Как же трудно в Саках найти дело по душе, особенно, когда процедуры весь день, а еда вклинивается в них так, что времени остаётся только обсудить самое-самое главное: например, присутствующих там дам или высказать недовольство процессом. Ведь найти полностью удовлетворённого пациента в санатории невозможно даже сегодня, когда уровень санаторного лечения вышел на значительно более высокий уровень!
А что говорить о прошлом?
Начало:
Предыдущая глава:
Сакские развлечения и невзгоды.
Время летит и безвозвратно уносит с собою всё ещё так недавно новое, оставляя это новое опять старым!
Прошло дней десять. Аккуратно брал я ванны — два дня подряд, на третий отдых. Новизна обстановки и ощущений постепенно миновала. Я уже, так сказать, вживался в жизнь лечебницы. — Вставал в шесть часов утра, ложился около десяти, толковал как и все, почти исключительно о ходе, успехах и неудачах лечения, выслушивал с неподдельным интересом разнообразные эпизоды последствий ванн, и был доволен, что сам переношу грязи без всяких перипетий. Погода все время стояла прелестная, жары были умеренные. Только день или два доходило до 30° R в тени, а то обыкновенно 22° — 23°. Надоедали, лишь иногда поднимавшиеся, ветры, но, защищенная гардинами терраса умеряла отчасти эту неприятность.
Утром до ванны и после обеда, часов с трёх до вечера больные собираются на террасе и на садовой площадке, где размещаются группами на убогеньких садовых скамьях около столиков. Здесь заводится неизбежное знакомство между собою людей, соединенных лишь случайно одним и тем же интересом лечения.
В этой степной купели Силоамской не разбирается ни званий, ни состояний; тут все равны, все одинаково помещены и все одинаково лечатся. Для всех больных, кроме садовой площадки, да еще аллей с жиденькими деревцами по берегу озера, — гулять негде,— еда всем одна и та же, помещения чуть-чуть различаются только одними размерами и раздаются не иначе, как по строго соблюдаемой очереди. Так что во всём выходит полная равноправность.
Единственное преимущество—это право на более горячую ванну грязи—но это право даёт уже сама природа,— наградившая той или другой индивидуальностью каждого больного!.. .
Сетования на скуку, как всюду и везде на водах, составляют в Саках любимейшую тему разговора у малых и у больших — в сущности от безделья. Само собою разумеется, никто от скуки не страдает. Во всяком случае тут Саки не причём. И здесь—детвора резвится; молодежь ухаживает и влюбляется; степенные в летах мужчины и дамы строят друг другу глазки, изнемогают тоже от восторгов и увлечений, резонируют, говорят про политику, про дела, играют в карты, втихомолку злословят и сплетничают; ну словом, житейская толчея и тут идёт своим чередом во всей своей неизменности и красе.
Полуденный зной спадал. На террасе в линию расположились молоденькие барышни-подросточки. От нечего делать—делают кружева, передают друг другу секреты.
Входят на террасу,—гимназист выпускного класса и молодой человек со скривленной от золотухи шеей. Оба в длинных летних пальто, надетых прямо на отороченные красной русской вышивкой сорочки, и оба в белых фуражках. Гимназист — в очках. Закурив папиросы, они без всякой причины начинают хохотать, вероятно, в следствии смешного разговора, который они вели перед входом на террасу. Затем стали ходить взад и вперёд по террасе.
Гимназист держит папиросу в углу рта и ходит подбоченившись. Товарищ старается подражать ему.
Поглядывая на барышень, гимназист уж совсем нескучным голосом начинает:
— Скука! скука! скука! скука! скука!., скука!!! - заканчивает он заорав.
Барышни покатываются со смеху.
— Позвольте спросить, что вас веселит, - обращается он к барышням, складывая руки по-наполеоновски и устраивая на лице наполеоновскую гримасу.
Хохот усиливается.
— Не отправиться ли нам на озеро? - предлагает, улыбающийся во весь рот кривошейка.
— Какое однообразие! - восклицает, припрыгивая на месте, хорошенькая брюнеточка лет 14. — А вы знаете новость? - обращается она к компании. — В Саки едет певица давать концерт...
— Вы, Елизавета Павловна, всё знаете, — вскрикивает гимназист.—А знаете ли как зовут тех, кто всё знает? - проговорил он Гамлетовским тоном.
— И знать не желаю, - отрезала барышня.
— А я все-таки скажу, - громовым голосом трагически проговорил он, - зовут: всеведой.
Из-за этой всеведы происходит маленькое неудовольствие, оканчивающееся прогулкою всех на озеро, откуда уже скоро слышатся звонкие голоса и хохот скучающей компании.
— Счастливая молодежь, томно говорит больная дама. Ведь здесь такая скука, что даже аппетит пропадает. - Поверите ли, я сегодня перебирала обеденную карту, ни на что никакого позыва... только и могла съесть безе с вареньем.
— Безе хорошо и без варенья, - значительно взглядывая, смеётся собеседник дамы.
Дама с улыбкой укоризны покачивает головой и как-будто бы изо всей силы ударяет его веером по коленке.
— Захотели здесь веселья, вмешивается в интимный разговор, распивающий тут же на террасе чай больной. — Земство глядит как бы в карман побольше выручить. В прошлом году тысяч восемь барыша положило в карман, а я вас спрашиваю, доставили-ли какое нибудь удобство больным? Этот балкон-то выстроили! Велика затрата! нечего сказать...
— Ругали, ругали Поспишиля, поддерживает его другой больной, а право выходит, что прежде лучше было, не говоря уже о дешевизне. Теперь даже масла хорошего нет! Говорят трудно достать! — Так ты пошли, розыщи, но чтобы больные были удовлетворены. Таксу на всё увеличили—зачем спрашивается? Да и что стоит здесь содержание!!? Ну, допустим, тысячу рублей в месяц, а выручка-то несколько тысяч. — Казалось-бы, земству-то увеличивать свою кассу на счёт страждущего человечества совсем не пристало...
— Мне известно, — вмешался и я в разговор, что земство потерпело убытку до 15 тысяч в течение двух лет своего заведования Саками.
— Никогда я этому не поверю-с, извините-с, - рассердился больной. - Либеральничать на словах наши гласные умеют, а либерально относиться к делу, уж извините-с... На обухе рожь молотить—это их дело!
— Да чем-же вы, позвольте Вас спросить, так особенно недовольны здесь, - говорю я.
— Чем-с? разгорячился больной, а вот чем-с! Ванное помещение ни к чёрту не годится—срыть и заново выстроить. Как Вам это нравится, стоят, например, на площадке грязевых ванн и любоваться кругом её отвратительным каналом, куда сливают и воду, и грязь, и пот со всех обмываемых больных!!! Деревянные галереи еле-еле держатся; всё гнило-перегнило! Номеров в гостинице совсем не хватает! Какое-же больным до этого дело? Я приехал лечиться, деньги плачу, так давай мне помещение. Да много ещё тут всяких разных безобразий и не перечтешь.... махнул он рукой.
— Всё это, — помолчав немного, продолжал он, — можно-бы простить частному предпринимателю. Ну! частное лицо иной раз из-за выгод готово и уморить; — это, конечно, гнусно,—да, по крайней мере, понятно. Но уж если земство, — это представитель-то целой губернии, да начинает эксплуатировать несчастных больных, то это возмутительно! возмутительно! и возмутительно!!!
— Конечно, - заметила золотушная барыня, - посмотрите, как устроены грязелечебницы за границей. Роскошь, блеск—уезжать не хочется! Нет, у нас, у русских не ладятся эти дела.
— А по моему рассуждению, - проговорил в сторону Богородский купец, была-бы польза от лечения, а там на счёт удобств, за всякое угощение благодари Господа Бога!..
В воздухе становилось душно. Приближалась гроза. Надвинувшиеся сумерки изредка освещались блеском молнии, прорезывавшейся на сером небе. Гроза наконец разразилась; из однообразно темно-серого неба полил крупный дождь. При каждом блеске молнии барыни вскрикивали, закрывая глаза платками. Все замолчали. Но гроза продолжалась недолго, и сменилась мелким упорным дождём. Общество стало выражать досаду на дождливую погоду; все боялись, что завтра нельзя будет брать натуральные грязевые ванны. "Опять эти разводные", недовольно ворчали некоторые больные.
— Разве разводные грязевые ванны слабее действуют, чем натуральные? - спросил я.
— На счёт этого, — отвечали мне, - мнения, разные: одни находят, будто разводные ванны сильнее; они говорят будто-бы грязь, разведенная в ванне горячею рапою, лучше проникает в тело через открытые поры, и доказывают это тем, что разводные ванны, сравнительно с натуральными грязями, труднее переносятся больными. Другие-же, напротив, утверждают, что лежание в грязи на солнце, да ещё на открытом воздухе, составляет самую суть, самую полезнейшую сторону в успехе пользования грязями. Разводных ванн больные вообще недолюбливают, конечно, главным образом, от того, что ванн мало,- их не хватает, так что приходится разделять больных на три очереди, а следовательно тогда ванны тянутся от 11 часов до 2-х, а иногда даже до 3 часов дня; а ведь после них нужно еще потеть часа два, так и выходит, что последние больные могут освобождаться только очень поздно для обеда и отдыха.
На другой день утром погода действительно мало сулила хорошего. Хотя дождь уже давно перестал и площадка перед балконом была суха, но одна сторона неба вся была закрыта большим тёмным облаком.
— Как дела? Какие виды?—спрашивал Богородский купец, пробегавшего через террасу фельдшера.
— Сами видите,—проговорил тот недовольным тоном, - придется, кажется, маяться с разводными.
Больные, то и дело, выбегали на площадку смотреть на небо. Чуть солнце заблестит — все рады; чуть скроется — на всех нападает уныние, лица как-то всовываются, разговор не клеится.
Наконец в 11 часов появился опять на террасе фельдшер.
— Какой приказ?—встретил его Богородский купец.
— Разводные!—воскликнул фельдшер.—Деревенским советуется не брать! Ветер, да и дождь того и гляди грянет!
Деревенские, больные, то есть, нанимающие помещение в самой деревне Саки были очень недовольны; одни из них покорились своей участи и поплелись пешком или поехали обратно в деревню; другие-же решились взять разводную ванну, во что-бы то ни стало.
Продолжение: