— Мариш, ты не могла бы сегодня Вовку из садика забрать? А то у меня что-то сил совсем нет, прилечь хочется.
Марина молча кивнула, помешивая суп. Она уже давно перестала спрашивать, почему. Потому что знала ответ. Токсикоз. Вечная усталость. Давление. Но чаще всего — просто нежелание выходить из дома, ставшего для её золовки Ларисы удобной, бесплатной гостиницей с полным пансионом.
«Временные трудности». Марина усмехнулась про себя. Это словосочетание стало девизом их семьи.
Два года назад Лариса, сестра её мужа Андрея, появилась на их пороге с одним чемоданом, мужем Геной и четырёхлетним сыном Вовкой. Глаза в слезах, голос дрожит.
— Мариночка, Андрюша, войдите в положение! Гену сократили, квартиру, которую снимали, хозяева продают. Нас буквально на улицу выселяют! Мы на пару неделек, честное слово! Как только Гена работу найдёт, сразу съедем!
Андрей, добрейшей души человек, конечно же, растаял. «Своих не бросаем». Марина, сглотнув комок подступившего раздражения, согласилась. Что такое пара недель? Перекантуются как-нибудь в их скромной «двушке». Своими детьми они с Андреем ещё обзавелись — всё копили на первый взнос на квартиру побольше.
Первые «пару неделек» прошли в режиме боевой готовности. Марина готовила на шестерых, стирала за всеми, пыталась создать уют. Гена с утра до вечера «искал работу», просиживая штаны перед ноутбуком. Лариса вздыхала, жаловалась на жизнь и смотрела сериалы.
Потом две недели превратились в два месяца. Гена нашёл какую-то подработку грузчиком. Ненадолго. Потом снова уволился — «спину сорвал», «начальник-дурак». Лариса нашла себе прекрасное занятие — она ходила по собеседованиям. Раз в месяц. Возвращалась расстроенная — «меня не ценят», «предлагают копейки».
Год спустя они всё ещё жили вместе. Фраза «как только встанем на ноги» повторялась всё реже, как затёртая пластинка. Она уже никого не обманывала. Просто стала фоновым шумом, как звук тарахтящего холодильника.
За этот год их уютная квартира превратилась в общежитие. В прихожей — гора чужой обуви. В ванной — бесконечные ряды чужих шампуней и мочалок. Вечером не посмотреть спокойно фильм — в гостиной, где на диване спали Лариса с Геной, всегда работал телевизор. Вовка, хороший, но шумный мальчик, носился по квартире, разбрасывая игрушки, которые Марина молча собирала по вечерам.
Она чувствовала себя прислугой в собственном доме. Её личное пространство сжалось до размеров их с Андреем спальни. И то, Лариса считала нормальным войти без стука, чтобы «просто взять утюг».
Андрей на все её робкие попытки поговорить отвечал одно:
— Мариш, ну потерпи. Родная сестра же. Куда им сейчас? На улицу?
И вот, месяц назад, когда «временные трудности» плавно отметили вторую годовщину, Лариса преподнесла им главный сюрприз. Она вышла из ванной с двумя полосками на тесте и со счастливой, обезоруживающей улыбкой.
— Ребята, вы скоро опять дядей и тётей станете!
Мир для Марины в тот момент почернел. Она смотрела на мужа, ждала его реакции. А он… он обрадовался. Искренне, по-дурацки. Хлопал сестру по плечу, поздравлял Гену.
А вечером, когда Марина, едва сдерживая слёзы, спросила: «И что теперь?», он посмотрел на неё своими честными, добрыми глазами и сказал:
— Ну, Мариш, теперь-то уж точно никуда не съедут. Куда она с двумя детьми? Потерпим. Как-нибудь разместимся.
Именно тогда Марина поняла, что слово «потерпим» — это приговор. Её приговорили к пожизненному заключению в собственном доме. Без права на амнистию. Она смотрела на сияющую от счастья золовку, которая уже обсуждала, куда они поставят детскую кроватку, и чувствовала, как внутри неё что-то обрывается. Что-то тёплое и доверчивое.
Это была не просто усталость. Это была точка невозврата. Она больше не могла и не хотела терпеть.
*****
— Мариш, ты когда шторы новые повесишь в гостиной? А то эти уже выцвели, вид не тот, — бросила как-то Лариса, листая журнал.
— Какие шторы, Лар? У нас каждая копейка на счету. Вас шестеро кормить надо, — не сдержалась Марина.
— Ой, ну какие вы с Андрюшей молодцы! — не поняла намёка золовка. — Так нам помогаете! Мы вам так благодарны! Вот встанем на ноги…
Марина отвернулась, чтобы не заорать. Эта их «благодарность» выражалась в грязных чашках у дивана и в просьбах купить Вовке очередную дорогую игрушку.
Вечером состоялся разговор с мужем.
— Андрей, я так больше не могу, — начала она, стараясь говорить спокойно. — Я прихожу с работы и снова встаю к плите. Я не отдыхаю. Я не чувствую себя дома.
— Ну что ты опять начинаешь, — поморщился он. — Я тоже устаю.
— Ты устаёшь на работе! А я устаю и на работе, и дома! Твоя сестра даже не пытается найти работу. Её муж перебивается случайными заработками, которых не хватает даже на еду для их семьи! Почему мы должны это всё тащить на себе?
— Она беременна! — как главный козырь выложил Андрей.
— Она забеременела, живя за наш счет! — сорвалась Марина. — Это нормально, по-твоему?! Заводить второго ребёнка, не имея ни своего угла, ни стабильной работы? Где они собираются его растить? У нас в гостиной?
— А где? — искренне удивился Андрей. — Марин, не будь эгоисткой. Это же мой племянник. Или племянница. Свои люди.
И тут Марина поняла главную, страшную вещь. Он не видит проблемы. Он считает, что всё в порядке вещей. Что это и есть нормальная семья — одни пашут, другие сидят у них на шее. Её аргументы для него — просто женские капризы и эгоизм.
На следующей неделе Лариса подошла к ней с блокнотом.
— Марин, я тут подумала, — начала она деловито. — Нам же надо будет место для малыша. Я вот набросала план. Мы диван сюда подвинем, к окну. Шкаф ваш придётся в коридор вынести, он тут не помещается. А сюда поставим кроватку и пеленальный столик.
Она показывала на угол, где стояло любимое Маринино кресло и торшер, под которым она любила читать. Её единственный островок покоя.
Марина смотрела на этот «план» и чувствовала, как кровь отхлынула от лица. Они уже распоряжаются её домом. Они уже планируют перестановку в ЕЁ квартире. Не спрашивая. Ставя перед фактом.
— Нет, — сказала она тихо, но твёрдо.
— Что «нет»? — не поняла Лариса. — Ты не согласна, что кроватку лучше в угол?
— Нет, — повторила Марина, глядя золовке прямо в глаза. — Здесь не будет ни кроватки, ни пеленального столика.
Лариса обиженно надула губы. Вечером был скандал. Андрей кричал, что она «окончательно сбрендила», «обижает беременную женщину», «не имеет сердца».
В ту ночь Марина не спала. Она лежала и смотрела в потолок. Она поняла: никто, кроме неё, эту проблему не решит. Муж — тряпка. Золовка — наглая приживалка. Если она сама не выгонит их, то просто сойдёт с ума или их брак рухнет окончательно.
И у неё созрел план. Жестокий, возможно. Но единственно верный.
*****
Через пару дней Марина вернулась с работы с загадочной улыбкой.
— Андрей, Лариса, у меня для вас новость! — объявила она с порога. — Ко мне тётя Рая из Тюмени приезжает! Насовсем!
Андрей поперхнулся чаем.
— Какая ещё тётя Рая? У тебя же нет тёти Раи.
— Как это нет? — наигранно удивилась Марина. — Есть! Мамина двоюродная сестра! Старенькая уже, одинокая. Решила квартиру в Тюмени племянникам оставить, а сама ко мне. Поближе к единственной родне. Будет в гостиной жить.
Лариса с Геной застыли с открытыми ртами.
— Как… в гостиной? — пролепетала Лариса. — А мы?
— А что вы? — развела руками Марина. — Придётся вам съезжать, дорогие мои. Не можем же мы тётю Раю в коридоре положить. Человек пожилой, ей покой нужен.
— Но… куда мы съедем?! — паника в голосе золовки была почти неприкрытой.
— А вот об этом я тоже позаботилась! — лучезарно улыбнулась Марина. Она достала из сумки листок с распечаткой. — Вот, прекрасная однокомнатная квартира, сдаётся недорого. На окраине, конечно, но зато дёшево! Я уже с хозяйкой договорилась, она вас завтра ждёт.
— Но у нас нет денег! — взвыл Гена.
— И об этом я тоже подумала! — не унималась Марина. — Я одолжу вам на первый месяц и на залог. Безвозмездно! Считайте, это мой вам подарок на рождение второго малыша.
Она говорила таким сладким, таким заботливым голосом, что придраться было не к чему. Она ведь не выгоняла их на улицу! Она решала их проблемы! Нашла квартиру, дала денег. Идеальная, заботливая родственница.
Андрей смотрел на жену во все глаза. Он видел, что это спектакль, но ничего не мог поделать. Она всё обставила так, что любое его возражение выглядело бы верхом свинства. Неужели он будет против того, чтобы приютить старенькую, одинокую родственницу жены?
Следующие два дня в квартире царил ад. Лариса плакала. Гена ругался. Андрей ходил мрачнее тучи. Но Марина была непробиваема. Она порхала по квартире, весело щебеча о том, как они с тётей Раей будут печь пироги и вязать носки. Она даже купила билет на поезд «Тюмень-Москва» и демонстративно положила его на видное место. На имя несуществующей Раисы Петровны Кукушкиной.
В назначенный день, поджав губы, Лариса с Геной собирали свои вещи. Их оказалось на удивление много для людей с «временными трудностями». Марина помогала им паковать коробки с той же неумолимой, вежливой улыбкой.
Когда за последней коробкой закрылась дверь, и в квартире воцарилась тишина, Андрей подошёл к Марине.
— Тётя Рая, значит? — спросил он тихо.
— Тётя Рая, — спокойно подтвердила она, глядя ему в глаза. — Она очень хотела приехать.
— Я понял, — сказал он после долгой паузы. И в его голосе не было злости. Только какая-то запоздалая, горькая мудрость. Он всё понял. И про свою сестру. И про себя. И про жену, которую почти потерял.
В тот вечер Марина сделала генеральную уборку. Она отмыла каждый угол, каждую щёлочку, вытряхнула все ковры. Она словно вымывала из своего дома чужой дух, чужую лень, чужую неблагодарность.
А потом она села в своё любимое кресло под торшером, открыла книгу и впервые за два года почувствовала себя дома.
Она знала, что сестра мужа ей этого никогда не простит. Знала, что в глазах всей его родни она теперь будет злой, бессердечной мегерой, которая выгнала на улицу беременную женщину.
Но, вдыхая чистый, спокойный воздух своей собственной квартиры, она понимала: иногда, чтобы спасти свой корабль, приходится выбрасывать за борт самый дорогой, но невыносимо тяжёлый балласт. Даже если у этого балласта фамилия твоего мужа.
🎀Подписывайтесь на канал — впереди нас ждет еще много интересных и душевных историй!🎀