— Нет, дядя Боря, — голос Даши был тихим, но в оглушительной тишине опустевшей квартиры он прозвучал, как удар хлыста. — Больше так не будет. Ты больше не приведёшь ко мне никого без моего личного, заранее полученного согласия.
Она стояла посреди своей гостиной, заставленной грязной посудой, и говорила по телефону со своим дядей, который полчаса назад оставил её одну наедине с последствиями его «дружеского вечера».
— Дашенька, ты что такое говоришь? — в трубке прозвучало искреннее, почти детское недоумение. — Это же мои друзья! Это же Виктор Степанович, мы с ним тридцать лет знакомы! Ты что, не хочешь моих друзей видеть?!
— Я хочу видеть в своём доме тех, кого я сама пригласила, — отчеканила Даша. — Мой дом — это не проходной двор и не бесплатный банкетный зал для твоих знакомых. Я устала. Я больше не могу быть вечной, безотказной хозяйкой для всего твоего окружения.
На том конце провода повисла тяжёлая, обиженная тишина.
Даша знала, что сейчас в голове у дяди проносятся мысли о её неблагодарности, чёрствости, эгоизме. Она знала, что завтра об этом будут знать все их немногочисленные родственники. Она знала, что её, всегда такую мягкую, уступчивую и вежливую Дашу, сейчас заочно осуждают.
Но впервые за долгие годы ей было всё равно. Чувство собственного достоинства, которое она так долго и методично закапывала под слоем «хорошего воспитания» и «родственных чувств», наконец-то пробилось наружу. И она не собиралась позволить затоптать его снова.
— Это моё последнее слово, — сказала она и, не дожидаясь ответа, нажала на отбой.
Даша без сил опустилась на диван, обвела взглядом разгром в своей любимой, уютной квартире и горько усмехнулась. Битва была выиграна. И она ещё не понимала, какой ценой...
***
Даша, в свои пятьдесят девять лет, жила одна. После смерти мужа и отъезда взрослого сына в другой город её жизнь стала тихой и размеренной. Женщина работала в архиве, а вечерами читала, занималась вышивкой и вела долгие, задушевные беседы со своей лучшей подругой.
Даша ценила этот покой, этот уют, эту предсказуемость.
Её дядя, Борис, младший брат её покойной матери, был её полной противоположностью. Энергичный, говорливый, обаятельный мужчина шестидесяти семи лет, он обожал быть в центре внимания. Его жизнь была калейдоскопом встреч, событий, знакомств.
Он был тем, кого называют «человек-оркестр». И он искренне считал, что его племянница, его единственная «кровиночка», должна разделять его любовь к общению.
Первый тревожный звоночек прозвенел около года назад.
— Дашенька, привет, дорогая! — загремел в трубке его бодрый бас. — У меня к тебе просьба огромной важности! Ко мне приезжает мой старый армейский друг, Валера, мы сто лет не виделись! А у меня, как на грех, совещание на работе, задерживаюсь часа на два. Ты не могла бы его встретить? Он с поезда, уставший, голодный. Пусти его к себе, налей чаю, разогрей ему ужин, а я как освобожусь — сразу к вам!
Даша, с детства привыкшая уважать дядю и не перечить ему, конечно, согласилась. Ну что в этом такого? Встретить старого друга, накормить — это же святое.
Она отменила свои планы на вечер, приготовила ужин, накрыла на стол. Друг Валера оказался приятным, но очень уставшим мужчиной. Они поужинали, поговорили о пустяках.
Дядя Борис приехал только через три часа, когда гость уже откровенно клевал носом. Они ещё немного посидели, и дядя, уходя, с благодарностью пожал ей руку.
— Спасибо, племяшка, выручила! Ты у меня золото!
Даша была довольна собой. Она помогла, сделала доброе дело. Она и не подозревала, что только что открыла ящик Пандоры. Она показала дяде, насколько удобным может быть её дом.
***
Через неделю история повторилась.
На этот раз Борис попросил её принять его бывшую коллегу, которая была в их городе проездом. Потом — соседа по даче, которому нужно было где-то переждать несколько часов до своей электрички.
Постепенно квартира Даши начала превращаться в негласный зал ожидания и гостевой дом для всего круга общения дяди Бориса.
Он никогда не спрашивал, удобно ли ей. Он звонил за полчаса, за час, и ставил её перед фактом.
— Даша, мы тут с Виктором Степановичем мимо идём, зайдём на кофе!
— Дашенька, я тут свою бывшую одноклассницу встретил, представляешь! Решили вспомнить молодость у тебя, у тебя так уютно!
Даша, сдерживая раздражение, откладывала свои дела, свою вышивку, свои книги. Она спешила с работы, чтобы успеть прибраться и что-то приготовить к приходу незваных, по сути, гостей.
Она улыбалась, разливала чай, поддерживала светскую беседу, а внутри всё кипело. Она чувствовала себя актрисой, играющей роль радушной хозяйки в пьесе, которую она не выбирала.
А дядя Борис вёл себя как полноправный хозяин.
Он громко разговаривал, включал телевизор на полную громкость, без спроса брал с полок книги, чтобы показать их своим друзьям. Часто, приведя гостей, он мог сам внезапно уйти по своим «неотложным делам», оставляя Дашу развлекать совершенно незнакомых ей людей.
— Вы тут посидите, не скучайте, Дашенька вам сейчас ещё пирога своего фирменного отрежет! — говорил он, надевая пальто. — А я на часок, и вернусь!
«Часок» мог растянуться на весь вечер. А уборка и мытьё посуды после этих «посиделок» всегда ложились на плечи женщины.
Её подруга, видя, как Даша выматывается, пыталась её вразумить.
— Даша, это ненормально, — говорила она. — Он превратил твой дом в трактир. Он совершенно не считается с тобой. Ты должна с ним поговорить.
— Неудобно как-то, — вздыхала Даша. — Он же дядя, старший. Обидится.
— А тебе не обидно?! — не унималась подруга. — Не обидно, что твоя жизнь тебе больше не принадлежит? Что любой его знакомый может в любой момент припереться к тебе?
Даше было обидно. Очень.
Но страх испортить отношения, прослыть «негостеприимной эгоисткой» был сильнее. Она продолжала терпеть, надеясь, что дядя сам всё поймёт. Но он не понимал.
Наоборот, аппетиты дяди только росли. Он начал приводить не по одному-двум, а целыми компаниями.
***
Кульминация наступила в обычный, ничем не примечательный вторник.
Даша вернулась с работы совершенно без сил. Женщина мечтала только об одном: принять горячую ванну и лечь спать. Она только-только успела переодеться в домашний халат, когда раздался звонок в домофон.
— Дашенька, открывай! Это я! И со мной небольшая компания!
У Даши похолодело внутри. Она нажала на кнопку, и через несколько минут в её квартиру ввалилась шумная толпа из пяти человек, во главе с сияющим дядей Борисом. Это были его друзья по клубу любителей рыбалки.
— Вот, познакомьтесь! — громогласно объявил он, указывая на Дашу. — Это моя племянница, Даша! Лучшая хозяйка на свете! А сейчас, друзья, прошу к столу! Дашенька, а у тебя в холодильнике что-нибудь найдётся? Мы голодные, как волки!
И в этот момент Даша поняла, что больше не может.
Она посмотрела на этих незнакомых, шумных мужчин, которые уже без стеснения проходили в её гостиную. На своего дядю, который распоряжался в её доме, как в собственном — и почувствовала приступ тошноты.
— Дядя Боря, — сказала женщина тихо, но так, что он осёкся. — Я очень устала. И я ничего не готовила и не собираюсь. Я не ждала гостей.
Борис нахмурился.
— Ну что за разговоры? — недовольно проворчал он. — Что, яичницу не пожаришь для дорогих гостей? Не мелочись, Дашка!
Она ничего не ответила. Молча пошла на кухню, достала из холодильника всё, что там было — яйца, колбасу, сыр, овощи. Механически, как робот, она накрыла на стол. Даша сидела с ними, улыбалась, кивала, а сама думала только об одном: «Когда же вы все уйдёте?»
Они ушли поздно, оставив после себя гору грязной посуды, запах пота и табака. Дядя, уходя, потрепал её по плечу.
— Вот молодец, племяшка! Не ударила в грязь лицом! Мужики довольны!
Когда за ними закрылась дверь, Даша не стала убирать. Она села на диван и долго сидела в тишине. А потом взяла телефон и набрала дядю. Дарья впервые в жизни не просила, а требовала. Требовала уважения к себе и к своему дому.
***
После этого разговора Даша почувствовала не только облегчение, но и холодную, звенящую пустоту. Она привыкла, что дядя, при всех его недостатках, был частью её жизни, её ежедневной рутины.
Теперь же телефон молчал. Прошла неделя, потом вторая, затем месяц. Чувство вины сменилось тревогой. Даша позвонила сама. Гудки шли, но трубку никто не брал. Она звонила на следующий день, и снова — тишина.
Обеспокоенная, она решила съездить к нему. Дверь в его квартиру ей открыла заплаканная соседка.
— Дашенька... А ты не знала? Бориса нашего... три дня назад... сердце. Скорая даже доехать не успела.
Мир для Даши раскололся на «до» и «после». Последний разговор. Её жёсткие, справедливые, но такие жестокие слова.
«Мой дом — не проходной двор». «Я устала». «Это моё последнее слово».
Это было их последнее общение. Он умер, обиженный на неё, а она — злая, уставшая от него. Эта мысль была невыносимой.
Через несколько дней, разбирая его вещи вместе с двоюродной сестрой, она наткнулась на старый, потёртый ежедневник. На последней странице, датированной тем самым днём, днём их ссоры, она увидела запись, сделанную его знакомым, размашистым почерком:
«Врач сказал, осталось два, максимум три месяца. Сердце изношено. Операцию делать поздно. Сказал радоваться каждому дню. Как тут радоваться? Сказал, надо рассказать близким. Зачем? Чтобы они надо мной плакали? Чтобы Дашка моя сидела со мной, как с немощным стариком, и ловила каждый мой вздох? Нет. Она должна жить, радоваться, вышивать свои картины. Она такая одинокая стала после смерти мужа. Надо её расшевелить.
Пока я жив, пусть в её доме будет шум, смех, гости. Пусть будет жизнь. Позвонил Виктору Степановичу. У него завтра день рождения. Предложил отметить у Даши. Она испечёт свой фирменный пирог. Она будет ворчать, но в глазах появится блеск. Главное, чтобы она не была одна».
Даша сидела на старом дядином диване, сжимая в руках этот ежедневник. Перед её глазами пронеслись все эти бесконечные гости, все эти шумные компании, все эти внезапные визиты.
Это была не бесцеремонность. Это была его отчаянная, неуклюжая, эгоистичная, но всё-таки забота. Его способ наполнить её одинокую жизнь людьми и суетой, пока его собственная жизнь стремительно угасала. Он не отнимал её покой. Он отчаянно пытался спасти её от тишины, в которой сам боялся утонуть.
Она вернулась в свою пустую, тихую квартиру. В ту самую крепость, которую она с таким боем отстояла. И эта тишина, о которой она так мечтала, теперь казалась ей оглушительной и невыносимой.
Она села в кресло, и впервые за много лет ей отчаянно захотелось, чтобы в дверь без спроса ввалилась шумная компания, и громкий, жизнерадостный бас её дяди провозгласил: «Дашенька, встречай дорогих гостей!»
_____________________________
Подписывайтесь и читайте ещё интересные истории:
© Copyright 2025 Свидетельство о публикации
КОПИРОВАНИЕ И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТЕКСТА БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА ЗАПРЕЩЕНО!