— Так, Рома, мы тут посовещались. В общем, решено. Будешь брать Лёньку к себе в фирму. Директором.
Роман замер, ложка с супом так и не достигла рта. В ушах на секунду зазвенело. Он посмотрел на отца, потом на мать, потом на младшего брата Леонида. Все трое сидели с такими лицами, будто осчастливили его новостью о выигрыше в лотерею.
Особенно Лёнька. Развалился на стуле, закинув ногу на ногу, и лениво ковырял в зубах спичкой. На лице его застыла самодовольная ухмылка. Мол, вот он я, твой счастливый билет, братишка. Принимай.
— К-кем? — переспросил Роман, хотя прекрасно все расслышал.
— Директором, кем же еще, — основательно, как гвоздь вколачивая каждое слово, повторил отец. — Не простым же работягой ему идти. У тебя фирма солидная, строительная. А Лёнька — свой человек. Кровь родная. Должен быть на руководящей должности. Присматривать, так сказать.
— Присматривать? — Роман отложил ложку. Аппетит испарился. — Ему тридцать пять. У него за плечами три увольнения за прогулы и курсы по созданию сайтов, на которые он сходил два раза. Какое «присматривать»? Что он в стройке понимает?
— А что там понимать-то? — вмешалась мать, подливая себе чаю. — Бумажки перекладывать да людьми командовать. Чай не мешки ворочать. Научится. Ты на то и старший брат, чтобы научить, подсказать. А семья на то и семья, чтобы друг дружке помогать.
Роман перевел взгляд на Лёню. Тот с интересом разглядывал свои ногти.
— Лёнь, ты сам-то как себе это представляешь?
— А че, норм, — пожал плечами брат, не отрываясь от своего маникюра. — Кабинет мне отдельный выделишь. Секретаршу симпатичную. Машину служебную. Ну и зарплату, само собой. Не обидишь же родного брата.
Роман медленно откинулся на спинку стула. Это был не дурной сон. Это был семейный обед в родительском доме, куда его вызвонили под предлогом «серьезного разговора». Он-то думал, может, со здоровьем у кого проблемы. А проблема, оказывается, вот она — сидит напротив, в застиранной футболке и с директорскими амбициями.
Свою фирму Роман поднимал с нуля. Десять лет пахоты. Начинал прорабом на чужой стройке, ночами сидел над сметами, брал кредиты под бешеные проценты, рисковал всем, что у него было. Первые три года спал по четыре часа в сутки. Его жена, Светлана, тогда продала свою машину, чтобы внести залог за аренду первого маленького офиса в подвале. А Лёнька в это время… что делал Лёнька? Менял работы как перчатки, жаловался на несправедливых начальников и занимал у Романа деньги, которые никогда не отдавал.
И вот теперь — «мы решили». Не «Рома, может, поможешь брату с работой?». Не «нет ли у тебя какой вакансии?». А именно так: директором. Решено. За него. Без него.
— Я не могу поставить директором человека без опыта, — твердо сказал Роман, глядя в глаза отцу. — У меня работают пятьдесят человек. У них семьи, кредиты. Я за них отвечаю.
— Отвечаешь? — хмыкнул отец. — Вот и ответь за брата! Ты вон как поднялся. Дом построил, на иномарке ездишь. А он? Хуже остальных что ли? Ты должен помочь. Это твой долг.
— Мой долг — платить налоги и зарплату своим сотрудникам. А Лёне я помогал уже сто раз. Давал деньги на бизнес — он их прокутил. Оплачивал курсы — он на них не ходил.
— Это все не то! — всплеснула руками мать. — Ему нужна стабильность! Положение! Чтобы он себя человеком почувствовал! А ты… ты просто зажрался, Ромка! Стыдно. Мы тебя не так воспитывали. От родной крови открещиваешься!
Лёня, наконец, оторвался от ногтей и вставил свои пять копеек.
— Да ладно, чё ты ломаешься, как неродной? Тебе жалко, что ли? Бизнес от этого не развалится. А мне приятно. И родителям спокойно.
Роман посмотрел на них. На троих родных людей, которые в этот момент казались ему совершенно чужими. Они не просто просили. Они требовали. Они выставляли счет за его успех. И цена в этом счете была — его дело, его детище, его десять лет жизни. Он молчал, а в голове стучала одна-единственная мысль. Что бы он ни ответил сейчас, это изменит все. И ему впервые в жизни стало по-настоящему страшно…
*****
Дома его ждала Светлана. Она увидела мужа еще в прихожей и сразу все поняла по его серому лицу.
— Что, опять денег просили? — тихо спросила она, помогая ему снять куртку.
— Хуже, — выдохнул Роман и прошел на кухню. — Они решили, что Лёня должен стать у меня директором.
Светлана замерла с чайником в руках. Потом медленно поставила его на плиту и села напротив.
— Это шутка?
— Они говорили на полном серьезе. «Мы решили», представляешь? Как будто фирма не моя, а какой-то семейный колхоз, и они на собрании пайщиков проголосовали.
Роман в красках пересказал ей весь разговор. Про «присматривать», про «стабильность», про кабинет с секретаршей. Света слушала молча, только желваки на скулах подрагивали.
— Они тебя просто продавливают, — сказала она, когда муж закончил. — Обычная манипуляция. Давят на чувство вины. Ты успешный, а брат — нет. Значит, ты виноват и должен делиться. Не деньгами, так целой должностью.
— Я пытался объяснить, что это невозможно. Что он ничего не умеет…
— А им и не надо, чтобы он умел! — перебила Света. — Они хотят, чтобы он «числился». Получал большую зарплату, ничего не делая. Рома, пойми, это как раковая опухоль. Пустишь его сейчас на таких условиях — он развалит все. Он притащит своих дружков, начнет мутить какие-то схемы. Ты же его знаешь. Для него работа — это место, где можно не работать, а тупо получать деньги.
Роман тяжело вздохнул и потер виски.
— Я знаю. Но это… это же мои родители. Мать чуть не плакала. Говорит, я их позорю, от брата отказываюсь.
— Они не о позоре думают. Они о себе думают. Им просто неудобно перед соседями и родственниками, что у одного сына все хорошо, а второй — оболтус. А так будет красиво: «Наш Лёнечка — большой начальник! У брата в фирме директорствует!». А что за этим стоит, никого не волнует.
Она накрыла его руку своей.
— Ром, это твое дело. Твоя жизнь. Ты строил ее сам, никто тебе не помогал. И только тебе решать, кого пускать в свой дом, а кого — в свой бизнес. Даже если это самые близкие люди.
Телефонный террор начался на следующий же день. Звонили тетки, дядья, троюродные сестры. Видимо, мать обзвонила всю родню и нажаловалась. Все, как один, пели ту же песню.
— Ромочка, ну что ж ты так? Лёнька же свой, не чужой человек. Надо помочь парню.
— Роман, отец твой совсем сдал. Переживает. Войди в положение.
— Ты зазнался, брат. С высоты своего полета на простых людей уже не смотришь.
Роман сначала пытался что-то объяснять, но быстро понял, что это бесполезно. Они не слышали его доводов. Они слышали только то, что хотели слышать: Ромка зажрался и не хочет помогать родне.
Апогеем стал звонок от самого Леонида.
— Слушай, ну ты долго будешь комедию ломать? — без предисловий начал он. — Родители из-за тебя на таблетках сидят. Давай, оформляй приказ, и закончим этот цирк.
— Лёнь, я тебе в сотый раз повторяю. Директором ты у меня не будешь. Я могу предложить тебе…
— Что ты можешь мне предложить? — нагло перебил он. — Должность разнорабочего на стройке? Спасибо, не надо. Я не для того рожден, чтобы кирпичи таскать. Короче. Даю тебе два дня. Если через два дня я не буду директором, я им такого расскажу, что они тебя проклянут. Понял?
И он повесил трубку.
Роман сидел с телефоном в руке и чувствовал, как внутри все холодеет. Это был шантаж. Откровенный, грязный шантаж. И оружием в этой войне были его собственные родители.
Вечером он сказал Свете:
— Все. Я принял решение. Созывай их на ужин в субботу. Всех. И мать с отцом, и Лёню. Я должен поставить в этом точку.
Света посмотрела на него с тревогой.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Так больше продолжаться не может.
В субботу родственники явились в полном составе. С предчувствием полного триумфа на лицах. Они были уверены, что Роман сломался и сейчас объявит о назначении. Лёнька даже надел костюм, который ему явно был велик в плечах, и пытался изображать из себя солидного бизнесмена.
Они сели за стол. Роман, вопреки обычаю, не стал разливать вино. Он встал во главе стола и обвел всех тяжелым взглядом.
— Спасибо, что пришли. Я вас позвал, чтобы расставить все точки над «i».
Он сделал паузу.
— Я много думал над вашим… предложением. Я вспомнил, как десять лет назад начинал. Как жил впроголодь, как ночами разгружал фуры, чтобы заплатить рабочим. Как Света продала единственное, что у нее было, чтобы мне помочь. И знаете, никого из вас тогда рядом не было.
Родители смущенно опустили глаза. Лёнька фыркнул.
— К чему эти сопли? — бросил он. — К делу давай.
— А дело вот в чем, — Роман посмотрел прямо на брата. — Ты хочешь работать у меня директором. Хорошо. Я готов предоставить тебе этот шанс.
Родственники облегченно выдохнули. Лёня победно ухмыльнулся.
— Но есть одно условие, — продолжил Роман. — Директором нужно стать. Эту должность надо заслужить. Поэтому… С понедельника я жду тебя у себя на стройке. В качестве подсобного рабочего. Будешь месить бетон, таскать мусор, учиться читать чертежи. Как все. Как я когда-то. Зарплата — как у всех новичков. Если через год ты докажешь, что чего-то стоишь, я сделаю тебя бригадиром. Еще через пару лет, если покажешь результат, — прорабом. А там, лет через пять-семь, если у тебя в голове хоть что-то появится, рассмотрим и директорскую должность.
За столом воцарилась гробовая тишина. Лёнька медленно багровел.
— Ты… ты издеваешься? — прошипел он.
— Нет, — спокойно ответил Роман. — Я даю тебе единственное, что по-настоящему ценно. Не рыбу, а удочку. Я даю тебе возможность научиться. Но ты, кажется, хотел просто получить рыбу. Причем самую жирную. И чтобы за тебя ее еще и почистили.
— Ах ты, сволочь! Неблагодарный! — первой взорвалась мать. — Мы ему всю жизнь отдали, а он родного брата в грязь втоптать готов!
— Мама, работа руками — это не грязь, — отрезал Роман. — Грязь — это жить в тридцать пять лет за счет родителей и требовать себе место под солнцем, ничего для этого не сделав.
Он достал из кармана конверт и положил его на стол перед Лёней.
— Здесь деньги. Достаточно, чтобы ты мог полгода жить и искать себе работу по душе. Или оплатить любое обучение. Это последнее, чем я тебе помогаю. Больше подачек не будет.
Отец встал. Лицо его было каменным.
— Значит, это твое последнее слово?
— Да.
— Тогда… у тебя больше нет брата. И родителей, считай, тоже.
Он развернулся и пошел к выходу. Мать и Лёня ринулись за ним. В дверях Леонид обернулся и злобно бросил:
— Подавись ты своей фирмой!
Дверь хлопнула.
Света подошла к Роману и обняла его. Он стоял, не шевелясь, и смотрел на опустевшие стулья. Было больно. Но вместе с болью приходило и странное чувство облегчения. Словно с плеч свалился огромный, тяжелый мешок, который он тащил на себе всю жизнь. Мешок чужих ожиданий и своего собственного, навязанного чувства долга. Он защитил свое дело. Он защитил свою семью — ту, что была здесь, рядом с ним. И он знал, что поступил правильно. Ведь иногда, чтобы построить что-то по-настоящему крепкое, нужно сначала безжалостно снести старые, прогнившие стены. Даже если за этими стенами — твои самые близкие люди.
🎀Подписывайтесь на канал — впереди нас ждет еще много интересных и душевных историй!🎀