Затишье, обещанное Марией Ивановной, продлилось ровно два дня. Два дня неестественной, звенящей тишины, которая напрягала Лену гораздо больше, чем открытые скандалы. Свекровь действительно вела себя как мышка: бесшумно передвигалась по квартире, ела то, что приготовит Лена, молчаливо благодарила и уходила в свою комнату, плотно прикрыв дверь. Она даже начала вязать — на свет появились уродливые, кособокие пинетки для будущих правнуков, хотя её собственным внукам было уже восемь и пять лет.
Георгий расслабился. Он с облегчением вздохнул и сказал Лене вечером второго дня: — Видишь? Всё наладилось. Мама всё поняла. Наш разговор пошёл ей на пользу.
Лена ничего не ответила. Она не верила. Она чувствовала, что это лишь затишье перед бурей, и интуиция её не обманула.
Операция «Возвращение контроля» началась с внуков. На третий день, когда Лена вернулась из школы, уставшая и заваленная тетрадями, она застала идиллическую картину: Мария Ивановна сидела на диване, а Кирилл и Соня, прижавшись к ней с двух сторон, увлечённо смотрели мультики. На журнальном столике перед ними высилась гора шоколадных конфет, вафель и чипсов.
— Бабушка, а можно ещё одну? — тянула ручку Соня.
— Конечно, моя ягодка, ешь, — ласково ворковала Мария Ивановна, разворачивая очередную конфету. — Бабушка для вас ничего не пожалеет. Не то что некоторые...
Последние слова были произнесены тише, но так, чтобы вошедшая Лена их отчётливо услышала.
— Здравствуйте, — холодно произнесла Лена, ставя сумку на пол. — Кирилл, Соня, вы же знаете, что сладкое можно только после ужина. И уж точно не в таких количествах.
— А бабушка разрешила! — надул губы Кирилл. — Бабушка добрая!
— Да, мама, ты злая, а бабушка добрая! — подхватила Соня, пряча за спину недоеденную вафлю.
Лена почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.
— Мария Ивановна, мы же с вами договаривались. Никаких сладостей до еды. У Сони диатез, а Кирилл потом ужинать отказывается.
Свекровь подняла на неё невинные глаза.
— Леночка, да что ты? От одной конфетки ничего не будет. Детям нужны радости. Я же от чистого сердца. Хотела их побаловать. Ты так много работаешь, устаёшь, тебе не до них...
Это был двойной удар. Мало того, что она нарушила прямое правило, так ещё и упрекнула Лену в том, что она плохая мать, которой «не до детей».
— Мне всегда есть до них дело, — отчеканила Лена. — А теперь, дети, быстро убрали всё со стола и марш мыть руки. Через полчаса ужин.
Кирилл и Соня, недовольно сопя, подчинились. Мария Ивановна проводила их сочувствующим взглядом, полным вселенской скорби по загубленному детству.
Вечером, когда дети легли спать, Лена попыталась поговорить с Гошей.
— Ты понимаешь, что она делает? Она покупает их лояльность конфетами и настраивает против меня.
— Лен, ну не преувеличивай, — отмахнулся он, уставившись в телевизор. Он работал в такси, смены были тяжёлыми, и вечером ему хотелось только одного — покоя. — Просто побаловала детей. Все бабушки так делают.
— Все бабушки не говорят внукам, что их мама злая!
— Она не это имела в виду. Ты просто всё воспринимаешь в штыки. Расслабься.
Лена поняла, что разговор бесполезен. Он не хотел видеть. Ему было проще поверить в то, что мир в семье восстановлен, чем снова ввязываться в конфликт.
Следующим этапом стала атака на её хозяйственные устои. Однажды Лена, придя домой, почувствовала странный запах. На кухне, над кипящей кастрюлей, колдовала Мария Ивановна.
— О, Леночка, пришла! А я тут решила Гошеньку порадовать. Сварила его любимый борщ по маминому рецепту. А то твой-то... он, конечно, ничего, но водянистый какой-то, без души.
Лена заглянула в кастрюлю. Поверх борща плавал толстый слой жира. Именно от такой еды гастроэнтеролог велел Гоше отказаться.
— Мария Ивановна, Гоше нельзя такое жирное. У него с желудком проблемы.
— Ой, да какие там проблемы! — отмахнулась свекровь. — Всё выдумываете со своими врачами! Мужику нужна сытная еда, а не эта твоя трава! Вот посмотришь, поест моего борща — сразу на человека станет похож!
Вечером Гоша, конечно же, съел две тарелки «маминого борща», расхваливая его и с ностальгией вспоминая детство. Ночью ему стало плохо. Он полночи провёл в туалете, а утром ушёл на работу зелёный и злой.
— Мама перестаралась, — буркнул он, уходя.
Мария Ивановна же встретила новость с видом мученицы.
— Это всё от непривычки! Организм отвык от нормальной еды на твоих диетах! Я же как лучше хотела!
Лена молчала. Спорить было бессмысленно. Любой её аргумент разбивался о стену «я же из лучших побуждений».
Поиск квартиры превратился в фарс. Лена с Гошей исправно приносили ей распечатки с сайтов недвижимости. Мария Ивановна внимательно их изучала, а потом находила тысячу причин, почему этот вариант не подходит.
— Эта слишком далеко от магазина. Здесь первый этаж — будут в окна заглядывать. А тут последний — крыша протечёт. Ой, а в этой комнаты смежные, неудобно. А эта слишком дорогая, я не потяну...
Все её отговорки были шиты белыми нитками. Цены на квартиры, которые она отвергала как «дорогие», были гораздо ниже суммы, вырученной ею за дачу. Стало очевидно, что съезжать она не собирается. Она просто тянула время.
Между тем, её присутствие становилось всё более всепроникающим. Она начала «помогать» Лене с уборкой, что выливалось в то, что все вещи оказывались не на своих местах. Лена по полчаса искала свои ключи, которые свекровь «положила в надёжное место, чтобы не потерялись». Она «случайно» выбрасывала нужные чеки и квитанции, потому что думала, что это «мусор».
Однажды Лена застала её в своей спальне. Мария Ивановна перебирала вещи в её шкафу.
— Что вы здесь делаете? — опешила Лена.
— Порядочек навожу, — невозмутимо ответила свекровь, встряхивая Ленино платье. — У тебя тут такой бардак! И вообще, что это за платье? Слишком короткое для учительницы! Срамота! Тебе нужно одеваться солиднее.
— Я сама решу, как мне одеваться. И пожалуйста, не входите в нашу спальню без разрешения, — Лена старалась говорить как можно спокойнее, но руки её дрожали.
— Ой, какие мы нежные! Секреты от меня? Я же только помочь хочу!
Вершиной всего стала история с соседкой, Валентиной Петровной, словоохотливой пенсионеркой с первого этажа. Лена столкнулась с ней у подъезда.
— Леночка, здравствуй! Как вы там? — затараторила Валентина Петровна, цепко ухватив её за локоть. — Мария Ивановна твоя так убивается, так убивается! Говорит, совсем ты Гошеньку своего не жалеешь. Работает с утра до ночи, а ты его даже нормальным ужином накормить не можешь. И деньги, говорит, все на свои тряпки тратишь, а на ребёнка на новый рюкзак скопить не можете. Сердце кровью обливается, слушая её!
Лена стояла и смотрела на соседку, и у неё темнело в глазах. Она представила, как Мария Ивановна сидит на лавочке у подъезда и с сокрушённым видом выливает ушаты грязи на неё, на их семью. Она выставляет их с Гошей нищими, безалаберными родителями, а себя — святой мученицей, страдающей за непутёвого сына и его семью.
— Всего доброго, Валентина Петровна, — выдавила Лена и, вырвав руку, бросилась в подъезд.
Дома она ворвалась на кухню, где свекровь мирно пила чай с печеньем.
— Зачем?! — закричала Лена, бросая сумку на пол. — Зачем вы врёте?! Зачем вы распускаете про нас сплетни?!
Мария Ивановна вздрогнула и прижала руку к сердцу.
— Леночка, ты о чём? Какое враньё?
— Не притворяйтесь! Мне только что соседка всё передала! Что я мужа не кормлю, что деньги на тряпки трачу! Что мы ребёнку рюкзак купить не можем!
— Да что ты! — всплеснула руками свекровь. — Эта Валентина всё переврала! Старая сплетница! Я просто... просто поделилась с ней своими переживаниями! Что Гошенька устаёт, что тебе тяжело одной с детьми и работой. Я же по-хорошему! Чтобы люди вас жалели, сочувствовали!
— Мне не нужно, чтобы меня жалели! И тем более, чтобы сочувствовали на основании вашей лжи! — Лена задыхалась от гнева и бессилия. — У нас всё нормально! Мы не голодаем, и у Кирилла лучший рюкзак в классе! Зачем вы это делаете, Мария Ивановна?!
— Да потому что сердце за сына болит! — вдруг закричала в ответ свекровь, и её кроткая маска слетела, обнажив злое, искажённое лицо. — Вижу, как он из-за тебя мучается! Женился на свою голову! Ты же ему не пара! Ни хозяйка, ни мать, ни жена! Пустышка! Только и знаешь, что свои книжки читать! Я всю жизнь на него положила, а ты пришла на всё готовенькое и разрушаешь его жизнь!
— Это я разрушаю? — Лена рассмеялась нервным, срывающимся смехом. — Да это вы, как ураган, ворвались в нашу жизнь и уничтожаете всё на своём пути!
В этот момент в квартиру вошёл Гоша. Он остановился в дверях, глядя на двух разъярённых женщин.
— Опять? — устало спросил он.
— Сынок! — тут же кинулась к нему Мария Ивановна, мгновенно меняя гнев на слёзы. — Она на меня набросилась! Кричит, обзывается! Говорит, что я сплетница и врунья! А я ведь только добра вам желаю!
Гоша посмотрел на мать, потом на Лену, которая стояла посреди кухни, бледная, с пылающими щеками и дрожащими губами.
— Лена, что случилось?
Лена молчала. Что она могла ему сказать? Что его мать — монстр в ситцевом халате? Что она планомерно и хладнокровно её уничтожает? Он опять не поверит. Опять скажет, что она преувеличивает.
— Ничего, — выдавила она. — Твоя мама просто... переживает за нас.
Она взяла свою сумку и ушла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Она села на кровать и обхватила себя руками. Её трясло. Она поняла, что проигрывает эту войну. Мария Ивановна была опытнее, хитрее и безжалостнее. Она действовала тоньше, используя партизанские методы: ядовитые сплетни, манипуляцию детьми, игру на чувстве вины. А Лена пыталась воевать в открытую, и это была её ошибка.
Нужно было менять тактику. Нужно было найти её слабое место. И нанести удар туда.
Той ночью Лена долго не могла заснуть. Она лежала и думала. Прокручивала в голове все события последних месяцев, анализировала каждое слово, каждый поступок свекрови. И постепенно в её голове начал складываться план. Дерзкий, рискованный, может быть, даже жестокий. Но другого выхода у неё не было.
Она поняла, что главный козырь Марии Ивановны — это её статус «бедной, несчастной, больной матери», которую все обязаны жалеть и обслуживать. А её главная слабость — это деньги. Та самая сумма от продажи дачи, которую она так тщательно скрывала и берегла.
Именно по этому месту и нужно было ударить.
Утром Лена встала с твёрдой решимостью. Она была спокойна, как никогда. Она подошла к зеркалу и посмотрела на своё отражение. Из зеркала на неё смотрела уставшая, измученная женщина с тёмными кругами под глазами. «Хватит», — сказала она своему отражению. — «Время обороны закончилось. Начинается время наступления».
***
План Лены требовал подготовки и железной выдержки. Она понимала, что действовать в одиночку — проигрышная стратегия. Ей нужен был союзник, и этим союзником мог стать только её муж. Но для этого Гоше нужно было открыть глаза. Не просто рассказать ему о проделках матери, а заставить его увидеть их собственными глазами, почувствовать на своей шкуре.
Первым шагом стало создание «документальной базы». Лена, учитель математики с аналитическим складом ума, подошла к этому вопросу системно. Она завела на телефоне секретную папку, куда стала скрупулёзно записывать все выходки свекрови: дату, время, дословные цитаты, свидетелей.
· 15 сентября. 18:30. М.И. сказала Соне (5 лет), что если она не съест кашу, мама её любить не будет. Соня плакала. Свидетель: Кирилл (8 лет).
· 17 сентября. 11:00. Обнаружила М.И., просматривающей квитанции за квартиру в ящике комода. На вопрос, что она делает, ответила: «Проверяю, не обманывают ли вас в ЖЭКе».
· 18 сентября. 20:00. М.И. в разговоре с Гошей назвала мою новую стрижку «собачьей». Гоша промолчал.
Параллельно Лена начала применять тактику «зеркального отражения». Она перестала спорить со свекровью. Вместо этого она соглашалась, но доводила ситуацию до абсурда.
Когда Мария Ивановна в очередной раз заявила, что борщ должен быть жирным, Лена на следующий день сварила суп, в котором ложка стояла от количества масла и зажарки.
— Вот, Мария Ивановна, приготовила, как вы любите. Наваристый, сытный. Специально для вас и Гоши.
Свекровь с подозрением посмотрела на варево, но отступать было поздно. Гоша, съев пару ложек, отодвинул тарелку.
— Лен, это же есть невозможно. Один жир.
— Странно, — пожала плечами Лена, невинно глядя на мужа. — А мама твоя говорила, что именно так и надо. Что мужику нужна сытная еда. Я же старалась угодить.
Мария Ивановна метнула на неё испепеляющий взгляд, но промолчала.
Когда свекровь снова начала причитать, что Лена тратит все деньги на «тряпки», Лена на ближайших выходных устроила «день экономии». Она отказалась покупать детям фрукты («Это дорого, Мария Ивановна говорит, что нужно экономить»), приготовила на ужин пустые макароны («Мясо нынче недёшево, а нам, как сказала ваша мама, нужно копить») и предложила Гоше поехать на работу на автобусе, чтобы сэкономить бензин.
К вечеру Гоша был на грани нервного срыва.
— Лена, что происходит? Ты с ума сошла? Почему дети едят пустые макароны?
— Я следую советам твоей мудрой мамы, — с ангельской улыбкой ответила Лена. — Она же плохого не посоветует. Она переживает за наш бюджет.
Гоша посмотрел на мать, которая сидела с таким видом, будто съела лимон.
— Мама, ты говорила Лене, чтобы она не покупала детям фрукты?
— Я не так говорила! — возмутилась Мария Ивановна. — Я говорила, что нужно быть экономнее! А она всё перевернула!
— Я ничего не переворачивала, — спокойно возразила Лена. — Я просто вас цитировала.
Постепенно до Гоши начало доходить, что в их доме творится что-то неладное. Он стал более внимательно прислушиваться к словам матери и жены, сопоставлять факты. Он видел, как Лена из цветущей, весёлой женщины превращается в комок нервов с усталыми глазами. Он видел, как его мать, жалуясь на слабость и болезни, с лёгкостью пробегает по магазинам и часами сидит на лавочке с соседками, обсуждая последние новости.
Решающий момент настал, когда дело коснулось святого — его машины. Гоша обожал свою «ласточку», старенькую, но ухоженную иномарку, которая его кормила. Однажды он пришёл домой мрачнее тучи.
— Представляешь, сегодня клиент попался, одноклассник бывший. Спрашивает: «Гоха, что, совсем дела плохи? Что мать по соседям деньги на ремонт твоей машины собирает?»
Лена замерла. Это был новый, неожиданный ход со стороны свекрови.
— Что?!
— Вот и я «что». Оказывается, мама вчера ходила к тёте Вере из пятой квартиры и просила у неё в долг пять тысяч. Сказала, что у меня сломалась машина, денег на ремонт нет, а жена, то есть ты, последнюю копейку зажала. Тётя Вера денег не дала, но всему подъезду уже растрепала.
Гоша сел на стул и обхватил голову руками.
— Лен, это позор. Просто позор.
В этот момент Лена поняла, что время пришло. Она села напротив мужа, взяла свой телефон и открыла ту самую секретную папку.
— Гоша, я хочу тебе кое-что показать. Только, пожалуйста, досмотри до конца и не перебивай.
Она начала зачитывать свои записи. Монотонно, без эмоций, как диктор, зачитывающий сводку происшествий. Она читала про манипуляции с детьми, про вторжение в их личное пространство, про оскорбления, про ложь соседям. С каждым новым пунктом лицо Гоши становилось всё более каменистым. Когда Лена закончила, он долго молчал.
— Почему ты мне раньше всего этого не рассказывала? — наконец спросил он глухо.
— Потому что ты бы не поверил. Ты бы сказал, что я преувеличиваю. Что это просто «характер такой». Тебе нужно было увидеть это самому. Гоша, пойми, она не остановится. Сегодня она просит деньги у соседей на вымышленный ремонт. Завтра она возьмёт кредит на твоё имя. Или ещё что-нибудь придумает. Она разрушает нашу репутацию, нашу семью, нашу жизнь.
Он поднял на неё глаза. В них больше не было растерянности. Была холодная, твёрдая ярость.
— Что ты предлагаешь делать?
И Лена изложила ему свой план.
На следующий день они действовали сообща. Гоша, как бы невзначай, оставил на видном месте в коридоре рекламный буклет юридической конторы с крупной надписью: «Семейные споры. Раздел имущества. Взыскание алиментов».
Мария Ивановна, конечно же, его заметила. Когда Гоша вернулся с работы, она встретила его в коридоре с встревоженным лицом.
— Сыночек, что это? — она указала на буклет. — У вас с Леной что-то случилось? Вы что, разводиться собрались?
— С чего ты взяла, мама? — удивился Гоша.
— Ну, вот... юристы... раздел имущества...
— А, это, — Гоша махнул рукой. — Да так, ерунда. Просто консультировались.
— О чём?!
— Да по поводу квартиры. Лена же собственница, квартира ей от родителей досталась. А мы тут ремонт делали, я вкладывался. Вот юристы и говорят, что в случае чего, мне придётся доказывать, что это были общие деньги, а не её личные. Сложно всё это...
Он говорил это максимально буднично, как будто обсуждал покупку картошки. Но Лена, стоявшая на кухне, видела, как напряглось лицо свекрови.
— Так вы всё-таки разводитесь? — не унималась она.
— Да нет, мама, успокойся. Просто жизнь — штука сложная. Надо быть готовым ко всему.
Это был первый укол. Следующий был более болезненным. Через пару дней Гоша завёл разговор о деньгах.
— Мам, тут такое дело... Мне нужно в машину вложиться, ходовую перебрать. Сумма приличная нужна, тысяч сто. У нас сейчас свободных денег нет, всё на ипотеку и детей уходит. Ты не могла бы нам одолжить? С тех денег, что за дачу получила. Мы тебе потихоньку отдадим.
Мария Ивановна изменилась в лице.
— Сынок, так нет у меня денег, — запричитала она. — Я же говорила, за копейки дачу продала. Так, на жизнь немного осталось.
— Странно, — протянул Гоша, доставая из кармана сложенный листок. — А у меня копия твоего договора купли-продажи. И тут совсем другая сумма указана.
Он небрежно положил копию на стол. Лена сделала её заранее, пока свекровь была в магазине. Мария Ивановна впилась глазами в бумагу, и её лицо стало мертвенно-бледным.
— Ты... ты рылся в моих вещах? — прошипела она.
— Зачем рыться? Ты сама мне документы давала, когда я тебе с оформлением помогал. Я просто копию сделал. На всякий случай. Так что, мам, насчёт денег?
Свекровь молчала, тяжело дыша. Её главный секрет, её финансовая подушка безопасности, перестал быть секретом.
— Я... я не могу, — выдавила она. — Эти деньги на чёрный день. На моё лечение, на похороны...
— Так мы же тебе и одалживаем на «чёрный день», — вмешалась Лена, которая до этого молча наблюдала за сценой. — Машина сломалась — это и есть чёрный день для нашей семьи. Гоша без работы останется — и нам всем придётся туго. И вам в том числе.
— Вы хотите обобрать меня! Оставить ни с чем! — закричала Мария Ивановна.
— Мы хотим, чтобы вы нам помогли, как член семьи, — спокойно ответила Лена. — Вы же живёте с нами, едите за нашим столом. Логично предположить, что и проблемы у нас общие. Или нет?
Это был шах и мат. Мария Ивановна оказалась в ловушке. Отказать сыну в помощи, когда все знают, что у неё есть деньги, — значит окончательно выставить себя в неприглядном свете. Дать денег — значит расстаться со своей «священной коровой».
— Я подумаю, — процедила она и, схватив со стола копию договора, удалилась в свою комнату.
Весь вечер из-за её двери не доносилось ни звука. А на следующее утро она вышла к завтраку с решительным видом.
— Я нашла себе квартиру, — объявила она с порога. — Сегодня поеду смотреть.
Лена с Гошей переглянулись.
— Это очень хорошая новость, Мария Ивановна, — осторожно сказала Лена.
— Да. Я поняла, что вам со мной тяжело. Да и мне... тоже. Я хочу жить спокойно, на свои деньги, и ни от кого не зависеть.
Она говорила это с таким достоинством, будто это было её собственное, давно принятое решение. Ни слова о вчерашнем разговоре.
Лена понимала, что это ещё не конец. Это был тактический отход. Свекровь поняла, что они раскусили её игру и больше не ведутся на манипуляции. Она поняла, что её финансовая независимость под угрозой. И она решила сменить поле боя.
Но когда Мария Ивановна уже одевалась в коридоре, чтобы ехать «смотреть квартиру», она обернулась и с мстительной улыбкой сказала:
— Конечно, одной мне будет тяжело. И с внуками я бы хотела видеться почаще. Вы же не будете против, если я буду приходить к вам каждый день? Помогать с Кириллом и Соней. Пока вы на работе...
Лена почувствовала холодок по спине. Она поняла, что это. Это был анонс следующей битвы.
А вечером, когда свекровь вернулась, якобы после просмотра квартиры, и заявила, что уже договорилась о переезде на следующей неделе, она нанесла завершающий удар.
— Я вот что подумала, — сказала она, садясь за кухонный стол напротив Лены и Гоши. — Я ведь буду тратить своё время, свои силы, чтобы сидеть с вашими детьми. Буду их из школы встречать, кормить, уроки делать. Это ведь полноценная работа. Хорошая няня нынче дорого стоит. Но я же не чужой человек, я с вас много не возьму. Так, по-божески. Думаю, мы договоримся о сумме.
Она посмотрела на ошеломлённую Лену, и в её глазах плясали торжествующие огоньки. Она нашла способ не только сохранить контроль, но и вернуть себе финансовое преимущество. Она бросила им новый вызов, будучи уверенной, что они не посмеют отказать «любящей бабушке». Но она не знала, что Лена уже была готова к этому ходу. И в её голове уже созревал ответ, который навсегда закроет тему денег в их отношениях.