Розовые озёра Крыма и их эффект лечения различных заболеваний известны давно, даже очень давно, но долгие годы они были забыты, о них знали, но... Лечиться ездили куда угодно, только не в Саки. Я сам, работая много лет в туризме, отправил на лечение в Израиль толпу туристов, хватило бы на несколько самолётов, а о Саках узнал только тогда, когда поселился от них в непосредственной близости. Почти аналогично об этом и рассказывает автор, хотя события, описанные им, происходили более 140 лет назад.
Только в последние два-три года интерес к лечению в Саках вырос.
"Крымские целебные минеральные грязи в деревне Саки и морские купания в городе Евпатория"
Два года страданий, вызванных хроническим воспалением надкостной плевы голени, заставили меня искать радикального лечения. Вопрос — что мне делать, чтобы избавиться от мучительных страданий, я должен был поставить перед врачами, как говорится, ребром. Я стал настойчиво требовать от врачей категорического ответа, и вот, врачи разделились на два лагеря. Одни предложили мне героический способ лечения посредством операции, другие-же оказались более снисходительными и предложили попробовать сначала лечение Сакскими минеральными грязями. Эти врачи рассчитывали, что под влиянием сильного метаморфоза, вызываемого лечением Сакскими грязями, исчезнет у меня воспаление надкостницы. Когда оставался один только выбор между хирургическим ножом и Сакскими грязями, дававшими маленькую надежду избежать, хотя и благодетельного, а все-таки ножа, то, само собою разумеется, я с радостью ухватился за предложение лечиться Сакскими грязями. В то время мне и в голову не приходила мысль о поездке за границу и о заграничных удобствах. Под впечатлением продолжительной, мучительной болезни я готов был ехать куда только ни укажут врачи. Само собою разумеется, если бы я вздумал настаивать на поездке заграницу, то, наверное, врачи отыскали-бы и там подходящее лечебное местечко—это я знаю, но получил-ли бы я такие же хорошие результаты от заграничного лечения, как в Саках,—не знаю.
Когда врачи советовали мне ехать в Саки, то совсем не скрывали от меня, что грязелечебница в такой глуши устроена плоховато, что помещений в ней мало, а поэтому давали другой благоразумный совет заранее написать в контору лечебницы и заранее оставить за собою номер в её гостинице. Благодаря такому предупреждению я уже в мае месяце послал письмо главному врачу Сакской грязелечебницы, от которого вскоре получил любезный ответ с весьма важным практическим советом запастись теплым платьем и, как можно — большим количеством белья, в особенности сурового.
Я тотчас же послал задаток в 25 рублей, и просил с 20 июня один номер гостиницы считать за мной; по приезде же в Симферополь обещал известить контору телеграммою. Распорядившись таким образом, я стал готовиться к отъезду, привёл дела в порядок и вечером 16 июня, с курьерским поездом, поехал из Петербурга через Москву, Курск, Харьков и Лозовую на Симферополь. Как быстро ни мчался поезд, но всё-таки пришлось непрерывно ехать три дня и четыре ночи, а это не так легко. К счастью, по дорогам от Москвы пассажиров было мало — всего три или четыре в целом вагоне, следовательно простор был большой, располагаться на ночь можно было как угодно. Поэтому то даже такая продолжительная поездка не слишком утомила меня, но всё-таки невольно отразилась на расположении духа. Незаметно для самого себя становишься как-то раздражительным и требовательным, забываешь тогда, что в дорог нельзя же пользоваться всеми удобствами домашней жизни, а тут вдобавок, как нарочно, на маленьких станциях, когда от летней, южной жары мучит жажда, не находишь в буфете ни сельтерской воды, ни чая. За то всероссийская очищенная везде торчит к вашим услугам, а на закуску к ней красуются раздрызганные в собственном соку селедки, приправленные завяленным луком, да тухлые сардинки под похожим на колесную смазку прованским маслом, а в добавление к ним замаслившиеся, запылённые кусочки, засиженного мухами, высохшего сыра!.. Как посмотришь на такие прелестные закуски, ну просто начинаешь чувствовать, что тебя тошнит!.. А ведь должно быть находятся охотники... иначе бы не выставляли таких закусок.
— Скажите, пожалуйста,—обратился я однажды к своему соседу, чиновнику телеграфисту, хорошо знакомому с железнодорожными порядками и с жизнью на маленьких станциях, — неужели такие буфеты могут выручать хоть что-нибудь от торговли подобными припасами?
— Нет-с, отвечал он, тут буфет приносит один убыток, редко кто из пассажиров выпьет или съест что-нибудь. По правилам же, на станциях, где поезд останавливается на 10-минут, иметь буфет обязательно, вот он и держится здесь только для проформы.
— Всё-таки можно бы держать буфет хоть по опрятнее, и продукты в нём иметь такие, которые больше требуются для пассажиров.
— Да ведь тут степь-с! тоска-с, одурь возьмёт. Тут, я думаю, и самому начальнику станции - иной раз буфетчик подаст не ощипанную жареную курицу, тот и ту съест —не заметит; лишь было бы чем залить тоску, а прочее все трын-трава. На счет чистоплотности,—ну, наши степняки не взыскательны, а на счет подделывания под вкус едущей публики, — так это уж забота больших станций. А здесь пассажир мелькающий; он если и выходит на платформу, так больше из желания ноги поразмять, а в буфет заглядывает или так, от скуки, или чтобы пропустить одну—другую рюмку водки, да закусить собственным языком, — и уже потом поест где-нибудь на большой станции.
Разговаривая о том, о сём, а больше ни о чём, как всегда в дорог, мы проезжали степные пространства; поезд летел, как стрела; растилавшаяся безграничная степная даль обманывала зрение своим монотонным видом! Только стук колес, да лёгкое покачивание с боку на бок вагонов напоминали, что поезд не стоит на одном месте, а движется и вдобавок очень быстро. Но вот, наконец, среди степной пустыни показалась деревня. Каменные дома, окутанные зеленью, чистенькие, беленькие, под красной черепичной крышей, весело и оживлённо выделяются на горизонте; кругом деревни, далеко раскинулись колосящиеся поля. Глазам не веришь, чтобы в такой глуши могли быть подобные отрадные местечки.
— Что это за деревня? - обращаюсь к соседу.
— Да разве вы не догадываетесь? - отвечает он. - Уж по облику видно, что не русская,—а немецкая колония. Вот тут и толкуйте о предприимчивости русского мужика и об его самобытной русской смётке. А как сравнить русского с немцем, так и выходит что-то не ладное. Русский степняк — мужик и немец — колонист, кажется, одинаково пашут землю, но успех-то в хозяйстве совсем разный и перевес оказывается на стороне немца. У нас в Таврической губернии немцев в десятках и даже в сотнях тысячах капитала не перечтешь, а русских крестьян даже в тысячах рублях—один, два, три... да и обчёлся!.. Не даром про колониста говорят:—на обухе рожь молотит, да зерна не обронит... а у нас русских натура широкая...
— Нет-с, позвольте, — вмешался тут третий пассажир, молчавший всю дорогу, — вы уж слишком строго относитесь к нашему русскому мужику. Если бы вы поближе познакомились с бытом русского мужика, да с бытом немецкого колониста, тогда вы не то бы сказали. Русский мужик — золото. Нужно удивляться его живучести, не даром иногда мужики сами себя называют двужильными.
Этот защитник русского народа был благообразный мужчина, с широкой окладистой русой с проседью бородой, лет под пятьдесят, с лицом чисто русского типа, роста среднего, коренастый и плечистый, по наружности смахивавший на степняка помещика или на купца—оптовика.
— Вам, вероятно, приходилось читать русскую историю, — не без сарказма отнёсся он к моему соседу....................
— Да-с, — я имел удовольствие изучать русскую исторію, - ядовито отвечал мой сосед.
— Я учился в коммерческом, заговорил степняк, там русскую историю изучали совсем плохо, но мне пришлось изучать ее уже потом на собственной шкуре, ну и прочитывать при этом кое-что нужно было. На счёт колонистов в истории русского народа имеются очень любопытные факты. В прошлом столетии начали заселять Россию немцами. Когда матушке Екатерине II пришла идея заселить ими и здешние степи, то она не жалела русских денег; на это дело, заселения немцами, ухлопали более полусотенки миллионов, а с кого взяли эти денежки? спрошу я вас. Обзаведение-то каждой немецкой семьи, переезжавшей сюда, въезжало русским мужикам тысячек в пять рубликов, кроме того на каждую немецкую семью отводили самой лучшей земли по 70 десятин слишком. Легко сказать!.... Да ведь столько земли не приходится и на 5-ть тягол наших-то русских мужиков. А огромные безвозвратные пособия колонистам,—разве это шутка! А продолжительные льготные займы!... А освобождение лет на 30 от всех государственных податей и повинностей!.... А свобода от рекрутчины!.... Да всей такой благодати и не перечтёшь. А что получала казна с немцев-колонистов? Ничего — никакого дохода. У колонистов были и защитники, немецкие бароны, да русские бироны;—в колонию-то бывало не залетит становой или исправник, соловьём разбойником, а если какой и вздумает бывало по неопытности залететь таким манером, так сейчас-же вылетал туда, куда и Макар телят не гонял.— Нет-с, русскому мужику в такой холе, да воле не придётся побывать и во сне. Не гневите Бога, не корите русского мужика, что он может ещё жить так, как он теперь живёт, да может кормить нас так, как мы кормимся им.... Я веду большую торговлю зерном за границу, так постоянно имею дело с мужиками, — проговорил он как будто извиняясь.
— Что это вы не расстаётесь с палкой?.... - вдруг обратился он ко мне, как видно с целью замять разговор,.......... - повредили ногу?
— Нет, не повредил, а просто сделалось воспаление в кости и сам не знаю от чего.
— Куда-же изволите ехать?
— Я еду в Крым, в Саки, на грязи; туда ехать мне посоветовали врачи в Петербурге.
— А! так значит вы серьёзно больны?! заметил участливо телеграфист. В Саках житьё плохое, там уж побаловаться нечем; уж если послали вас туда петербургские врачи, то значит, скрепя сердце, лишили дохода заграничные воды. Наши русские врачи своих вод недолюбливают, да по правде сказать, как и ехать-то на русские воды, когда рискует там ничего не найти. Ничего не устроено, как следует; ничего не достанешь, да и жизнь тоскливая.
— Не беспокойтесь, возразил степняк. Тоже люди живут. Теперь наши врачи посылают в Саки каких-нибудь два с половиной больных, ну, конечно, нельзя строить для них дворцов. А вот пошлите-ка туда каждый год тысячу-другую больных, так увидите, как живо все устроится.
— Это хорошо говорить, а каково-то жить там, когда еще ничего не устроено.
— Если-бы только услыхали в Саках, что туда наедут денежные больные, настаивал на своём степняк, завтра-бы нельзя было узнать их. Всё-бы явилось, как по щучьему велению. Теперь железные дороги, пароходы, телеграфы... Остановки ни за чем не может быть, все достанут и привезут. Ведь нельзя-же в самом деле сначала убить огромный капитал в пустом месте, а потом сидеть да ждать, да гадать на шишах, приедет или не приедет кто-нибудь! Если уж целебность грязей не привлекает, то как ни устраивай роскошно гостиницы и курзалы, — никого не заманишь и не соблазнишь ими. Везде так. Разве кто из Петербурга поедет в Саки затем только, чтобы пожить там в хорошей гостинице?.... нет-с. Как смотрят на такое дело за границей? Если бы там были Сакские грязи, то сейчас бы, — как только убедились бы в их пользе врачи и несколько человек больных, все бы они начали трубить повсюду об их пользе и не переставали бы трубить изо дня в день до тех пор, пока не поставили бы это дело прочно. Быть в числе первых получивших исцеление, да ещё быть в числе первых устроителей хорошего и полезного дела, да это считается там за удовольствие, и ещё какое, гораздо повыше музыкального оркестра или цыганского хора. Так-ли я говорю?... - обратился ко мне степняк.
— Вы правы; если я вылечусь на Сакских грязях, то непременно сделаюсь первым и самым ярым трубадуром их, - отвечал я смеясь.
В разговорах время проходило незаметно и на конец поезд прибыл в Симферополь. Выходя из вокзала, я был удивлён щеголеватым видом извозчичьих экипажей и лошадей. Откуда, думаю, взялись такие хорошие извозчики в Симферополе, когда и Петербург не может похвалиться этим? После я узнал, что это результат былого неоднократного пребывания двора в Ливадии, куда лучших симферопольских извозчиков брали для разъездов свиты. Лучшая гостиница в Симферополе оказалась скромною, чистенькою, просторною и светлою, немецки акуратною, как и сам её хозяин немец, но за то и порционная карта гостиницы была в обрез и отличалась скудным числом порций. Приехав в гостиницу, я сейчас же телеграфировал в Саки через Евпаторию, но оказалось, что из Евпатории в Саки не проведён телеграф и телеграмма должна была отправиться в Саки, как говорится, на волах — по почте, и таким же путём вернуться назад с ответом, по этому мне пришлось три дня ждать ответа и поневоле прожить трое суток в Симферополе.
Воспользовавшись свободным временем, я осмотрел город. Он мне очень понравился; много зелени, улицы шоссированы и недурно поливаются. Пыль не беспокоит. Побывал за это время на концерте в общественном саду; заглянул в театр, где играли какие-то любители из евреев; попробовал шашлыковые завтраки у татар, а в остальное время беседовал с хозяином о местных земских делах; благодаря ему побывал в Губернской Управе и получил земские доклады по Сакской грязелечебнице. Но все это не развлекало меня; время тянулось, как-то бесконечно долго, а мои мысли постоянно были в Саках, откуда я с часу на час ждал ответа, чтобы лететь туда. Наконец получил телеграмму и, в 7 часов утра, 23-го Июня, я уже был на пути из Симферополя в Саки.
Продолжение здесь:
Немного о курорте Саки писал уже здесь: