Роман «Небесный рыцарь»
Июль 1943 года плавил металл и воздух. Над бескрайними полями под Курском, где сошлись в смертельной схватке тысячи танков, небо тоже стало полем битвы, и каждый рассвет мог стать последним.
Для младшего лейтенанта Ивана Кожедуба оно стало домом и охотничьими угодьями. Первая, почти случайная победа над «лаптежником» не принесла эйфории. Скорее, она смыла горечь первых месяцев на фронте.
Десятки вылетов впустую, поврежденный в первом же бою «Лавочкин», насмешливые взгляды в столовой...
Он помнил каждый миг того неудачного дня, когда его, новичка, чуть не сбили, а потом свои же зенитки располосовали ему плоскости. И только тот падающий «Юнкерс» наконец доказал ему самому, что он не зря носит крылья на петлицах.
Но азарта не было. Была лишь ледяная ясность: работа должна быть сделана
Улыбка, появившаяся на его лице после того боя, давно сошла. Ее сменила жесткая, сосредоточенная складка у губ, которая стала его визитной карточкой. Утренняя планерка в штабной землянке была короткой и злой. Майор Солдатенко тыкал прокуренным пальцем в карту.
— Немцы прут в районе Прохоровки. Наша пехота кровью умывается. Задача штурмовиков — обработать их танковые клинья. Задача истребителей — сделать так, чтобы «Илы» дошли до цели и вернулись обратно. Воздух будет кипеть, мужики. «Мессеры» и «Фоккеры» висят там гроздьями. Но для одной пары у меня есть особое задание.
Он поднял глаза на Кожедуба.
— Кожедуб, с ведомым. Ваш квадрат — тридцать-сорок. «Свободная охота». По донесениям разведки, там постоянно крутится их корректировщик, Fw 189, «Рама». Наводит артиллерию на наши позиции. Глаза нашему комдиву все высмотрел, стервец. Найти и уничтожить. Задача ясна?
— Так точно, товарищ майор! — четко ответил Иван.
— Учти, «Рама» в одиночку не летает. С ним всегд будет пара "мессерев". Так что не зевайте. Все, по машинам.
На выходе из землянки его догнал его новый ведомый, лейтенант Мухин — совсем зеленый парень, прибывший неделю назад, для которого Кожедуб с его несколькими звездами на фюзеляже был уже живой легендой.
— Товарищ младший лейтенант, — взволнованно начал Мухин, — какие будут указания?
Иван остановился и посмотрел на него. В глазах парня он видел свой собственный страх и азарт месячной давности.
— Указание первое и главное: выжить, — сказал он спокойно, без тени рисовки. — Второе: держись моего хвоста, но не прилипай. Оставляй себе пространство для маневра. Третье: не смотри на мою цель, смотри по сторонам. Твоя задача — мой тыл и небо над нами. Если увидишь «мессера» у меня на шести — ори в микрофон все, что о нем думаешь, и сбивай. Понял?
— Понял! — выдохнул Мухин.
— И последнее, — добавил Кожедуб, уже подходя к своему «Лавочкину». — Не думай о звездачках на крыльях. Наша цель — «Рама». Сбитый «мессер» — это хорошо. Уничтоженный корректировщик — это сотни спасенных жизней наших солдат на земле. Иди, готовься.
У самолета его уже ждал дядя Миша, механик. Он хмуро осматривал машину, любовно протирая тряпкой плексиглас фонаря.
— Опять на охоту, командир?
— На нее, дядя Миша. Есть работа.
— Ты это, поаккуратней там, — проворчал старик. — Звезд-то у тебя уже хватает, а жизнь одна. Машину я тебе вылизал, мотор поет как соловей. Но ты и сам ее слушай. Она тебе раньше любого прибора скажет, если что не так.
— Я ее всегда слушаю, — Иван с нежностью похлопал ладонью по горячему от утреннего солнца борту. — Мы с ней одно целое.
***
Через двадцать минут пара Ла-5ФН уже была в воздухе. Кожедуб вел свою машину уверенно, почти не глядя на приборы, чувствуя ее всем телом. Он заложил широкий круг, набирая высоту и уходя в сторону солнца. Это была его излюбленная тактика — стать невидимым для врага, атаковать оттуда, откуда не ждут.
Они барражировали на высоте в четыре тысячи метров. Внизу, как на штабной карте, расстилалась земля. Иван методично сканировал небо. Терпение. Главное качество охотника. И он был вознагражден.
— Сокол-два, я Семнадцатый, — его голос был спокоен. — Вижу цель. Десять часов, ниже нас. «Рама» и пара «мессеров».
Двухбалочный Fw 189, похожий на странное насекомое, лениво кружил над передовой. Его прикрывали два Bf 109, держась чуть выше.
— Мухин, как договаривались. Связываешь боем правого «мессера». Не лезь на рожон, просто отвлеки его. Я бью «Раму» и второго. Иду в атаку.
Его «Лавочкин» клюнул носом и устремился в почти отвесное пике. Мотор взревел, ветер засвистел в плоскостях. Это был его фирменный почерк, который в полку уже прозвали «соколиным ударом».
Немецкие летчики заметили его слишком поздно. Он проигнорировал истребителя, зная, что Мухин выполнит свою задачу. Его цель — стеклянная кабина «Рамы».
Он видел, как в панике задергался стрелок в задней турели, полоснув по небу неточной очередью. Поздно. Кожедуб поймал в перекрестье прицела кабину пилота и дал длинную, щедрую очередь из двух пушек ШВАК.
Снаряды разнесли плексиглас вдребезги. «Рама» клюнула носом и, кувыркаясь, посыпалась к земле.
Иван тут же с резким разворотом вышел из пике. Второй «мессер», опомнившись, уже заходил ему в хвост. Но Кожедуб ждал этого. Он резко сбросил газ и выпустил щитки, заставляя немца проскочить вперед.
Теперь уже он оказался в хвосте у врага. Короткая очередь — и от крыла «мессера» полетели обломки. Немец, дымя, поспешил удрать в сторону своих. Иван не стал его добивать. Он посмотрел в сторону: Мухин все еще крутил карусель со своим противником.
— Сокол-два, выходи из боя! Уходим домой!
Вечером, когда дядя Миша рисовал на борту «Лавочкина» очередную, уже седьмую звезду, в летной столовой было шумно. Обсуждали дневные бои.
— ...а я ему захожу, а он, гад, раз, и в облако! — горячо рассказывал капитан Овсянников.
— А на нашем участке сегодня тихо было, — отозвался кто-то. — А вот соседей потрепали знатно. Говорят, у них там какой-то немецкий «эксперт» объявился. Работает как мясник. Заходит парой, срезает замыкающих и исчезает. Никто даже в прицел поймать не может.
— Слыхал, — кивнул Овсянников. — У них там в JG 52 есть один. Позывной «Adler-eins» — «Орел-первый». По слухам, ас из асов.
Иван слушал молча. Он не любил эти разговоры. Война была для него не соревнованием, а работой. Тяжелой и смертельной. Но имя «Орел-первый» почему-то зацепилось в памяти.
Не успели они допить свой чай, как над аэродромом взвыла сирена.
— Воздух! По машинам!
Это был не учебный вылет. В небе уже виднелись точки — большая группа «Юнкерсов» Ju-87 шла под прикрытием истребителей. Началась настоящая свалка. Небо превратилось в кипящий котел, где смешались свои и чужие. Это была не охота. Это была драка.
Кожедуб с ходу сбил одного «лаптежника», который пытался спикировать на наши позиции. Тут же его атаковала пара «фоккеров». Он ушел от них резким виражом и увидел, как один из них садится на хвост самолету Мухина.
— Мухин, вниз! Уходи вниз! — крикнул он, бросая свою машину наперерез.
Он дал очередь, заставив немца отвернуть. В этом хаосе он потерял из виду своего ведомого, но увидел новую цель — еще один Ju-87. Он погнался за ним, но краем глаза заметил нечто странное.
Высоко над общей свалкой пара «мессеров», не вмешиваясь в бой, хладнокровно расстреливала одинокий Ил-2, отбившийся от группы. Это было сделано так быстро, профессионально и безжалостно, что Иван похолодел. Почерк. Чужой, но до боли знакомый. Хирургически точный.
Когда бой закончился и уцелевшие вернулись на аэродром, все были вымотаны. Мухин приземлился с пробитым крылом, бледный, но живой.
— Спасибо, командир... я его даже не видел...
На вечернем разборе докладывал командир соседнего полка.
— ...нас связала боем основная группа, а в это время пара асов прошлась по нашему строю. Мы потеряли три машины за две минуты. Свидетели говорят, у ведущего на носу была нарисована какая-то черная птица...
Иван Кожедуб стоял у карты. Седьмая звезда на его фюзеляже больше не радовала. Он понял, что слухи из столовой были правдой. Здесь, в этом небе, был другой охотник. Не просто враг, а мастер. Соперник. И он был голоден так же, как и сам Иван.