Осень 1941 года выдалась очень холодной и дождливой. Женщины до обеда работали в лагере на лесах, а после обеда шли в "цех", то есть барак, переоборудованный под шитье, и строчили на машинках изделия для солдат, что защищали Родину.
Глава 1
- Письма нет от Костика, - Маша чуть не плакала, присаживаясь за швейную машинку. - Я так боюсь, что и он... Что и его тоже призовут.
- Маша, ты не раскисай. Призовут, скорее всего, но в качестве врача. Сейчас руки медиков очень нужны, - Лена не знала, как утешить подругу. - Но всё будет хорошо.
- Ага, и отправят его в самое пекло. Подпортила муженьку анкетку своими книженциями, интеллигенция ненормальная, - фыркнула Глашка, открыв рот, в котором не доставало двух зубов. Она была одной из тех зечек, что за кражу сидела. - А там и кокнут твоего муженька.
Маша дернулась было, но Лена остановила её взглядом и, повернувшись к Глашке, произнесла со злостью:
- У Маши хоть есть за кого переживать. А ты вот что раньше была без мужика, что после отсидки без него останешься. Кому такая беззубая злобная бабища нужна?
- Да я тебе! - Глаша встала и направилась в её сторону, но Лена была не робкого десятка. За этот год, что она провела здесь, научилась стоять за себя. Она подняла стул и произнесла:
- Подойди, я тебя остатка зубов лишу. А вздумаешь исподтишка что сделать, так можешь забыть про ночной сон.
Глаша неуверенно сделала еще шаг, затем попятилась назад, заметив взгляд "бригадирши", что сидела тут уже семь лет и держала барак в кулаке. "Бригадирша" Соня сперва испытывала Лену, Машу и других новеньких на прочность, но потом отстала и даже стала относиться к ним с уважением. Иногда она просила Машу прочитать стихи или рассказать какое-нибудь произведение, и тогда весь барак замирал, слушая ровный спокойный тон бывшей учительницы.
А Лена имела звонкий голосок и порой в вечерней тишине из барака были слышны песни, которые она запевала грустным и печальным голосом, затем эти слова так же потихоньку подхватывали и другие женщины, напевая про любовь и свою печальную судьбу.
Таких как Глашка было уже немного, а те, что были, быстро осаживались "бригадиршей", то есть старшей по бараку, которая сидела тут дольше всех и имела авторитет. Вот и теперь Соня глянула на Глашку и та отступила.
Лена только ухмыльнулась. Да, пусть она зависит от защиты других людей, пусть ей приходится иногда выполнять какую-то работу за Соню, но по крайней мере она перестала ходить в синяках, да ссадинах.
Вечером, когда уже близился к концу рабочий день для заключенных, Лена смотрела на подругу Машу и ей она не нравилось - щеки женщины горели огнем, глаза были прикрыты, а сама она дышала прерывисто, иногда подкашливая.
- Маша, что с тобой? - они шли вместе к бараку и Лена дотронулась до её лба своей рукой. - У тебя жар!
- Наверное, заболела. Немудрено при такой погоде. Какой ливень вчера был! Да и сегодня не лучше - морось эта противная.
- Давай-ка в санитарный барак, покажись Шурке.
- Прогонит она меня. Злобная старушка. Ничего, отлежусь, завтра огурцом буду, - вымученно улыбнулась Мария.
Но всю ночь она металась по нарам от жара, а на следующий день упала на построении. Тогда её женщины и отнесли к фельдшеру Александре, которую Шуркой в лагере именовали.
Три дня Маша в лазарете пролежала, легче ей не становилось, казалось, только хуже ей становилось. Лена по вечерам приходила к ней, но утешительных новостей не было, наоборот страх липким потом покрывал спину молодой женщины, потому что она видела, что подруга умирает, а сделать ничего нельзя.
На четвертое утро Соня вошла в барак, подошла к Лене и тихо произнесла:
- Забери вещи Маши себе, ей они больше не нужны. Забери, пока Глашка и такие же, как она, не растащили всё.
Лена заплакала, но встала и подошла к месту, где спала её подруга. Вещи... Теплые носки, две книги, что она смогла с собой прихватить, медальон с фотографией мужа и его письма.
Это всё, что осталось от её подружки Маши. Самой близкой душе, которая была рядом с ней больше года.
Лена чувствовала себя одинокой и опустошенной. Да, тут были и другие женщины, с которыми можно подружиться, и общались они, но с Машей у ней была будто бы какая-то особенная, духовная связь.
Лена перебирала письма от её мужа. Последнее пришло в мае 1941 года, все слова, написанные там, она знала наизусть, вместе с Машей они читали их, вникая в каждое слово. Теперь адресата нет, и придет ли вообще письмо от Кости? Как написать ему о том, что он стал вдовцом?
***
Письмо пришло через две недели, но Лене его сперва отдавать не хотели, пока в конце концов она не убедила начлага, что найдет нужные слова, чтобы отправить военврачу Лункину Константину слова утешения. Что ему и так сейчас непросто на фронте, а потеря жены и вовсе его подкосит. Её жаркая речь тронула сердце начлага. Да, за его суровостью скрывалась доля доброты. Он не мог показывать её открыто, иначе заключенные сядут на шею, но в этот раз он уступил. Вместе с извещением на полевую почту Лункину Константину пришло письмо от Елены, где она писала о её дружбе с Марией, о том, какой она была славной женщиной и хорошей подругой. О её любви к нему, о беспокойстве. Выражала скорбь, которая шла искренне, от всего сердца.
Отправив письмо, она сидела возле барака, глядя на ночное небо.
- Я выстою, я всё переживу... Боже, дай мне только сил...
Она держала в руках письмо от Константина, которое ей отдал начлага, но читать его не решилась. Была бы Маша рядом, они бы вместе прочли каждую строчку, но теперь она не имеет права.
Зайдя в барак и прятав последнее письмо среди тех посланий, что сотню раз были прочитаны, Лена легла на нары и, закрыв глаза, прочитала молитву за душу своей подруги.
А через два месяца ей пришло письмо от Константина со словами благодарности. И в каждом слове чувствовалась его боль и глубокое горе.
****
1945 год.
- Амнистия! Амнистия! - Надежда, которая прибыла в лагерь в 1942 году, радостно влетела в барак. - Бабоньки, слышите? Амнистия. Начлага созывает весь штаб на совет, бумаги будут составлять. Говорят, что могут досрочно освободить женщин в честь победы!
Лена пожала плечами. Она не надеялась, что её амнистируют, и особых надежд не питала.
Но через неделю всех выстроили вечером после работы и начлага стал называть фамилии заключенных, которым следовало выйти из строя. Услышав свою фамилию, Лена шагнула вперед, а вскоре услышала, что попала под амнистию. Лена даже не стала скрывать слезы радости, но тут же в груди что-то ёкнуло - а дальше что? Куда дальше? Ну вернется она в родной поселок, да вот только люди всё помнят. Каждый колхозник вспомнит о воровстве её мужа. Разве докажешь им, что она не знала ничего? Муж и жена - одна сатана...
Перед отбытием из лагеря, собирая вещи, Лена потянулась руками до писем и личных вещей Машеньки. Господи, три с половиной года как нет её...
Что ей делать с этими вещами? Оставить на память? Или же... Она вернет их Константину. Да, так будет правильнее. В конце концов, какая ей разница, куда ехать?
Только вот не знала Лена наверняка жив он или нет. Но она поедет, разницы и правда нет в какое направление податься - хоть в Поволжье, хоть в Сибирь, хоть на юг, хоть на Урал. Дороги перед ней все одновременно открыты, в то же время и закрыты.
Продолжение