Анна Павловна заметила соседку в первое же утро. Половина десятого. Анна Павловна курила у приоткрытого окна и увидела во дворе женщину с лейкой. Та стояла у подъезда рядом с высаженными растениями. Поливала каждый кустик, что-то шептала веточкам. Движения неторопливые, заботливые, как у человека, для которого эти полчаса священны.
Анна Павловна затянулась сигаретой, наблюдала за чужим ритуалом. Собственные волосы падали на лицо немытыми прядями. Когда она последний раз мылась? Вчера? Позавчера? В свои пятьдесят семь она уже перестала стремиться к тому, чтобы постоянно хорошо выглядеть.
За окном таял грязными лужами февраль. В квартире холодно, отопление отрубили еще неделю назад. Анна Павловна курила у приоткрытой створки, кутаясь в плед. Дым смешивался с морозным воздухом, и от этого становилось еще промозглее.
Звонок разрезал тишину, как нож.
Месяц в новой квартире, и первый посетитель.
— Инна Сергеевна, ваша соседка снизу.
На пороге стояла та самая женщина, вблизи старше, чем казалось из окна. Морщинки шли лучиками от глаз, седые пряди выбивались из аккуратной косы. В руках лист бумаги, исписанный мелким почерком.
— Проблемы с отоплением, — пояснила она. — Нужно действовать сообща.
Анна Павловна отступила, пропуская гостью. Квартира встретила немытыми чашками, пепельницей на журнальном столике, незаправленной постелью. Но Инна Сергеевна сняла валенки, аккуратно поставила у двери и оглядела жилище без тени осуждения.
— Хорошая планировка. У меня такая же, только зеркально.
— Да, удобно. — Анна Павловна включила чайник. — Сахар?
— Не откажусь.
Инна Сергеевна говорила об управляющих компаниях, о коммунальных платежах, о необходимости подавать коллективные жалобы. Время от времени ее взгляд скользил к подоконнику, где в пластиковом стаканчике чахла одинокая фиалка.
— Красивая, — кивнула на цветок. — Только поливать лучше в поддон. А то корни...
Она не договорила, но Анна Павловна поняла.
— Я не очень с цветами, — призналась она.
— А жаль, — в голосе Инны Сергеевны не было нотации, только легкая грусть. — С ними дома... живее как-то.
После ее ухода Анна Павловна долго стояла у окна. Во дворе Инна Сергеевна шла к мусорным бакам, остановилась у скамейки возле старушки, что кормила голубей. Что-то сказала, старушка засмеялась, покачала головой. Птицы кружили вокруг их ног жирными комками.
На следующее утро Анна Павловна перелила воду из фиалкиного стаканчика в блюдечко. К вечеру листья выпрямились, будто расправили плечи.
Через неделю в батареях булькнуло, и по квартире разлилось первое тепло. Анна Павловна сбросила плед, подошла к окну без дрожи в коленях. Захотелось поблагодарить соседку, но как не показаться навязчивой?
Вечером она постучала в дверь Инны Сергеевны с тарелкой песочного печенья по маминому рецепту, единственному, который помнила наизусть.
— Как наша больная? — спросила хозяйка, приглашая войти.
— Вы про фиалку? Лучше стало. Спасибо.
Квартира пахла дрожжевым тестом и чем-то еще. Домом, что ли. На подоконниках теснились растения: герань, фикусы, кактусы в горшках разных размеров и мастей. На стенах фотографии: молодая пара на морском берегу, мальчик в школьной форме, семейный портрет в деревянной рамке.
— Сын? — Анна Павловна кивнула на школьную фотографию.
— Андрей. В Питере теперь.
— Часто навещает?
Инна Сергеевна поставила чайник, помолчала.
— По праздникам, — голос стал чуть суше. — А у вас дети есть?
— Нет, — Анна Павловна провела ладонью по скатерти — вышитой, должно быть, еще бабушкиными руками. — Все как-то... не сложилось.
— Бывает, — Инна Сергеевна расставляла чашки. Ни жалости в голосе, ни расспросов. — Зато свободнее.
— Да. Наверное.
За чаем Анна Павловна рассказала, что недавно переехала, ищет работу. Не стала объяснять, почему пришлось съехать с прежнего места, пока не готова была.
— Какая специальность? — поинтересовалась Инна Сергеевна.
— Экономист.
— Нужная профессия.
— Раньше была нужная.
Хозяйка внимательно на нее посмотрела, но дальше расспрашивать не стала. Достала альбом с фотографиями — школьные годы, свадьба, поездки с мужем.
— Он два года назад... — Инна Сергеевна перевернула страницу, на которой они стояли вдвоем у какого-то памятника. — Сердце подвело.
— Соболезную.
— Спасибо, — она закрыла альбом. — Привыкнуть, конечно, нельзя. Просто учишься жить дальше.
Анна Павловна кивнула. Про необходимость жить дальше она знала.
После этого они стали пересекаться чаще. У лифта, в магазине, во дворе. Инна Сергеевна всегда находила повод для короткого разговора: о погоде, соседях, мелких новостях. Анна Павловна постепенно расправлялась, как ее фиалка после правильного полива.
В начале марта случилось происшествие. Анна Павловна возвращалась из центра занятости, где очередное собеседование закончилось ничем, у аптеки столкнулась с Инной Сергеевной.
— Как дела? — спросила та, и что-то в ее голосе, участливое и теплое, сломало последние барьеры.
Анна Павловна разревелась прямо на улице.
— Никуда не берут, — всхлипнула. — Везде одно и то же...
— Пойдемте, посидим, — Инна Сергеевна взяла ее под локоть. — Тут рядом кафе есть.
Заведение оказалось полупустым — обеденное время для работающих, но не для них. Заказали борщ и чай. Анна Павловна размешивала сахар и не знала, с чего начать.
— На собеседовании что говорят? — осторожно спросила Инна Сергеевна.
— Одно и то же. «У вас слишком высокая квалификация для этой позиции». «Нам нужен более энергичный кандидат». «Мы ищем того, кто готов расти вместе с компанией».
— Тяжело. А раньше где работали? Двадцать лет в одном месте?
Анна Павловна кивнула.
— В «Стройинвесте», — прозвучало горько. — Главным экономистом.
— Большая компания?
— Была большая, — Анна Павловна откинулась на спинку стула. — Пока хозяин не решил, что пора на пенсию. Вывел активы в офшоры, а нас бросил.
Инна Сергеевна молчала, медленно ела борщ.
— Знаете, что самое поганое? — продолжила Анна Павловна. — Даже не то, что без зарплаты остались. А то, что все сразу... — она сжала салфетку в комок. — Муж первый смылся. Сказал, что не хочет связываться с неудачницей.
— Подлец.
— Не подлец, — Анна Павловна усмехнулась. — Просто человек. Обычный человек, который не готов к проблемам.
Она рассказывала, а за окном кафе падал мокрый мартовский снег. О подруге Свете, с которой дружили двадцать лет — как та обещала помочь с документами из юротдела, а потом выступила в суде на стороне работодателя. О двухлетней тяжбе, которая съела все сбережения. Об адвокате, который брал деньги и не делал ничего. О том, как пришлось продавать квартиру, чтобы расплатиться с долгами.
— И что теперь? — тихо спросила Инна Сергеевна.
— А теперь я живу на съемной однушке и ищу работу. — Анна Павловна достала сигареты, вспомнила, где находится. — В пятьдесят семь лет начинать сначала.
— Трудно, наверное.
— Не трудно. Страшно, — она сжала пачку. — Самое страшное — это когда понимаешь, что люди... что они не такие, какими кажутся.
Инна Сергеевна отложила ложку.
— Знаете, я после смерти мужа тоже хотела от всех отгородиться. Думала — зачем мне люди, если все равно они уйдут или умрут.
— И что остановило?
— А то, что поняла: они все разные, — Инна Сергеевна посмотрела в окно, где продолжал падать снег. — Есть такие, как ваш муж и подруга. А есть и другие.
— Где же они?
— Рядом. Просто не всегда видны сразу.
После кафе они гуляли по скверу. Снег превращался в кашу под ногами, но в воздухе уже чувствовалась весна – в запахе, в свете, в том, как по-другому шумели голые ветки.
— А вы никогда не жалели? — спросила Анна Павловна. — Что всю жизнь в школе проработали?
— Жалела, — Инна Сергеевна подняла упавшую веточку, бросила в урну. — Особенно когда коллеги в офисы уходили, зарплаты в три раза больше получали.
— И что помогло?
— А то, что поняла: у меня есть то, чего у них нет, — она остановилась, смахнула снег со скамейки. — Дети меня помнят. Некоторые до сих пор здороваются на улице, рассказывают про свои дела. А что останется от цифр в отчетах?
Они сели на скамейку. Вокруг было пусто — кто в такую слякоть гуляет?
— А вы боитесь одиночества? — спросила Анна Павловна.
— Раньше боялась, — Инна Сергеевна достала из сумки термос, налила чай в крышечку. — А потом поняла: одиночество — это не когда живешь одна. Это когда не с кем по душам поговорить.
— А теперь есть с кем?
— Теперь есть, — она протянула крышечку с дымящимся чаем. — А у вас?
Анна Павловна взяла чай, согрела руки о теплую пластмассу.
— Кажется, есть.
В апреле она нашла работу. Небольшая фирма, ремонтировавшая офисы, искала бухгалтера. Директор, мужчина ее возраста, устал от молодых специалистов, которые через полгода убегали в более престижные места.
— Мне нужен надежный человек, — объяснял он на собеседовании. — Который не сорвется при первой же возможности.
Зарплата была скромная, но достаточная. И главное — в пятнадцати минутах ходьбы от дома.
Инна Сергеевна ждала ее у подъезда. Случайно ли?
— Что-то вы светитесь, — заметила.
— Работу нашла.
— Ну наконец-то! Расскажете?
Они поднялись к Анне Павловне. Квартира изменилась за эти недели – стала убранной, обжитой. На подоконнике рядом с фиалкой появились новые растения. Сама фиалка разрослась, покрылась мелкими лиловыми цветочками.
— Какая красавица, — Инна Сергеевна осторожно погладила листок.
— Это вы ее спасли.
— Да что вы. Она сама хотела жить. Просто нужно было немножко помочь.
За чаем Анна Павловна рассказывала о новой работе, о директоре, о том, что впервые за долгое время почувствовала себя нужной. Инна Сергеевна слушала, кивала, радовалась искренне.
— Знаете, что я поняла? — сказала Анна Павловна, допивая чай. — Всю жизнь боялась, что меня предадут. И в итоге сама от всех отгораживалась.
— И теперь?
— Теперь думаю: предательство – это не про меня. Это про тех, кто предает.
— Мудро.
— Не мудро, — Анна Павловна поставила чашку. — Просто встретила человека, который показал, что люди бывают разными.
Инна Сергеевна покраснела, засуетилась с посудой.
— Что вы...
— Правду говорю.
В мае пришла настоящая весна. Во дворе зацвели тополя, теплый воздух входил в окна, неся запах молодых листьев и еще чего-то — надежды, что ли. Анна Павловна освоилась на работе, подружилась с коллегами. Инна Сергеевна записалась на курсы садоводства, осуществляла давнюю мечту.
— Поедем на дачу? — предложила она однажды. — Знакомые пригласили в Подмосковье. Помочь с огородом, заодно отдохнуть.
— Вдвоем? — Анна Павловна засомневалась.
— А что, боитесь, что буду плохой компанией?
— Нет, просто... не привыкла к совместному отдыху.
— Так привыкайте, — Инна Сергеевна улыбнулась. — В нашем возрасте пора перестать бояться новых привычек.
Они ехали в электричке, глядя на проплывающие за окном поля и перелески. Анна Павловна читала книгу, Инна Сергеевна вязала носки для внука. Переговаривались изредка, но чаще молчали. Не потому, что нечего сказать, а потому что и молчание стало уютным.
— Хорошо, что познакомились, — сказала вдруг Анна Павловна, не отрываясь от страницы.
— Да, — согласилась Инна Сергеевна, не прерывая вязание. — Хорошо.
За окном электрички проплывала подмосковная весна. Березы стояли в молодой зелени, в полях работала техника, дачники возились у своих участков. А две женщины ехали навстречу лету. Не такому, как раньше, а новому.
Анна Павловна закрыла книгу и посмотрела в окно. Где-то там, среди полей и перелесков, начиналась ее другая жизнь. Не такая, как планировалось когда-то, но, возможно, даже лучше. Потому что в ней нашлось место для простых радостей, искренних разговоров и человека, который понимает без лишних слов.
И этого оказалось достаточно.
Автор: Алексей Поликарпов
---
---
Живи и радуйся
Дарья бродила по огромному магазину. В нем, как в лабиринте, легко можно было заблудиться – хитроумные маркетологи специально устроили все так, чтобы покупатели не смогли выбраться из плена товарного изобилия, угодливо разложенного на витринах.
- Все, что угодно для души! Чего изволите? Фруктов? Пожалуйста!
В плетеных корзинах (чтобы аппетитнее смотрелось) россыпью драгоценных великанских гранатов красуется спелая черешня. Так и просится в рот. В тонкой пушистой кожице, на ощупь напоминающей щечку невинного младенца, искусно, нарядным бочком обращенные к покупателю, так и манят к себе восхитительные персики. Груши радуют многообразием сортов. Экзотические бананы от зеленых до ярко-желтых, на любой вкус, соседствуют с красивыми, густо-красными, почти бордовыми яблоками. Гроздья винограда, прозрачного, медового, вальяжно свисают из искусно сделанных ящичков, призывая зевак: купите, купите, ну купите же нас!
Дарья полюбовалась налитыми южным, сладким соком, ягодами. Отошла. Проползла мимо холодильников, где за чисто протертыми стеклами тесно друг к другу стояли бутылки, бутылочки, баночки и коробочки с молочной продукцией. Молоко, йогурты, сметана, творог – десятки наименований, сразу и не разобраться, где что.
Можно было бы купить банку зерненного творога в сливках, бухнуть в него пару ложек вишневого варенья и с наслаждением съесть. Можно и сырка взять, козьего, например. Говорят, полезный. Или коктейля молочного со вкусом пломбира – раньше в городском кафе «Буратино» Дарья частенько такой сыну покупала. А теперь, гляди-ка, бери бутылку готового, да пей, сколько хочешь, и в очереди стоять не надо.
При мысли о Саше, сыне, сердце Дарьи тоскливо сжалось. Как давно это было: Сашке восемь лет, они сидят за столиком кафе и смеются. Сашка потягивает через трубочку коктейль, и трубочка, елозя по почти пустому донышку стакана, издает хрюкающие звуки. За Сашку делается даже неловко, но тот не замечает маминого смущения и заливисто хохочет. Где теперь Дарьин Сашенька? Нет его на свете. Его нет, и кафе «Буратино» тоже нет – в небольшом павильоне на Вокзальной улице теперь расположен модный суши-бар. Что это за суши-бар, Дарья не имеет никакого понятия – она пробегает мимо, стараясь даже не глядеть на витрину.
Около продолговатых ящиков с замороженными полуфабрикатами какая-то пара застряла:
- Да возьми ты сразу в упаковке. В них льда меньше! – говорит женщина средних лет, коротко стриженная, в смешных парусиновых штанах.
Но ее супруг не слушает: специальным совочком ссыпает в пакет красных, похожих на российскую медведку, то ли жуков, то ли раков неаппетитного, диковинного вида.
Мужчина – ровесник Саши. Он совсем не похож на сына Дарьи: Саша был высок и жилист, а этот, наоборот, коренаст и грузен. У Саши темные волосы и карие глаза, а у мужчины светлый ежик на круглой крепкой голове и глаза светлые. Разве что улыбка одинаково открытая и добрая. Дарья не удержалась:
- А что это такое вы сейчас берете?
Женщина ответила:
- Креветки. – Она взглянула на Дарью, и поспешно добавила: - Но они вам не понравятся.
- Почему?
- Ну… вы раков пробовали? – мужчина вмешался в разговор, - так они раков напоминают. Сваришь с укропчиком и трескаешь под пивко.
Дарья улыбнулась и призналась, что никогда не пробовала раков.
- Да ладно, уж любой парень наловит! – сказал мужчина.
- Да у нас в семье не было мужиков-то, одни девки. Отца убило на войне. Остались мама да нас трое. Какие там раки. Нет. Не пробовала.
В глазах незнакомого мужчины плеснулся жалостливый, понимающий интерес. И этот его интерес вдруг толкнул Дарью к нему ближе. Будто открылась запертая дверь, и кто-то ее ласково позвал внутрь, из морозной, стылой нежити в тепло уютного дома.
Плотину, тщательно сдерживаемую стеной долгого молчания, наконец прорвало. Дарья заговорила. Она рассказала незнакомцу про похороны мужа год назад, про то, как сын ушел вслед за отцом через три месяца. Про то, как она осталась совсем одна, и даже невестка не приехала, и внучка, наверное, не знает, жива бабка или нет. И что ей сегодня день рождения, и она решила купить что-нибудь вкусненькое, но не знает, что. Ничего совсем не хочется. И что ей исполнилось восемьдесят семь лет, и родом она из деревни Дыми, и там, в деревне Дыми, она видела, как немецкие летчики стреляли по домам, а мама отгоняла ее от окна… И что ей так не хватает Сашеньки, а он совсем ей не снится, Колька, паразит, каждую ночь ее бранит, поедом ест, а Саша так и не приходит…
Только бы не ушла эта пара, только бы выслушала ее. Она так давно ни с кем не разговаривала…
. . . читать далее >>