Они намеренно работают без страховки на высоте многоэтажного дома и неизменно вызывают восторг публики. Как они это делают? Только что завершился IV Международный фестиваль циркового искусства «Без границ», где их номер завоевал серебро, и мы расспросили артистов о тонкостях их профессии.
Во время выступления на фестивале случился будто бы обрыв. Публика ахнула и замерла. Это произошло специально или случайно?
На канате мы намеренно изобразили обрыв, чтобы немножко пощекотать нервишки зрителям, - улыбаются Махмудбек и Нурсултан, родные братья, между которыми разница в возрасте полтора года. Так мы взбадриваем зал, чтобы показать, как все нелегко дается.
На какой высоте вы работаете?
Высота основного каната – 7 метров, а диагонального в верхней точке – 14 метров.
Это того самого, по которому вы взбираетесь вверх без лонжи (страховочный трос – прим. автора) и несете на себе вверх по вертикали партнершу?
Совершенно верно. Трюк называется «пуанте».
Его никто в мире, кроме вас, не выполняет, если не ошибаюсь. Выглядит красиво и страшно одновременно. Ведь риск безумный, и он кажется неоправданным. Даже сетки внизу нет.
Это только так кажется, что мы бездумно рискуем. На самом деле к таким трюкам мы идем всю жизнь. Все нарабатывается сначала с лонжей. Трудимся много и регулярно, добиваемся стабильности. То есть безошибочного и почти автоматического исполнения трюка. Как только в теле появляется стабильность, а внутри – тишина, мы снимаем лонжу и тренируемся по новой. Как только снимается лонжа, меняется все.
Цирк - очень честное искусство, здесь лень и недоработки дорого обходятся. И мы хотим зрителю передать то, что испытываем сами. Конечно, нам тоже страшно. Но в этом и есть смысл.
Когда человек работает без страховки, и зритель видит это, то зал здорово вовлекается в процесс выступления. Люди понимают: риск реальный. И изумляются, боятся, восхищаются. Переживают целую гамму неподдельных эмоций. И это тот самый эффект, ради которого мы работаем, а публика приходит в цирк.
Несколько лет назад кто-то из вас ведь упал?
Я упал (это Нурсултан – прим.автора) в 2016 году в Перми на гастролях. С высоты 10 метров. Легко отделался: сломал обе ноги и раздробил правую.
И все равно вы здесь. Неужели после этого можно вернуться под купол? Неужели не было страха?
Страха не было. Но волновался, конечно. Однако для цирковых артистов это обычная история. Люди падают и возвращаются к своей работе.
Как вы боретесь с волнением? Вы же наверняка волнуетесь! Молитесь, медитируете, дышите?
Каждый по-своему, - отвечает Махмудбек, Нурсултан согласно кивает. - Панацеи нет. Я просто ни о чем не думаю. Для себя я давно вывел, что на работе нужно быть максимально сфокусированным. И отметать все, что может отвлечь от главного. Человек не способен сосредоточенно думать одновременно о двух вещах. Если ты под куполом, то нужно думать только об этом. Если ты думаешь о трюке, то больше ничего не видишь и не слышишь. Находишься в некоем вакууме. Это помогает.
Кроме того, помогает годами наработанная мышечная память. До такой степени, что ты еще не успеваешь подумать, а тело делает все за тебя.
Специфика нашего жанра заключается в том, что эмоции не дадут ощутить тонкий баланс. Чтобы его почувствовать, ты должен быть внутренне максимально спокоен. Стоит чуть-чуть начать волноваться, как тело непроизвольно сожмется. И будешь работать грубо, с еще большим риском.
Бывает, эмоции подкатывают, - дополняет брата Нурсултан. - И тогда я стараюсь их не раскачивать. Стараюсь выключится и ни о чем не думать, ничего не чувствовать.
В чем еще заключаются риски?
У нас очень специфический жанр. Мы сильно зависим от технической составляющей номера. Мы работаем "в воздухе", и нам на репетициях обязательно нужно «освоить» новое пространство, если мы на гастролях. Это как примериться к габаритам новой машины. На каждой новой для нас площадке свои нюансы, и мы должны их «прощупать» телом. Иначе появляются дискомфорт, неуверенность. Чтобы их преодолеть, надо порепетировать. Мы обязательно должны немного привыкнуть к новому месту. Это важно.
А вы не хотите, как в Америке, ходить по канату между небоскребами? Не думали ни о чем подобном?
Такого в мыслях нет.
Вы сами спроектировали устройство, с которым выступаете?
Этот аппарат проектному бюро заказывала в свое время наша мама. Она цирковая артистка и тоже работала в этом жанре. Можно сказать, передала нам мастерство и оборудование по наследству.
Только что прочитала, что фантастический номер, где вы, Махмудбек, – нижний, потом на вас ваза, а на вазе девушка, – вы делали с мамой. Это потрясающе!
Да, мама выступала с нами совсем до недавнего времени. И она в любой момент может снова выйти на манеж. Однажды у нас партнерша заболела. Мы позвонили маме, она в тот же день приехала и сразу работала – без репетиций и прогонов.
А есть разница, кого нести на голове - маму или другого человека?
Мама или кто другой - не имеет значения. Но с мамой мы всю жизнь работаем, и, конечно, очень друг другу доверяем. Хотя нельзя не сказать несколько добрых слов в адрес нашей нынешней партнерши Кристины. Она с нами недавно и тоже включилась в номер сразу. Например, в среду был просмотр, мы порепетировали, а в пятницу она уже вышла на манеж. Теперь полтора года спустя, мы вместе проделали такую работу, какую до Кристины мы не делали никогда. Да и никто никогда не делал.
Например, трюк «болтанка взатяжку». Это когда канат раскачивается вместе с девочкой, которая в это время затягивает ножку назад. Мы делаем и «пуантэ», о чем рассказали выше. Это когда я иду вверх и несу девочку на голове. Без лонжи, то есть без страховки. Это технически тяжелый трюк, в котором нужно чувствовать очень тонкий баланс. Чуть-чуть сместишься, и девочка улетит…
Правда, что вы работали в цирке «Дю Солей»?
В 2013 году нам предлагали подписать контракт на 7 лет в Лас-Вегасе с номером «колесо смелости». Но главный наш инструмент - канат. Мы не могли забросить его на столько лет. И отказались. Проработали всего 4 месяца. Получили опыт.
Вы работали также и акробатами на лошадях у Натальи Серж?
Это тоже был для нас полезный опыт. Известной артистке были нужны партнеры. А нам было интересно поработать жокеями. У Натальи Серж уникальная школа, и мы воспользовались возможностью ее перенять. Есть редкие жанры, мастерство в которых передается только на практике от мастера к мастеру. Проработали так два года.
Вы оттачиваете сейчас какой-то новый трюк? Как вы вообще тренируетесь?
Мы работаем регулярно, каждый день, чтобы тело наработало подушку безопасности. Бывают ситуации, когда ты сам реагировать не успеваешь. Реагирует только тело. Оно же и спасает. Регулярность тренировок для нас превыше их интенсивности.
Два часа в день занимает канат, столько же - колесо. Потом идет подкачка – силовая тренировка за счет собственного веса. Мы не можем качать железо, потому что так забивается тело. А оно должно оставаться пластичным. И затем у тела есть 24 часа, чтобы оно восстановилось до следующей тренировки. Чтобы в нем отложилась так необходимая нам мышечная память.
Перед работой мы стараемся не есть. Организм должен быть звонким и активным. И мы стараемся питаться правильно. Профессия подразумевает находиться в тонусе.
С какого возраста вы занимаетесь?
Мы «опилочники», родились в цирковой семье. Я (Махмудбек – прим.ав.)) с 12 лет работаю. Никто меня не спрашивал, хочу ли я работать на манеже. Родители втянули в семейный цирковой бизнес, и точка. Нравилось ли тогда? Сами подумайте: можно ли донести ребенку 6-12 лет, что ему нужна такая мука? (Смеются оба. Прим авт.) Сейчас мы, конечно, благодарны родителям, что они настояли на своем. Во всяком случае, в 18-20 лет у нас был выбор – оставаться в цирке или заниматься чем-то другим. А если родители не настаивают, то в 18 лет, даже если человек захочет работать в цирке, то будет уже поздно – у него не сформированы нужные навыки.
Меня постепенно втягивали. В 12 лет я уже работал канат, у меня были сольные номера. А когда стал взрослее, появилась и мотивация.
Голос мамы в голове сейчас не звучит? «Тяните носки, мальчики!» или что-то в этом роде?
Нет, по счастью. Хотя мама воспитывала нас строго, и в угол ставила. Мальчиков так и нужно воспитывать. Родительское слово - закон. Как сказали, так и будет. Я (Нурсултан – прим.авт) своего 6-летнего сына тоже так воспитываю. Он у нас с характером, но слушается. Со мною на «вы». Как и мы с нашей мамой и со всеми старшими в семье.
Ребенка нужно воспитывать, пока он маленький, до 12 лет, - добавляет Махмудбек. - Потом поздно. Поэтому я именно сейчас стараюсь максимально вкладывать в сына все главное: ценности, мировоззрение. У моего сына и племянника разница в 4 месяца. Это удобно – почти общие требования.
Мы ограничиваем гаджеты, в распорядке дня много спорта и мало безделья. Я не даю играть в компьютеры. Считаю, что это вредно. Зато воспитываю навык чтения – это ведь тоже навык, который надо нарабатывать. Но наша строгая мама с внуками совершенно другая, чем была с нами. Там вся дисциплина - в сторону, и царит сплошная любовь.
Если наши сыновья захотят работать в цирке, то никто возражать не станет. Дадим им выбор. Но я бы не хотел (Махмудбек – прим.авт), чтобы мой сын был цирковым, тем более работал в моем жанре – это очень опасно. Ему скоро 7 лет. И пусть он лучше выберет профессию врача или ученого.
Как видите себя через 10 лет?
В цирковой среде, - отвечает Нурсултан. – Работать в манеже уже не смогу, но надеюсь быть полезным в организации цирковых процессов. У нас большой опыт.
А я хочу пожить другой жизнью - не цирковой и не творческой, - удивляет Махмудбек. - Но пока рано об этом говорить.
Автор статьи - Марина Аникеева
