Ненужные 2. 29
Одним декабрьским утром Людмила спустилась вниз, чтобы забрать квитанции из почтового ящика. Из вороха рекламной макулатуры на пол упало несколько пухлых конвертов. Она подняла их и увидела знакомый почерк. Сердце бешено заколотилось.
— Галка... — тихо зашептала она.
Руки затряслись, из глаз брызнули слёзы. Она уже и не чаяла получить весточку от сестры. Сыновья подали на неё в розыск, да и вообще в последнее время вели себя неадекватно, периодически обвиняя её в том, что она не оставила жить у себя сестру. Однако, забыв, что они сами её выгнали из дома.
Людмила схватила письма и побежала к себе наверх, смахивая с лица набежавшие слёзы.
— Леня, Ленька, смотри, что я нашла в почтовом ящике.
Она кинулась к прикованному к кровати мужу.
— Это письма.
Леня медленно повернул голову на подушке. Его иссохшее лицо, измождённое болезнью, выразило слабый интерес. Глаза, единственное, что оставалось живым в его неподвижном теле, уставились на конверты в дрожащих руках жены.
— От... Галки? — хрипло выдохнул он, с трудом выговаривая слова.
— От Галки! — Людмила всхлипнула, разрывая первый конверт.
Леня молча смотрел, и в его глазах стояли слёзы. Он всегда любил Галину, как родную сестру.
— Письмо... — просипел он. — Читай...
Людмила развернула несколько листов, исписанных аккуратным, знакомым почерком.
«Милые мои Люда и Леня! — начиналось письмо. — Если вы читаете эти строки, значит, письмо дошло. Простите, что долго не давала о себе знать. Первое время было не до писем — выживала, приходила в себя...»
Людмила стала читать вслух, и голос её дрожал от волнения. Галина описывала всё не как жалобы, а как обычные житейские дела: как учится колоть дрова, как соседский дед Василий помог починить прохудившуюся крышу, как они с местной женщиной, Ниночкой, ходят в лес по хворост.
И главное — о девочке. О том, как они нашли её в лесу, испуганную, продрогшую, и как та теперь зовёт Галину «бабушкой».
Копирование и перепечатка, таскание по разным социальным сетям запрещена автором Евгенией Потаповой.
Людмила читала, и слёзы текли по её лицу, но это были слёзы облегчения. Она смотрела на мужа и видела, как в его глазах, глубоко запавших от болезни, тоже блестят слёзы. Галина писала о деревне, о добрых людях, которые приняли её как родную, о маленькой Арине, которую она спасла от гибели и теперь воспитывает как внучку. Писала о простой, но такой настоящей жизни: о дровах, которые надо пилить, о чужом доме, о свежем воздухе и тишине, нарушаемой только криком петуха и пением птиц.
«...а главное, я нашла то, чего мне так не хватало все эти годы, — покой. И смысл. Я нужна здесь. Меня здесь любят и ждут. Не плачьте за меня, я жива-здорова и, кажется, впервые по-настоящему счастлива...»
Людмила опустила письмо и снова смахнула слёзы со щёк. Горечь и обида за неё, копившиеся все эти месяцы, стали потихоньку отпускать.
— Слава Богу... — выдохнула она. — Слава Богу, Леня... Она жива... — прошептала Людмила, заканчивая письмо. — Она не просто жива, Ленька... Она нашла себя.
Она взяла его неподвижную руку и прижала к щеке.
— А сыновьям... — голос её дрогнул, — сыновьям мы ничего не скажем. Пусть ищут. Пусть помучаются. Это им расплата за всё.
Леня слабо сжал её пальцы в знак согласия. Людмила положила письма на комод и ушла умываться в ванную комнату. Не успела она вытереть лицо полотенцем, как раздался телефонный звонок. Она взяла трубку и посмотрела на экран — звонил племянник Анатолий.
— Алло, — ответила она.
— Привет, тётя Люда. Чего такой голос расстроенный? С дядей Леней совсем плохо? — спросил с участием Толик.
— Нет, с ним всё нормально, просто приболела, насморк, — соврала Людмила.
Голос совести где-то в глубине души откликнулся и предлагал сообщить Анатолию радостную весть. Однако обида на племянников не давала этого сделать.
— Лечись, — вздохнул Толик.
— А то я сама не знаю, что мне делать, — фыркнула она. — Ты чего звонишь?
— Да хотел узнать, есть ли какие-то вести от мамки или нет? Она же только тебе сообщения посылала, а нас до сих пор игнорирует.
— Нет, ничего не было, — голос её дрогнул, и она притворно закашляла. — Что тебя так мать волнует, вы же сами хотели, чтобы она исчезла. А то она у вас лишнюю жилплощадь занимает.
— Тётя Люда, давай не будем вспоминать наши прошлые ошибки. Мы уже сто раз пожалели о своём идиотском решении. Если бы ты тогда не дала ей уехать, то она бы никуда не пропала.
— О как, вали с больной головы на здоровую. Оказывается, это тётка виновата в том, что произошло, а не вы с братцом и со своими жёнами.
— Пожалели они, — Людмила не смогла сдержать горькую усмешку. — Только после того, как она исчезла, да? Удобно же. А пока она была рядом, вы её в гроб вгоняли.
В трубке повисло неловкое молчание. Людмила слышала тяжёлое дыхание племянника.
— Тёть Люд... — наконец выдавил он. — Мы... мы были неправы. Глупыми были, жадными. Серёга особенно. Но мама... она же наша мать. Мы не хотели, чтобы она вот так... чтобы её вообще не стало.
В его голосе прозвучала искренняя боль, и Людмила на мгновение дрогнула. Но перед глазами встало несчастное лицо сестры в тот день, когда та пришла к ним после скандала с сыновьями. И сжалось сердце.
— Сожалениями сыт не будешь, Толик, — твёрдо сказала она. — Вашей маме нужны были не слова, а дела. А вы делали только хуже.
— Мы исправимся! Клянусь! — в голосе Толика послышалась отчаянная мольба. — Если она найдётся... если свяжется... мы всё загладим. Квартиру вернём, всё вернём! Просто скажи, если что...
Людмила закрыла глаза. Письма лежали в соседней комнате, жгли её душу. Она могла бы положить конец их мучениям прямо сейчас. Но...
— Ничего нет, Толик, — повторила она, и на этот раз голос её звучал устало, без злости. — Как только что-то узнаю — позвоню. Обещаю.
Она положила трубку, не дожидаясь ответа, и прислонилась лбом к прохладной стене. Внутри всё клокотало от противоречий. Обида на племянников боролась с жалостью. Желание мести — с пониманием, что они, хоть и поздно, но осознали свою чудовищную ошибку.
Вернувшись в комнату, она встретила вопросительный взгляд Лени.
— Клялся и божился, что исправится, — тихо сказала она, садясь на край кровати. — Говорит, квартиру вернут, всё вернут...
Леня медленно кивнул, его взгляд был полон понимания.
— Время... — с трудом выдохнул он. — Дай им... время... понять... по-настоящему... А потом... решим...
Людмила взяла его руку. Он был прав. Сейчас, в порыве отчаяния, они готовы на всё. Но выдержит ли их раскаяние проверку временем? Смогут ли они по-настоящему измениться? Пока она не была уверена. И потому письма останутся её тайной. Пока.
Продолжение следует...
Автор Потапова Евгения