Глава 2
Так прошёл ещё год.
Подрастала сестра, я пошла в первый класс, так же как и мой брат когда-то при садике. Отношения между родителями и бабушкой продолжали портиться. Брат уже ходил в школу. Он был очень умным мальчиком. Обожал журнал "Юный техник". У него был паяльник и коробочки со всякими транзисторами, резисторами, диодами. Он сам собирал микросхемы для приборов типа радио. Очень всем этим увлекался, но не отличался прилежным поведением. Родителей часто вызывали в школу. И после каждого такого инцидента (а они бывали нередко) проводилась показательная порка. Папа стегал его ремнём. Всё это происходило на моих глазах, но совершенно не давало воспитательного результата.
Отец всегда был занят: работой, игрой в карты во дворе, стройкой дачи, варкой огромного количества закруток (вместе с мамой), короче, чем угодно, только не общением с детьми. Он никогда не разговаривал с нами, только раздавал поручения и проводил воспитательную работу при помощи ремня. Когда я была в третьем классе, впервые досталось и мне. Я его боялась и старалась лишний раз не попадаться на глаза. Училась на отлично и была идеальным ребёнком без собственного мнения, который ни на что не жалуется и никогда не плачет. Хотя на людях он всегда был само очарование. Улыбочки, шуточки. Казалось, его знает полгорода. И все знакомые с ним в прекрасных отношениях.
Когда сестре исполнилось три года, мама вышла на работу. Мне было 7 лет. Я отводила её в садик, и она висела у меня на шее со слезами и уговаривала не оставлять её там (мама выбрала сад, где воспитатели разговаривали на молдавском языке. Из тех соображений, что в Молдавии его знание может пригодиться). Ребёнок был в шоке оттого, что ничего не понимает, и воспитатели тоже не радовали. Одна из них говорила, что к ней надо детям обращаться домна (значит, госпожа).
Я забирала сестру вечером из сада и гуляла с ней на улице (правда, во дворе) без родителей. Через год сестру перевели в тот сад, который посещали мы с братом. Но я также продолжала отводить и забирать её. Мы смирились с тем, что родителям нет до нас дела, и даже совершенно не страдали от этого (мы тогда не знали, что бывает по-другому и как больно будет, когда мы это поймём). Мы были друг у друга, и у нас было счастливое советское детство с полной свободой передвижения и воображения, ведь никто из взрослых даже не предполагал, чем мы занимаемся.
Было действительно весело, но не всегда безопасно. Даже пришедшие девяностые не нарушили нашего счастья. Хотя родителям, конечно, досталось. Кормить нас было нечем. Рубли в Молдавии просто в один день отменили и заменили купонами. На заводах зарплату выдавали продукцией. Или просто закрывали их. Папа принимает решение ехать на заработки в Россию.
Зарплату маме давали плафонами на заводе, и она их меняла на другие вещи. На площадке у нас соседи вообще получали зарплату трусами. Мы до сих пор с сестрой смеёмся, что всем подъездом ходили в одинаковых трусах. Ну, кроме шуток, взрослым, конечно, намного тяжелее было, чем детям.
Тем временем отношения родителей и бабушки обострились настолько, что она врезает замок в дверь своей комнаты, а папа врезает замок в дверь нашей. Общими остаются кухня и проходной зал. Холодильник на кухне был один, и они разделили продукты на её и наши. Помню, как на крышках из фольги на бутылочках с молоком и баночках со сметаной родители писали ножом первую букву нашей фамилии, чтобы не перепутать. А папа вовсю собирается в в один из городов Поволжья. Там у нас жили родственники по маминой линии. Вроде как не один в чужом городе. И когда он уезжает (а возвращался он примерно раз в полгода), бабушка разворачивается во всей своей красе.
Она запрещает нам появляться на даче, обустройством которой несколько лет занимались родители, и начинает буквально выживать нас из квартиры (по документам всё имущество было выделено ей). Для начала она полностью отключает дома газ и воду, написав заявление, что ни то, ни другое ей не требуются. Не знаю, как справлялась она, а мама водила нас мыть по соседям. У них же и готовила. Весь подъезд был в курсе нашей истории.
Потом она подала на родителей в суд. Не помню, в чём заключался смысл иска, но помню, как мама туда неоднократно ездила. В общей комнате тоже были наши вещи и игрушки. Она всё шептала себе под нос что-то и пинала их ногами прям при нас. Она работала на том же заводе, что и мама, и приносила домой огромное количество коробок с теми же плафонами, складывая их прямо на свой большой диван, стоя́щий в зале, вдоль стены до потолка.
И, самое ужасное, что у неё появился мужчина, который любил выпить (папа, к его чести совершенно не злоупотреблял этим, в отличие от бабушкиных мужей). Мужчина этот был неплохой и даже добрый, но напившись, мог валяться дома или в подъезде, что очень нас пугало, а ещё будучи пьяным, не соблюдал никаких правил ни в туалете, ни в ванной комнате.
И там стало просто невыносимо находиться. Из-за того, что вода была отключена и не было потока, а ванной продолжали пользоваться, сливая туда воду, например, во время умывания, она вся покрылась зелёным липким налётом, который никогда не убирали. Однажды, когда мама ещё не пришла с работы, они со своим другом вошли в нашу комнату. Я сидела за столом и учила уроки. Она сказала, что стол, за которым я сижу, принадлежит ей. Они вытащили его прямо из-под меня, отнесли его в зал, поставили в угол, сверху сложили кресло из её комнаты и до потолка заполнили всё это коробками с плафонами. В такой интересной обстановке мы прожили около двух лет.