— Марин, ты же сестра. Как ты можешь нам отказать? Это бесчеловечно!
Слава смотрел на неё своими честными, голубыми глазами, точь-в-точь как у мамы, и в этих глазах плескалась такая искренняя обида, будто это она у него последнее отбирала, а не наоборот.
Он сидел на её кухне, в её уютной, выстраданной квартире, пил чай с бергамотом и пытался заставить её же почувствовать себя виноватой. Виноватой за то, что она в сорок два года вкалывала, отказывая себе во всём, чтобы скопить эту сумму.
— Нам очень нужны деньги, а у тебя они просто так лежат, — добавил он с упреком, будто её сбережения были каким-то недоразумением, досадной ошибкой, которую срочно нужно было исправить.
Марина молча размешивала сахар в чашке с давно остывшим чаем. Ложечка тихонько звенела о фарфор, и этот звук был единственным, что нарушало густую, тяжёлую тишину. «Просто так лежат». Боже, какая убийственная простота. Как легко он обесценил годы её труда, её бессонные ночи, отказ самой себе в отпусках и новых нарядах.
****
Он появился на её пороге час назад. Младший брат, любимец. Тот, кому всегда доставался лучший кусок пирога и последнее мамино объятие. Тот, чьи проблемы всегда были важнее, чьи желания — закон.
И вот он здесь. Рассказывал долго, путано, сбивчиво. Про бизнес, который «вот-вот попрёт, нужно только немного влить деньжат». Про жену свою, Анечку, которая «мечтает о новой кухне, а то на этой старой совсем замучилась». Про ипотеку, которая «душит, просто дышать не даёт».
А потом, как бы невзначай, перешёл к главному.
— Я тут узнал... ты же вклад закрыла недавно. Ну, тот, который на год открывала, еще под хорошие проценты. Сумма приличная набежала, да?
Марина похолодела. Откуда он знает? Она никому не говорила. Ни единой душе. Эти деньги были её секретом, её подушкой безопасности, её билетом в спокойную старость. Она сняла их месяц назад и положила в банковскую ячейку. Подальше от чужих глаз и потенциального банкротства банка.
Слава заметил её смятение и самодовольно ухмыльнулся.
— Земля слухами полнится, сестрёнка.
Сердце ухнуло куда-то вниз, в район ледяных пяток. Это не слухи. Это мама. Только она знала дату окончания вклада. Значит, не просто знала, а рассказала. Выдала. Сдала её с потрохами.
— Нам всего-то миллион нужен. Для тебя же это не деньги, — он махнул рукой, словно речь шла о паре сотен. — Вернём, как только раскрутимся. Года через три, может, пять. С процентами, конечно! Ты же знаешь, я человек честный.
Марина подняла на него глаза. В них не было слёз. Была только выжженная пустыня. Двадцать лет она тянула его на себе. Сначала, когда он учился в институте, — подкидывала на карманные расходы. Потом, когда он женился, — помогла с первым взносом на ту самую квартиру, в которой его Анечка теперь не могла готовить на «старой кухне». Потом были бесконечные «подкинь деньжат до зарплаты», «выручи, колёса надо поменять», «одолжи, тёще на подарок не хватает».
Она всегда давала. Потому что он брат. Потому что «мы же родные люди». Потому что мама всегда говорила: «Мариночка, ну кому же Славику ещё помочь, кроме тебя? Ты же старшая, ты же умница».
Но сейчас было по-другому. Это был не очередной мелкий долг. Это была её жизнь. Та самая, которую она откладывала на потом. Она копила эти деньги на маленький домик у реки. С садом, с яблонями. Место, где она сможет спокойно рисовать и ни о чем не переживать. Её мечта. А он пришёл, чтобы забрать её мечту и построить на её обломках новую кухню для своей жены.
— Слав, я не могу, — тихо, но твёрдо сказала она.
И вот тогда в его голубых глазах и плеснулось то самое — «бесчеловечно».
****
Он ушёл, хлопнув дверью так, что чашки в серванте жалобно звякнули. Марина осталась сидеть в тишине, которая давила на уши. Телефонный звонок через десять минут не стал для неё сюрпризом. На экране высветилось «Мама».
Марина вздохнула и приняла вызов.
— Дочка, Слава звонил. Весь в слезах, — запричитал в трубку родной голос. — Ты что же это делаешь, а? Как тебе не стыдно, родного брата в беде бросать?
— Мама, он не в беде. Он просто хочет новую кухню, — устало ответила Марина.
— Да что ты понимаешь! У них семья, у них планы! Им развиваться надо! А ты одна, как перст. Зачем тебе такие деньжищи? Солить их будешь? У тебя же ни котёнка, ни ребёнка. Хоть бы племянникам помогла! Они же тебе не чужие!
Каждое слово было как пощёчина. «Одна, как перст». «Зачем тебе деньги». Мать никогда не считала её жизнь полноценной. Раз не замужем, раз нет детей — значит, и не живёт вовсе. Так, существует. И единственная её функция — быть ресурсом для успешной, правильной семьи младшего сына.
— Мама, я не дам денег, — отрезала Марина и нажала «отбой».
Руки дрожали. Она накапала себе валерьянки, выпила залпом. А потом на неё накатило. Воспоминание, которое она гнала от себя годами. То, о чём не знал никто. Даже мама.
Ей было тридцать. У неё был мужчина, которого она любила до дрожи, до одури. Они собирались пожениться. И она забеременела. Это было самое большое счастье в её жизни. Она уже представляла, как будет гулять с коляской, как будет выбирать крохотные носочки и чепчики.
А потом он просто исчез. Пропал. Не отвечал на звонки, съехал со съёмной квартиры. Позже она узнала, что он вернулся к бывшей жене, в семью.
Она осталась одна. Беременная, с разбитым сердцем. И в этот самый момент позвонил Слава. «Марин, выручай, горю! Влип в историю, нужны деньги. Много. Иначе мне крышка».
И она отдала ему всё, что у неё было. Все деньги, отложенные на свадьбу, на ребёнка, на новую жизнь. Она сняла со счёта последнее, чтобы спасти брата. А потом... потом она потеряла ребенка. На нервной почве, как сказали врачи. Больше детей у неё быть не могло.
Никто так и не узнал, что деньги, которые «спасли» Славу, были ценой её нерождённого ребёнка. Она никому не сказала. Зачем? Чтобы её пожалели? Чтобы Слава всю жизнь чувствовал себя виноватым? Она просто закопала свою боль глубоко внутри и начала копить. Копить на мечту. На тот самый домик у реки, который должен был стать утешением.
****
Началась настоящая атака. По всем фронтам.
Звонила мама. Каждый день. Сначала умоляла, потом требовала, потом проклинала.
Звонила Анечка, жена Славы. Всхлипывала в трубку:
— Мариночка, ну войди в наше положение! Славик ночами не спит, всё о бизнесе думает. Исхудал весь. А я... я так мечтала о посудомоечной машине...
Это было бы смешно, если бы не было так мерзко. Посудомоечная машина ценой в её будущее.
Слава писал ей длинные, полные пафоса сообщения в мессенджере. Про родственные узы, про долг, про то, что «на тот свет с собой деньги не заберёшь».
Марина перестала брать трубку от матери и заблокировала номер Анечки. Сообщения от брата она удаляла, не читая. Она знала, что если поддастся хоть на секунду, её сломают. Растопчут.
Через неделю они пришли снова. Все вместе. Слава, Анечка и мама. Как группа захвата. Марина сначала не хотела открывать, но мама начала так тарабанить в дверь и кричать на весь подъезд, что стало стыдно перед соседями.
Они ввалились в квартиру, и Марина сразу поняла: это решающий бой.
— Значит, так, — без предисловий начала мама, пока Анечка демонстративно вытирала платочком сухие глаза. — Ты или даёшь брату деньги по-хорошему...
— Или что? — спокойно спросила Марина, скрестив руки на груди.
Вперёд вышел Слава.
— Или я расскажу всем, откуда у тебя на самом деле эти деньги, — прошипел он. — Я всё знаю, Марина.
У неё земля ушла из-под ног. Что он знает? Не может быть. Этого не может никто знать.
— Думаешь, я не помню, как ты двенадцать лет назад все сбережения сняла? Я же не дурак, я потом сопоставил. Твой этот... жених... сбежал, а ты сразу после этого заболела. Уж не от него ли ты «нагуляла»? Не на это ли «дело» денежки пошли? Стыдно стало, да? Решила от последствий избавиться, а теперь из себя святую строишь!
Марина смотрела на него и не верила своим ушам. Он стоял перед ней, её родной брат, и обвинял её в самом страшном грехе. Он перевернул её трагедию, её боль, её потерю — в грязную, постыдную историю. Использовал её как оружие против неё же. Чтобы выбить деньги.
Рядом стояла мать и сочувственно качала головой, глядя на Марину. Как на падшую женщину.
А Анечка смотрела с плохо скрываемым торжеством.
В этот момент холодный камень внутри Марины треснул. И оттуда хлынула не боль и не обида. А ледяная, спокойная ярость. Ярость человека, которому больше нечего терять.
— Хорошо, — сказала она так тихо, что им пришлось прислушаться. — Вы их получите.
Слава и Анечка переглянулись. На их лицах расплывались победные улыбки. Мать облегчённо выдохнула.
— Только при одном условии, — продолжила Марина, глядя брату прямо в глаза. — Ты сейчас же, при мне, пишешь расписку. Не просто «возьму в долг». А полную, подробную. О том, что берёшь у меня в долг миллион рублей, который я получила в наследство от нашего с тобой отца.
— Какого ещё отца? — опешил Слава. — Он же нам ничего не оставил, кроме старой «Волги».
— Оставил, — усмехнулась Марина. — Просто не тебе. За день до своего ухода он переписал на меня свой вклад в банке. Сказал: «Дочка, это тебе. На твою мечту. А Слава... Слава сам пробьётся, он мужик». Он знал тебе цену, братик. Знал, что ты всё профукаешь. И знаешь что? Мама об этом тоже знала. Но вам обоим было удобнее считать меня просто «удачливой».
Она врала. Нагло, глядя им в глаза. Никакого вклада не было. Но они не знали этого. А отец уже ничего не мог подтвердить или опровергнуть.
Славик растерянно смотрел то на Марину, то на мать. Мать побледнела как полотно.
— Это... это правда? — пролепетал он.
Мать опустила глаза. Она так опешила, что, казалось, дар речи потеряла.
— Так вот, — чеканя каждое слово, продолжила Марина. — Ты пишешь в расписке, что берёшь отцовское наследство. И если ты не вернёшь мне всё до копейки в течение года, эта расписка ляжет на стол юристу. А я подам в суд. И отсужу у тебя долю в твоей квартире. И тогда твоя Анечка будет готовить не на старой, а на коммунальной кухне.
В комнате повисла мёртвая тишина.
— Ты... ты чудовище, — прошептала Анечка, пятясь к двери.
— Нет, — спокойно ответила Марина. — Я просто научилась у вас. Играть по вашим правилам.
****
Они ушли. Без денег. Без скандала. Просто молча вышли из её квартиры и её жизни.
Марина не знала, поверили они в её ложь про отцовское наследство или нет. Но она видела страх в их глазах. Страх перед силой, которую они сами в ней и разбудили.
Мама больше не звонила. Совсем. Слава и его жена исчезли с её радаров. Может, они взяли кредит. Может, нашли другого спонсора. Марине было всё равно. Впервые в жизни ей было абсолютно, тотально всё равно, что там у них происходит.
Она не чувствовала ни радости победы, ни злорадства. Только огромную, звенящую пустоту на том месте, где раньше была её семья. И странное, горькое облегчение.
Через месяц она купила билет в один конец. В маленький городок на берегу Волги, где продавался тот самый домик с яблоневым садом.
Она ехала в поезде, смотрела на мелькающие за окном пейзажи и впервые за долгие годы не чувствовала вины. Она никому ничего не была должна. Она заплатила за своё будущее сполна. Да, она осталась одна. Как перст. Но этот перст впервые указывал в ту сторону, в которую хотела она сама. И это была не цена, а награда.
🎀Подписывайтесь на канал — впереди нас ждет еще много интересных и душевных историй!🎀