Глава 1
После того случая хотелось Любе с подругой встретиться, чтобы поддержать её. Но как-то не складывалось. Ноги будто не хотели идти к ней домой, страшно было девушке. Вот бы, где-то на дороге с Танюхой встретиться, обняться да погоревать вместе.
Долго не виделись подруги, но мысли о Тане не выходили у Любы из головы. А потом узнала девушка страшное.
- Увижу тебя рядом с Танькой, на пороге не пущу, - сказала однажды Нина, строго глядя на дочь.
- Мам, ты чего? – удивилась Люба, предчувствуя недоброе. – Может, и не поёт она немцам уже.
- Да, может и не поёт, - усмехнулась с горечью мать, - а похлеще как-то вытворяет. Мне ж тут соседка их такое нашептала, что уши повяли у меня.
- Да мало ли чего шепчут? – возмутилась Люба, понимая, что самые страшные сплетни скорее всего могут оказаться правдой.
- Живёт Танька теперь с немцем, - стала рассказывать Нина, - как его зовут там, Альфред или ещё как.
- Откуда ж соседке это известно? – изумилась Люба.
- А сама Танюха пришла домой и призналась. Плакала, говорила, что всем лучше будет, если подружиться-породниться.
- Не может такого быть!
- Ещё как может! Поманил её он побрякушками да конфетками, вот и пошла она за ним. Стала жить с ним, цацки какие-то он её подарил. Сытая ходит, щеки лоснятся!
- Ты чего, мам, такое говоришь! Уж, наверняка, семье своей еду носит. Не для себя страдает, а ради родных.
- Эх, глупенькая ты у меня ещё! Танька, конечно, носит им консервы, галеты и сгущенку даже. Вот только мать ни в какую не берёт. Говорит, не нужно ей ничего от дочери.
- Ох, Танька-Танька… - Люба заплакала.
- Оставляет твоя Танька еду под дверью. Но мать находит, орёт на всю округу и выбрасывает.
- Выбрасывает еду? Мам, да как же так?
- Вот и соседка их глядит на то и ждёт, когда отойдёт Танькина мать, чтобы забрать.
У Любы заболела голова. Плохо ей стало, затошнило. Безумно жаль ей было Таню. А всё ж не могла понять она подругу. Ну ладно бы пела, а под немца-то зачем ложиться?
Как часто Люба хотела встретиться с Танюхой где-то вдали от зорких глаз тумановских сельчан. А как увидела её на пустынной дороге, так задрожала. О чём говорить ей с подругой? Жалеть и сочувствовать? Поддерживать? Или схватить за плечи и вытрясти из неё всю душу?
- Здравствуй, Люб, ты, я смотрю, уж и говорить со мной не хочешь, - произнесла Таня.
Промолчала Люба, глаза смущённо опустила. Засмеялась тихонько Таня.
- Красиво выглядишь, и кофта, смотрю, новая, - прошептала Люба, - щёки румяные, как раньше.
- И у тебя такая будет, если захочешь, - осторожно произнесла Таня, - и лицо порозовеет. А то ведь отощала ты, округлостей-то и нет.
Вспыхнула Люба - неужто, хочет Танюха, чтобы подруга по её пути пошла?
- Ты не пугайся, глупая, - усмехнулась Таня, - не тронет тебя никто. А вот спеть надобно! Больно Альфреду мой голос нравится. Я ж тут сказала, что есть второй хрустальный голосок в Тумановке.
- Как ты могла? Зачем? – возмутилась Люба.
- А затем, что тётя Нина, мамка твоя, уж лицом синяя стала от голода! И ты тощая, как жердь. Не убудет от тебя, ежели споёшь.
- Да ты в своём уме? Я ж не осуждала тебя, жалела, плакала о том, что развлекать фрицев тебе приходится. А ты решила и меня туда же? Чтобы мы обе по Тумановке ходили с глазами в пол?
- Тебе не нужно ничего, только петь!
- Да мне тошно и подумать об этом! Наши отцы каждую минуту могут погибнуть под пулей, а их дочки солдатам немецким песни петь должны?
Закатила Татьяна глаза, надоело ей переливать из пустого в порожнее. Сказала она, что у Любы никто и спрашивать особо не станет. Приказ есть от немецких солдат, чтобы второй хрустальный голосок вечером спел.
- Петь будем дуэтом и по-раздельности. Всё как раньше, только для немцев, - пояснила Таня, - и ждут тебя уже сегодня, иначе беда всем.
- Что ж ты натворила-то? – заплакала Люба. – Один раз я из-за тебя уже упустила своё счастье, когда учиться в город не поехала. А теперь на позорное дело толкаешь!
- Не позор это никакой! – рассердилась Таня на подругу. – Будешь петь, нарядно одеваться и сытно есть.
- Какая же ты глупая, - горько вздохнув, произнесла Люба.
Таня пожала плечами. Она сказала, что сегодня вечером немецкие солдаты ждут у себя юную гостью. Но если она не явится, худо будет всем.
Зажала Люба уши ладонями, не стала больше слушать Татьяну. И побежала куда подальше. Бежала, бежала, пока не выдохлась. Вот только домой она так и не явилась.
***
Места себе не находила Нина. Вечер уж был, а Любки всё дома не было. Вышла мать поискать дочурку, стала звать её, но та всё не отзывалась.
Бабка Валя вышла во двор, поманила Нину скрюченным пальцем. И такое сказала, что плохо стало женщине.
- Сегодня твою дочь с Танюхой видали.
- Как с Танюхой? Запретила ж я ей дружить с этой немецкой…
- Да вот не послушала тебя, видать, дочь. Ежели так домой не вернулась, стало быть, пошла девчонка к солдатам.
Зарыдала Нина, не могла поверить услышанному. Хотела мать пойти на край села, к немцам, и забрать свою дочку, но соседка её остановила.
- Не глупи, Нина, - покачала головой баба Валя, - если плохое уже произошло, то не поправишь. Пойдёшь туда, хуже будет. И тебе, и девчонке.
- Так что же мне, сложа руки, ждать?
- Жди, Нина. Вернётся она ночью…ну или под утро. Вот там и поговоришь с ней. А пока без толку.
- Поговорю? Да я шкуру с неё спущу!
- Эх, раньше надо было уму-разуму учить. И розог не жалеть. А теперь уж поздно, упустили вы дочерей своих!
Целую ночь проплакала Нина, всё ждала она свою девочку. Ох, крепко ж собиралась наказать она негодницу. Решила, что выпорет её крепко, а потом запрёт в доме, чтобы не смела носа показывать.
Вот только не пришла девчонка ни ночью, ни на рассвете. А утром пришёл старый Антип, что жил на другой улице. Появился он во дворе Авдеевых, снял шапку с головы.
- Пойдем, Нина, - тихо сказал он, обнял женщину и повёл её куда-то к реке.
***
Любу нашли мёртвой. Она сбросилась с обрыва. О чём думала она в последние часы своей жизни, можно лишь догадываться.
Как рыдала её родительница, и говорить не стоит. Нет ничего страшнее для матери, чем хоронить собственное дитя. На похоронах много худого было сказано про Танюху, мол, по её вине Любка свела счёты с жизнью. Нина же молчала и будто бы не винила никого.
В конце сорок второго года немцев погнали из Туманвки. Татьяна отправилась вслед за Альфредом. Перед уходом она пыталась попрощаться с матерью, но та прогнала её со словами, что нет у неё больше дочери.
Зашла Таня и к Нине Авдеевой. Та холодно поздоровалась с ней, но разговаривать отказалась. Кивком головы указала на выход.
Про Татьяну ходили слухи, что после войны она уехала с Альфредом в Германию. Но это не точные сведения. Как уехала она из села, так и не было ничего о ней слышно, будто растворилась она в этом мире.
Григорий Авдеев вернулся домой и долго плакал о судьбе своей дочери. Однако спустя несколько лет, когда оба с женой были уже немолоды, у них родилась девочка, которую они также назвали Любой.
История рассказана этой самой "второй Любочкой", которая тоже уже немолода. Детали она собирала по крупицам – многое было додумано, что-то утаено. Но в семье все помнили, как "первая Любочка" не променяла свою честь и достоинство на консервы и галеты. Она предпочла свести счеты с жизнью, но не быть игрушкой в руках тех, против кого сражались её отец и соотечественники.
Спасибо за прочтение и поддержку автора.