Маша быстро сунула визитку обратно в карман и ушла на кухню — поставила чайник. Руки дрожали, едва удалось себя успокоить. Пока – ни обвинять, ни говорить. Сначала убедиться. Хотя, внутри Маши уже не оставалось сомнений. Всё стало ясно еще тогда, когда она увидела эту записку.
Нужно было понять: что делать с этим знанием дальше? Четверг выдался пасмурным — небо будто повторяло Машины тревоги. Она проснулась еще до будильника, лежала, уставившись в потолок, слушала ровное дыхание мужа. Игорь спал спокойно, посапывал — казался таким родным, настоящим, что Маша ловила себя на мысли: вдруг всё это – просто её фантазии.
Стоило вспомнить визитку, написанную женской рукой, — сердце начинало колотиться чаще, в горле появлялся противный ком. Игорь, проснувшись, привычно потянулся и улыбнулся ей сонной, знакомой улыбкой.
— Доброе утро, красавица, — сказал он мягко, без тени фальши. — Как спалось?
— Нормально, — ответила Маша, стараясь держаться ровно. — А тебе?
— Как убитому. Устал вчера — уснул сразу.
Он поднялся, ушёл в ванную. Маша уловила: движения его изменились, в походке появилась пружина, спина распрямилась, будто сбросил с себя невидимую тяжесть.
За завтраком Игорь стал особенно внимателен — подлил ей кофе, расспросил о планах, пошутил про погоду. Такая показная забота больше настораживала Маша знала: когда он слишком старается быть милым — значит, чувствует вину.
— Слушай, — сказал Игорь, допивая кофе, — давай в выходные съездим куда-нибудь. Давно не выбирались всей семьёй.
— Куда? — Маша смотрела с удивлением.
— В загородный отель или к твоей маме в деревню. Свежий воздух всем полезен, Антон особенно.
Антон поднял голову:
— Пап, ты же говорил, у бабушки скучно.
Игорь на миг смутился, но быстро взял себя в руки:
— Передумал. Семья важнее всего, нужно бывать вместе.
Маша смотрела на мужа: как просто люди говорят правильные вещи, когда им это нужно. Она лишь ответила:
— Подумаем. Может, и правда стоит.
После их ухода Маша ещё долго сидела, перебирая крошки на столе. Можно ли спросить Игоря прямо? Он придумает оправдание — мужчины в этом мастера. Или закрыть глаза, как делают многие? Но жить во лжи — не её путь. Ей нужна была правда, даже если она разрушит весь прежний мир.
В половине десятого Маша позвонила матери:
— Я заеду к обеду.
Мама жила на окраине, в квартире из Машиного детства. Валентина Ивановна открыла дверь в халате, но с укладкой — всегда следила за собой.
— Ты сегодня бледная, дочка, — внимательно посмотрела она. — Не заболела?
— Нет, всё нормально, — Маша зашла в знакомую кухню. На подоконнике — красная герань, на столе — поднос с пирожками.
— Садись, чай пить будем. Пирожки с капустой, свежие, сама утром пекла.
Они сели за стол. Мама разливала чай из старого сервиза, который в их семье хранили с бабушкиных времён.
В этой кухне время будто застыло: те же занавески с мелкими цветами, та же клеёнка на столе, тот же запах выпечки и материнской заботы.
— Мам, — начала Маша осторожно, — а как ты поняла, что папа тебе изменяет?
Валентина Ивановна не удивилась — она, кажется, ждала этого разговора. Поставила чашку, посмотрела на дочь:
— А ты думаешь, Игорь…?
— Я не знаю. Может, мне только кажется. Но он изменился: новая одежда, привычки, поздно приходит… — Маша пожала плечами. — Я чувствую себя так, будто земля уходит из-под ног. Как будто пятнадцать лет жизни оказались ложью.
Мать молча разрезала пирожок, половину переложила на Машину тарелку.
— Знаешь, когда твой отец начал ходить налево, я тоже сначала делала вид, что ничего не замечаю. Думала, пройдёт, одумается. Мужчины — как дети: поиграют и бросят. А потом поняла: если молчать, он решит, что мне всё равно, что ему позволено всё. Тогда я сказала: либо семья, либо мы расстаёмся.
— И он выбрал семью?
— Да. Но главное — я была готова к любому его выбору. Не держалась за него из страха одиночества, просто озвучила условия и была готова их выполнить.
Маша задумалась над словами матери. За окном моросил дождь, стирая очертания города.
— А как ты узнала наверняка? — спросила она.
— Зачем? — удивилась Валентина Ивановна. — Мне хватило того, что я почувствовала себя обманутой. Если муж ведёт себя так, что жена начинает сомневаться — значит, граница доверия уже нарушена.
— Может, я всё себе придумываю? Может, у Игоря проблемы на работе…
Валентина Ивановна покачала головой:
— Дочка, женская интуиция — не выдумка, а результат тысячелетий. Если что-то тревожит, значит, не просто так.
Они сидели за столом до полуночи, обсуждая мужчин, жизнь и трудность правильных решений. Валентина Ивановна не давала советов — только делилась опытом, оставляя выбор за дочерью.
— Мам, у тебя случайно не осталось старого диктофона? — спросила Маша перед уходом.
— Диктофона? А зачем тебе? — переспросила мать.
— Для работы. Интервью записывать.
— Нет, не осталось, — покачала головой Валентина Ивановна.
На прощание мать крепко обняла дочь:
— Что бы ни случилось, помни: ты сильная. Ты справишься.
Дома Маша стала искать тот самый диктофон — подарок Игоря на день рождения. Тогда она удивилась: вещь показалась ненужной, и диктофон пролежал без дела. Нашла его в коробке на верхней полке шкафа, вместе с прочими забытыми вещами. Серебристый, маленький, с простыми кнопками.
Она проверила — батарея разряжена. Поставила на зарядку. Пока диктофон заряжался, Маша пыталась работать, но мысли возвращались к ресторанной визитке и чужому почерку. Кто эта женщина? Что связывает её с Игорем? Почему она так уверенно назначает ему встречи?
Около четырёх часов диктофон был готов. Маша записала пробную фразу, прослушала — качество приличное, устройство легко спрятать в сумку.
В половине шестого домой вернулся Антон. Увидев маму задумчивой, спросил:
— Мам, что случилось?
— Всё нормально, просто устала.
— А где папа?
— Ещё не пришёл, сказал, задержится.
Антон кивнул, ушёл в свою комнату, но через пару минут вернулся:
— Можно я у Димки переночую? У него новая игра, хотим вместе попробовать.
— Конечно. Только скажи его маме.
— Уже сказал, — улыбнулся сын.
Антон собрал вещи и ушёл. Маша осталась одна. За окном стемнело, фонари бросили жёлтые пятна на мокрый асфальт. Маша приготовила ужин, накрыла на стол и стала ждать.
Игорь пришёл в половине восьмого — довольный, пахнущий холодом и чужими духами.
— Привет, дорогая, — сказал он, целуя её в щёку.
— Где Антон?
— У друга. Новую игру проходит.
— Отлично! Значит, вечер проведём вдвоём, как в старые добрые времена.
В этот вечер он был необычайно ласков и внимателен. За ужином спрашивал про Машину работу, шутил, расспрашивал о её самочувствии. Эта подчеркнутая забота раздражала Машу больше, чем равнодушие.
Когда они мыли посуду, Маша спросила:
— Игорь, ты говорил про поездку в выходные. Помнишь?
— Конечно, помню. Ты подумала?
— Думаю. К маме точно хочешь поехать?
— Почему бы нет? Давно не были. И воздух хороший, тишина.
— Просто раньше ты всегда отговаривался.
Игорь замер с мокрой тарелкой в руках.
— Люди меняются, Маша. Я понял — семья важнее всего. Работа, карьера — потом.
— Откуда такая мудрость?
— От жизни. В нашем возрасте пора думать о важном.
Маша кивнула, но про себя подумала: в этом возрасте мужчины часто пытаются наверстать упущенное, только не всегда это о заботе о семье.
Вечер прошёл спокойно: смотрели телевизор, читали, обсуждали новости. Игорь был подчеркнуто домашним, но в его стараниях ощущалась неискренность, будто он играл роль для невидимых зрителей.
Когда легли спать, он обнял её.
— Я тебя люблю, знаешь?
— Знаю, — ответила Маша машинально.
— Правда?
— Правда.
В темноте она думала: слова о любви легко даются, когда совесть нечиста. Может, он и правда её любит — по-своему. Но теперь этого мало: когда доверие разрушено, даже искренность звучит фальшиво.
продолжение