать, какие шторы вешать. Вмешивается в наши планы, наше будущее. Это не помощь, Антон. Это... это удушение.
Он долго молчал, глядя в окно. Потом тихо сказал:
— Наверное, ты права. Но я не знаю, как это остановить. Она же не со зла.
— Конечно, не со зла, — я сжала его руку. — Но если мы не научимся говорить ей «нет», это никогда не прекратится. Сегодня она решает, куда нам ехать в отпуск. Завтра будет указывать, когда нам заводить детей и как их называть.
Антон вздрогнул.
— Думаешь, до этого дойдёт?
— Уверена, — я кивнула. — Она уже спрашивала меня, не пора ли нам «задуматься о продолжении рода». И предлагала имена для будущих внуков.
Муж потёр лицо руками.
— Что же делать?
— Поговорить с ней. Серьёзно поговорить, Тонь. Объяснить, что мы ценим её заботу, но должны сами строить свою жизнь. Принимать решения, совершать ошибки, учиться на них.
— Она обидится, — Антон покачал головой. — Устроит истерику, будет обвинять тебя в том, что настраиваешь меня против матери.
— Пусть, — я пожала плечами. — Лучше пережить одну большую ссору, чем годами жить в постоянном напряжении. Мы ведь даже в свой выходной не можем спокойно поспать — она в семь утра является с блинами и советами.
Антон улыбнулся.
— Блины были вкусные, признай.
— Блины — да, — я не могла не улыбнуться в ответ. — А вот советы...
Мы проговорили всё утро, перебирая случаи, когда Нина Петровна бесцеремонно вмешивалась в нашу жизнь. Их набралось на целую книгу: от нашего первого свидания, на которое она явилась «случайно», до последнего ремонта, когда выбирала за нас всё — от плитки до ручек на дверях.
— Помнишь, как она настояла, чтобы мы взяли кредит на машину? — спросил Антон. — Хотя мы хотели ещё год подкопить.
— А как забраковала мой наряд на корпоратив? — подхватила я. — Сказала, что такие платья носят только женщины лёгкого поведения.
— И заставила меня надеть тот жуткий свитер, который связала сама, — рассмеялся Антон. — Я в нём как медведь из цирка выглядел.
Мы смеялись, но за этим смехом скрывалась горечь. Мы позволили постороннему человеку — пусть даже родному — управлять нашей жизнью. И пришло время это прекратить.
Когда вечером Нина Петровна появилась с альбомами образцов обоев, мы были готовы к серьёзному разговору.
— Мама, присядь, пожалуйста, — сказал Антон, когда она начала раскладывать на столе каталоги. — Нам нужно поговорить.
— О чём, сынок? — свекровь удивлённо подняла брови. — Если об отпуске — то всё уже решено, путёвки не возвращаются.
— Не об отпуске, — Антон глубоко вдохнул. — О нас. О том, как ты вмешиваешься в нашу жизнь.
Нина Петровна застыла, моргая.
— Вмешиваюсь? Я? Да я только помогаю! Неблагодарные вы, вот что я скажу.
— Мама, — Антон старался говорить спокойно, — ты не помогаешь. Ты решаешь за нас. Куда нам ехать, где работать, как обставлять квартиру. Даже во сколько нам просыпаться в наш выходной.
— Так вы же сами ничего не можете решить! — всплеснула руками свекровь. — Если бы не я, вы бы до сих пор с этими облезлыми обоями жили!
— Может, и жили бы, — кивнул Антон. — Но это был бы наш выбор. Понимаешь? Наш. Не твой.
Нина Петровна поджала губы.
— Значит, мать уже не нужна? Отработанный материал? Вырастила, выучила — и на свалку?
— Никто не говорит о свалке, — я решила вмешаться. — Мы любим вас, Нина Петровна. Ценим вашу заботу. Но нам нужно пространство для собственных решений, собственных ошибок.
— Ошибок! — свекровь всплеснула руками. — Вот именно что ошибок! Вы же как дети малые, ничего в жизни не понимаете!
— Мам, мне тридцать два года, — тихо сказал Антон. — Я не ребёнок. И Света — взрослая женщина. Мы способны сами решать, как нам жить.
— Ну и решайте! — Нина Петровна начала лихорадочно собирать свои каталоги. — Решайте! Только потом не прибегайте ко мне за помощью, когда всё развалится!
— Не развалится, — твёрдо сказал Антон. — А если и будут проблемы — мы справимся. Вместе.
Свекровь резко встала, сгребая вещи в сумку.
— Это всё она, — бросила она, кивнув в мою сторону. — Это она тебя против матери настраивает. Родную мать на чужую женщину променял!
— Нина Петровна, — я старалась говорить мягко, — никто никого не меняет. Антон любит вас. Я уважаю вас. Мы просто хотим немного... самостоятельности.
— Самостоятельности! — передразнила свекровь. — Хорошо, будет вам самостоятельность. Справляйтесь сами. А я пойду, доживать свой век в одиночестве.
Она гордо прошествовала к выходу. В дверях обернулась:
— Только не говори потом, что я не предупреждала. Без материнского совета вы быстро наделаете глупостей!
Дверь за ней захлопнулась, и в квартире повисла тишина. Антон выглядел подавленным.
— Может, мы слишком резко? — спросил он.
— Нет, — я покачала головой. — Это было необходимо. Для нас всех.
— Она обиделась.
— Обиделась, — согласилась я. — Но это пройдёт. Ей нужно время, чтобы принять новые правила.
Мы решили дать свекрови несколько дней остыть, а потом позвонить. Но она опередила нас — позвонила сама, уже на следующий день.
— Антоша, — голос её звучал непривычно тихо, — я тут подумала... Может, вы правы. Я действительно слишком... активно участвую в вашей жизни.
Антон от удивления не мог вымолвить ни слова.
— Я просто боюсь за тебя, сынок, — продолжала Нина Петровна. — Всю жизнь боюсь. С тех пор, как твой отец умер, я только и делала, что защищала тебя от всех бед. Может, перестаралась.
— Мама, — Антон наконец обрёл дар речи, — мы не хотим, чтобы ты исчезла из нашей жизни. Просто... дай нам немного свободы. Права на собственные решения.
— Я постараюсь, — после паузы сказала свекровь. — Не обещаю, что получится сразу — старую собаку новым трюкам не научишь. Но я постараюсь.
Когда разговор закончился, Антон посмотрел на меня с изумлением.
— Ты это слышала? Она... согласилась?
— Слышала, — я улыбнулась. — И очень надеюсь, что это не уловка.
Честно говоря, я ожидала, что Нина Петровна быстро вернётся к своим обычным методам. Но, к моему удивлению, она действительно старалась измениться. Звонила перед визитом, спрашивала, удобно ли нам её принять. Советы давала только когда мы просили. И даже с путёвками нашлось решение — Антон предложил ей взять с собой подругу, Зинаиду Васильевну, а мы поехали в Грузию, как и планировали.
Конечно, не обходилось без срывов. Иногда свекровь не выдерживала и начинала командовать, критиковать, решать за нас. Но теперь мы умели мягко, но твёрдо останавливать её. И постепенно таких случаев становилось всё меньше.
А через год, когда мы узнали, что ждём ребёнка, Нина Петровна удивила нас больше всего.
— Вы уже выбрали имя? — спросила она, когда мы сообщили ей новость.
— Если будет мальчик — Кирилл, если девочка — Марина, — ответил Антон, готовясь к спору.
— Хорошие имена, — просто сказала свекровь. — Мне нравятся.
Мы с Антоном переглянулись, не веря своим ушам. Никаких возражений, никаких «а вот в нашей семье всегда называли так-то».
— И ещё, — добавила Нина Петровна, — я не буду вмешиваться в воспитание. Буду помогать только когда попросите. Обещаю.
В тот момент я поняла, что мы победили. Не в войне, а в борьбе за понимание, за уважение, за право жить своей жизнью. И свекровь тоже победила — над своими страхами, над привычкой контролировать, над неумением отпускать.
Сейчас нашей дочке Марине уже год, и Нина Петровна стала для неё любящей бабушкой — заботливой, но не навязчивой. Она приходит в гости по приглашению, помогает, когда мы просим, и, кажется, наконец-то научилась видеть в нас не беспомощных детей, а взрослых, самостоятельных людей.
А мы научились главному — тому, что отношения можно изменить, если хватит смелости честно говорить о проблемах и терпения дождаться результатов. Иногда для этого нужно немного твёрдости и много любви. Но оно того стоит.
Читайте также: