Часть 9. Глава 75
Во время очередной смены ночной вызов привел доктора Лебедева и его практикантку Захарову, как им обоим показалось, на край географии Санкт-Петербурга и… здравого смысла. Новый микрорайон представлял собой унылое зрелище: скелеты недостроенных многоэтажек, устремленные в чернильное, беззвездное небо, словно костлявые пальцы утопленника. Дороги здесь были лишь условностью – укатанная строительной техникой глина, кое-где присыпанная щебнем. В центре этого рукотворного хаоса, в резком, дерганом свете полицейских мигалок, застыла финальная сцена абсурдной трагедии.
Две груды искореженного металла, в которых с трудом угадывались очертания двух машин, некогда сошедших с конвейера АвтоВАЗа, стояли так плотно друг к другу, будто слились в последнем, смертельном объятии. Воздух вокруг них был густым и тяжелым, пропитанным запахом бензина, раскаленного металла, антифриза, масла, резины и едва уловимым, сладковатым запахом крови. Вокруг суетились сотрудники ГИБДД, их резкие голоса и треск раций лишь подчеркивали мертвую тишину, исходящую от эпицентра катастрофы.
Доктор Лебедев и Диана шли к машинам, и хруст щебня под их ногами казался кощунственным. Валерий, как всегда, шел впереди, его лицо было непроницаемой маской профессионального спокойствия, но внутри все сжималось от уже привычного, холодного предчувствия. Он видел сотни аварий, но по-прежнему не мог к ним привыкнуть, как ни старался. Всякий раз что-нибудь новое, да появлялось, и в этой новизне никогда не было ничего приятного.
Диана следовала за старшим коллегой, стараясь дышать ровно, но от увиденного ее знобило. Картина была настолько кинематографичной в силу своей чудовищности, что мозг отказывался воспринимать ее как реальность. Девушка подумала, что такое даже в самом залихватском боевике не покажут: слишком уж жёсткое зрелище.
Одного из водителей, как медикам уже передали по рации, выбросило из машины. Его тело, неестественно изогнутое, лежало на асфальте, накрытое полиэтиленовым мешком. Второго все еще пытались извлечь спасатели, используя гидравлические ножницы. Металл скрежетал и визжал, словно живое существо, не желающее отпускать свою жертву. Но самое страшное и необъяснимое было не это.
На том, что осталось от капотов столкнувшихся машин, в самом центре этого металлического хаоса, сидела девушка. Она была похожа на изломанную фарфоровую куклу, забытую ребенком. Ее светлое платье было забрызгано чем-то темным, волосы спутаны, а лицо – абсолютно белым и лишенным всякого выражения. Она не плакала, не кричала, не двигалась. Просто сидела, свесив ноги в образовавшуюся между двигателями пропасть, и, раскинув руки в стороны, положила их ладонями вверх, словно ожидая, когда парни оживут, возьмут ее и поведут за собой. Одна кисть девушки тянулась к безвольно свесившейся из окна руке того, кто оказался зажат в салоне, другая – к руке лежащего на земле, словно пытаясь соединить разорванную цепь.
– Господи, – выдохнула Диана, останавливаясь. Ее голос был едва слышным шепотом. Тошнота, которую она с трудом подавила на прошлом вызове, снова подкатила к горлу.
Доктор Лебедев молча положил ей руку на плечо, точно так же, как и на стройке. Этот жест был не утешением, а приказом: «Держись. Работай». Он подвел ее ближе, к машине «Скорой», прибывшей на место аварии первой, где бледный, как полотно, фельдшер пил воду из бутылки крупными, судорожными глотками.
– Привет, коллега. Что с ней? – кивнул Валерий в сторону девушки на капоте.
– Шок. Глубочайший, – ответил фельдшер дрожащим голосом. – Мы приехали, а она вот так… сидит. Мы к ней, не реагирует. Смотрит сквозь нас. Глаза пустые. Я… я такого никогда не видел. Девчонка будто не здесь. Пытались ее снять, а она будто окаменела. Не сдвинуть. Пришлось вашу бригаду вызывать, у меня давление подскочило.
К ним подошел капитан ГИБДД, пожилой, уставший мужчина с потухшими глазами. Он уже успел провести первичный опрос.
– История – хоть сценарий для фильма пиши, – устало проговорил он, закуривая. – Любовный треугольник. Оба ее любили, она выбрать не могла. Поссорились, подрались. Она психанула, ушла. А эти двое… решили устроить дуэль. На машинах. Разъехались и погнали друг на друга. А она, глупышка, выскочила на дорогу, прямо между ними. Хотела остановить. Они, видать, пытались ее объехать, один вправо, другой влево… ну и встретились. А ее даже не зацепило. Чудо, не иначе.
Лебедев слушал, и холодное острие бессмысленности происходящего вонзалось все глубже. Нелепая шутка прораба, забытая каска, кирпич. Пылкая юношеская страсть, ревность, автомобильная дуэль. Разные истории, разные декорации, но финал один – смерть, абсурдная и неотвратимая. Он посмотрел на девушку. Она была живым памятником этой трагедии, ее молчаливым, окаменевшим сердцем.
– Нужно ее оттуда снимать, – твердо сказал Валерий. – Она в состоянии аффекта, может и глупостей наделать, когда очнется. Диана, приготовь релаксант.
Врач медленно, осторожно, стараясь не делать резких движений, начал подходить к искореженным машинам. Не говорил ни слова, пока не оказался совсем рядом. Он видел ее лицо – тонкие черты, широко распахнутые, ничего не видящие глаза. По щекам текли слезы, но девушка их, казалось, не замечала. Ее губы беззвучно шевелились, повторяя какие-то имена.
– Меня зовут доктор Лебедев, – тихо, но отчетливо произнес он. – Я врач. Я хочу тебе помочь.
Девушка не отреагировала. Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, сквозь человека напротив в медицинском одеянии, сквозь пространство ночного мира.
– Послушай меня, – продолжал Валерий, ровным и спокойным, как у гипнотизера, голосом. – Им уже не больно. Ты их больше не согреешь. А тебе нужно жить. Ты должна их отпустить.
Он осторожно протянул руку и коснулся ее плеча. Девушка вздрогнула, словно от удара током, и ее взгляд медленно сфокусировался на лице медика. В ее глазах на мгновение промелькнуло осознание, и за ним – такая бездна ужаса и боли, что даже Лебедеву, видевшему многое, стало не по себе.
– Я… я их убила, – прошептала она хриплым и чужим голосом. – Я встала… думала, мальчики остановятся… Я их убила.
– Нет, – твердо ответил Валерий. – Это был их выбор. Глупый, мальчишеский, но их. Ты ни в чем не виновата. А теперь пойдем. Тебе нужна помощь.
Он аккуратно, но настойчиво начал разжимать ее пальцы, словно прикованные к холодной стали искореженных капотов, на которых, – это было вообще непонятно, как там оказалась и разместилась, – находилась девушка. Она не сопротивлялась, ее тело обмякло, и свидетельница аварии позволила врачу и подоспевшему спасателю снять себя с этого страшного пьедестала. Как только ее ноги коснулись земли, зашлась в беззвучном крике, тело начали сотрясать судороги.
Диана уже была рядом с приготовленным шприцем. Укол подействовал почти мгновенно. Рыдания перешли в тихие всхлипы, тело расслабилось. Девушку уложили на носилки и понесли к машине «Скорой помощи». Пока Захарова ей занималась в салоне, измеряя давление и ставя капельницу, доктор Лебедев подошел к телам, чтобы выполнить последнюю формальность. Он по очереди констатировал смерть обоих парней. Открытая черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью. Множественные переломы, разрыв внутренних органов, травматический шок, приведший к мгновенной остановке сердца. Сухие, протокольные фразы, за которыми стояли две оборванные жизни, две трагедии для их семей, и одна искалеченная душа девушки, уезжавшей сейчас в их машине.
Возвращаясь к «Газели», он снова ощутил ту же всепоглощающую пустоту, что и после вызова на стройку. Но к ней примешивалось что-то еще. Злость. Бессильная, холодная ярость на эту глупую, жестокую игру под названием жизнь, где за ошибки, совершенные в пылу страсти, приходится платить такую непомерную цену. Он думал о том, что эти двое парней, по сути, сами стали теми кирпичами, что летели навстречу друг другу. А девушка была той точкой, в которой их траектории сошлись с фатальной неизбежностью.
В машине Диана молчала. Она закончила все манипуляции и теперь просто сидела, глядя в окно на проплывающие мимо недостроенные дома. Ее лицо было бледным, но собранным. Лебедев видел, как за одну эту смену она повзрослела на несколько лет. Жестокое посвящение, которое он ей предрекал, состоялось в самой беспощадной форме.
– Ты как? – снова задал он тот же вопрос, что и несколькими часами ранее.
Диана медленно повернула к нему голову. В ее глазах больше не было того наивного ужаса, который врач видел на стройке. Теперь там была тяжелая, свинцовая усталость и зарождающийся цинизм – профессиональная деформация, без которой в их деле не выжить.
– Я не понимаю, – тихо сказала она. – Зачем? Как можно было довести до такого? Из-за чего? Из-за того, что не могли поделить девушку? Разве любовь – это про то, чтобы умереть, доказав свою правоту?
Лебедев горько усмехнулся.
– Иногда самые сильные чувства приводят к самым глупым поступкам. Гордость, ревность, желание обладать… Это страшный коктейль, Диана. Он сносит голову похлеще любого алкоголя. Они не думали о смерти. Рассуждали просто: совершают подвиг. Каждый во имя своей любви.
Врач замолчал, глядя на дорогу. А в голове снова всплыл образ Черняховского. Разве он сам, спасая жену депутата, не совершал свой собственный, тихий «подвиг»? Не бросался на амбразуру, движимый профессиональным долгом и остатками врачебной чести? И разве этот поступок не был таким же безрассудным, как автомобильная дуэль двух влюбленных юнцов? Последствия уже летели ему навстречу. Его собственный «кирпич», его личное лобовое столкновение с системой было неминуемо. Он просто еще не знал, в какой момент и на каком повороте судьбы это произойдет.
– Наша работа, – продолжил Валерий, скорее для себя, чем для Дианы, – это не качели. Это хождение по канату над пропастью. Каждый день. И главное – не смотреть вниз. Потому что внизу всегда одно и то же.
Он посмотрел на свою практикантку. Она глядела на свои лежащие на коленях руки. Больше не дрожала. Просто ощущала себя бесконечно уставшей. Эта ночь выжгла в ней что-то важное, детское, и на этом пепелище только начинало прорастать нечто новое – твердое, холодное и прочное, как хирургическая сталь. Сможет ли она сохранить в себе что-то человеческое, или профессия поглотит ее целиком, превратив в такой же механизм, каким он порой ощущал себя? Валерий не знал ответа. Лишь чувствовал, что собственный канат под ногами натянулся до предела и вот-вот лопнет. Холодное дыхание пропасти он ощущал уже не спиной, а всем своим существом.
На следующий день Диана пришла в клинику имени Земского с твердым намерением покончить со своим шпионством. Мысль о том, что она предает человека, которого полюбила, – это ей стало ясно под утро, пока не могла уснуть, – была невыносима. Она подошла к кабинету исполняющей обязанности главного врача Мороз (заранее позвонила секретарю, записавшись на приём) и, сделав глубокий вдох, постучала.
– Войдите, – раздался властный голос.
Диана сделала шаг за дверь. Нора Леонидовна сидела за массивным столом и что-то писала. Она подняла на студентку холодные, колючие глаза.
– А, Захарова. Что-то случилось?
– Нора Леонидовна, я… я больше не буду этого делать, – выпалила Диана.
– Не будешь делать чего? – не поняла Мороз.
– Собирать компромат на доктора Лебедева.
Нора Леонидовна отложила ручку и откинулась на спинку кресла. На ее лице появилась неприятная усмешка.
– Вот как? И что же заставило тебя изменить свое решение? Неужели наш доблестный доктор Лебедев сумел тебя очаровать?
Диана покраснела.
– Это не ваше дело.
– Ошибаешься, деточка. Это как раз мое дело, – голос Мороз стал жестким. – Ты, кажется, забыла, на каких условиях ты здесь находишься. Ты – практикантка, и твое будущее в медицине целиком и полностью зависит от меня. Одно мое слово – и ты вылетишь из своего университета, как пробка из бутылки. И ни одна больница в этом городе тебя на работу не возьмет. Ты меня поняла?
– Поняла, – тихо ответила Диана.
– Вот и хорошо. А теперь иди и работай. И не забудь о нашем уговоре.
Но Диана не сдвинулась с места. Она смотрела на Нору Леонидовну с вызовом, и в ее глазах больше не было страха.
– Нет, – сказала она твердо. – Я не буду этого делать. Можете звонить, кому хотите. Пусть отчисляют.
Мороз на мгновение опешила. Не ожидала такого отпора от этой, как ей всегда казалось, послушной студентки, готовой ради диплома даже на подлости.
– Ты что, с ума сошла? – прошипела и.о. главврача. – Ты готова поставить крест на своей карьере из-за этого… этого хама и бабника?
– Он не такой, – возразила Диана. – Он… он хороший человек. И специалист тоже!
Нора Леонидовна расхохоталась.
– Хороший человек? Деточка, ты слепа. Этот «хороший человек» спит и видит, как бы занять место заведующей отделением. Он интриган и карьерист. И если ты встанешь на его пути, он тебя раздавит и не заметит.
– Это неправда.
– Правда, правда. Ладно, убеждать не стану. Иди отсюда. И чтобы я тебя больше не видела!
Диана повернулась и вышла из кабинета. Она шла по коридору, и слезы застилали ей глаза. Но это были не слезы отчаяния, – облегчения. Сделала свой выбор, и пусть он будет стоить ей карьеры, девушка ни о чем не жалела. Знала, что поступила правильно. Потому что любовь – это когда ты готов пожертвовать всем ради другого человека. Даже если этот человек – Валерий Лебедев, со всеми его недостатками и пороками. Потому что в глубине души он… самый лучший. Она это видела, и ей другие доказательства не требовались.