А утром произошло событие, которое сильно повлияло и на моё настроение, и на общее состояние. Во время обхода доктор Николай Марковичвнимательно посмотрел результаты анализов, легонько без нажимов обстукал мою брюшную полость и сказал, обращаясь больше к пожилой медсестре с тетрадкой в руках:
– Помимо сотрясения мозга травмирована и воспалена печень – результат сильного ушиба. Кровь в моче – идет воспалительный процесс в почках… Фанерный щит из кровати можно удалить – позвоночник цел, не задет. – И дальше, уже обращаясь ко мне: – Тебе повезло, строитель: поломано два ребра, все остальные кости целы.
– Да как же это? – я не мог так сразу всё понять.
– Кости у тебя целы – значит, и мясо нарастет, – заметил доктор. – Видать, силён твой Бог. Не все такие полёты, как у тебя, заканчиваются успешно.
– Спасибо, доктор.
– Скажи спасибо также маме с папой за то, что дали тебе крепкие кости.
После таких новостей можно было позволить себе немного положительных эмоций и мыслей.
***
Ближе к обеду в коридоре раздался скрип несмазанной медицинской каталки, и громкий повелевающий мужской голос:
– Остановите карету, мадам!
Через пару мгновений в проёме двери показалось нечто: сначала – загипсованная левая нога и загипсованная правая рука на палках, упирающихся в бинты на груди, затем протолкнулось массивное туловище в больничной пижаме, обнимающее левой рукой хрупкую «мадам»-санитарку, и голова в чалме бинтов с торчащим красным распухшим носом.
Вы читаете продолжение. Начало рассказа здесь
– Привет! – хрипло сказала голова в мою сторону, и с помощью санитарки новоприбывший начал устраиваться на кровать. Это было непростое дело: надо было как-то пристроить ногу в гипсе, потом стреляющую в потолок руку. Наконец, кряхтя и постанывая, новичок кое-как лёг и первое, что спросил:
– А персональная пар//аша у меня будет?
– Будет, будет, – подтвердила санитарка. – Щас принесу тебе судно и утку.
– Ну, полный кайф. А то, говорят, удобства в конце коридора.
– Нет, нет. Тебе ходить нельзя.
***
Начали знакомиться.
– Александр Патраков, горный инженер, – представился новичок.
Оказывается, он работал недалеко от Желдора на руднике сменным инженером. Не новичок: третий год после института. История, которая с ним произошла, настолько дурацкая, считал он, что даже говорить неохота.
– Спустились утром в шахту, – рассказывал Александр, – и все разошлись по своим местам. Я пошел осматривать забои. По пути увидел в одном из штреков, что кровля там ненадежная и может в любой момент от вибрации обрушиться… Что?.. А, да… кровлей мы называем пласт горной породы, расположенный выше рудного тела. В том пласте было тонн десять. Я позвал двух шахтеров, чтобы показать им места, где следует подработать пласт и потом спокойно обвалить его. Для убедительности я даже влез на большой валун и стал показывать вот этой рукой, которая сейчас в гипсе, где и что нужно сделать. В это время в соседних забоях заработали отбойные молотки, кровля сама обвалилась и сыграла на меня.
– Как же ты живой-то остался? – моему удивлению не было предела. Десять тонн должны были раздавить инженера как гусеницу.
– В том-то и дело. При таком обрушении породы я не должен был выжить ни при каких обстоятельствах. Однако произошло чудо: ударом пласта меня забило под валун, пласт переломился, удар пришелся на каску и на правую руку. Но я остался жив.
– Чу-де-са! – молвил я. – Диво-дивное. Со мной ведь произошло нечто подобное, правда, больше по моему недомыслию. – И я рассказал инженеру историю своего падения.
– Да, брат, – горестно вздохнул Александр. – Если поразмыслить, то получается, что мы с тобой счастливчики.
– Что-то я пока не чувствую себя счастливчиком: у меня отбило все потроха. От боли готов на стенку лезть.
– Это всё пройдет. Мы с тобой еще пацаны: всё заживет как на собаках.
– Дай-то Бог!
– Главное, мы живы.
Помолчав, мой новый сосед высказал еще одно соображение, над которым я думал весь остаток дня:
– Раз остались живы, значит на то была причина. И причина не просто в том, что так угодно было судьбе. А в том, что мы, наши души, еще кому-то нужны. Нам дан шанс – еще пожить и отработать этот щедрый подарок судьбы.
Александр рассказал немного о себе, о своих родителях, которые живут недалеко, в Караганде. Они из числа ссыльных и не имеют пока права выезда.
А я всё думал и думал: кому я еще нужен, кроме своей матери? Кому нужна моя душа? И как я должен жить, чтобы оправдать своё существование?
Вечером пришли дядя Вася и Мишка Рошкован. Они принесли яблоки, которые в здешних местах, да еще весной – большая редкость, и старались ободрить меня.
***
Больница – место, куда человек часто попадает помимо своей воли, иногда без сознания, в тяжелом состоянии, нередко в отчаянии, потеряв надежду на излечение и выживание.
Поначалу, когда ты немощен и сердце едва бьется в твоей истерзанной ранами груди, мысли твои направлены только на то, как избавиться от страданий, что делать, чтобы хоть чуть-чуть уменьшить боли. Когда ты видишь, что изо дня в день, из ночи в ночь боли не уменьшаются, мучения не убывают, тебя начинают посещать тревожные мысли о том, что, наверное, сил у тебя не хватит для сопротивления. И ты готов плакать от бессилия и ужаса перед неотвратимо приближающимся концом, который представляется всё более несправедливым. Потому что ты же еще совсем молодой и ещё вчера тебя переполняла жизненная энергия.
Но вот врачи и сестрички начинают тебя убеждать, что шансы есть. И ты сам видишь, что они стараются тебе помочь. И у тебя где-то внутри начинает трепыхаться маленькими крылышками вера в чудо: а вдруг получится?
Потом твой болезненный мутный взгляд начинает рассматривать рядом таких же горемык, больных и увечных, которые так же, как ты, мучаются и на что-то надеются. Ты видишь, что им не легче, чем тебе. Как ни странно, само существование рядом других немощных, общение с ними прибавляет в тебе собственные силы.
Такие думы думал я, лёжа на своей койке. Причем, лёжа на спине, единственной части тела, на которой почти не было ран. Я пока не мог ни встать, ни хотя бы сесть. Но после общения с новым товарищем почувствовал, что появляются какие-то желания.
Ночью я снова не спал, но боли были вроде не такими резкими и разрывными. И он снова думал о странностях своей судьбы, но уже не стонал и не кричал…
***
Следующий день был воскресный и, несмотря на то, что ночью в нашей палате господствовал полный мрак и уныние, а днем мы жили при раздражающе ярком свете электрических шаров, было предчувствие, что уж сегодня-то должно произойти что-то необычное.
И вот, наконец, в чёрном прямоугольнике двери появилась коренастая фигура человека, которого мне очень хотелось видеть, – Виктора Чайки. Он стоял, прижимая к белому халату какие-то кульки и внимательно разглядывая каждого из нас, болящих.
Я радовался встрече с другом, предвкушая его жесткие, ироничные комментарии к событиям, происходящим за пределами нашей горемычной палаты, родственные касания его шершавых ладоней и дружеское излучение прищуренных насмешливых глаз.
Я чувствовал, как через его прикосновения мне передается энергетическое подкрепление: держись!
Чайка, однако, не стал разговоры разговаривать, выгрузил содержимое свертков в тумбочку, поясняя по ходу: «Это всё от пацанов нашей бригады», – и вдруг озадачил нас вопросом:
– Мужики, а чего вы сидите тут, как в склепе? Без солнца, без воздуха?
Мы молчали.
– Вы знаете, что творится там, на улице? За вашим чёрным окном?
Мы не знали.
Виктор немного отодвинул мою кровать, подошел к окну, дернул за какую-то железку и, к всеобщему изумлению, черная створка открылась, и первое, что увиделось, – нарядное золотисто-голубое солнечное небо.
Резко повеяло свежестью и чем-то ещё празднично пахучим, как пасхальный кулич.
– Ну-ка, посмотрите дальше, в степь.
Превозмогая боль, я сел на кровать. Сел впервые за последние дни. И то, что увидел, было настоящим потрясением: от бетонной ограды больницы и дальше, до самого горизонта простиралось море цветов. Это были красные, желтые, белые, оранжевые, причудливо пестрые и даже черные тюльпаны вместе с зеленым разнотравьем, внезапно выросшим из-под земли.
Огромное безбрежное яркое море с мягко пробегающими разноцветными волнами.
Тысячи, миллионы, триллионы, мириады цветов!
Зрелище было необыкновенное. Казалось, воспрянула земля, весь мир неудержимо всеми атомами и клетками потянулся к жизни.
– Ну, как?
– Такого чуда я не видел никогда в жизни, – всё, что я мог сказать.
***
Это снова был месяц май. Цветущий май. И мне было двадцать лет. И снова наступило просветление. Но теперь я стал догадываться, что мир, в котором я пребывал, полон красоты и любви, и я призван судьбой в этот мир, чтобы поддерживать и приумножать красоту и любовь.
Продолжение здесь Начало рассказа здесь
Tags: Проза Project: Moloko Author: Пернай Николай
Ещё одна история этого автора здесь