Марина Ивановна вытирала руки полотенцем и смотрела, как сын раскладывает на столе аккуратные листы бумаги. Иван приехал неожиданно, сказал — дела, нужно кое-что оформить. Она обрадовалась. После развода видеться стали реже, а в Перми знакомых почти не осталось.
— Мам, садись, — Иван похлопал ладонью по стулу. — Давай быстренько разберёмся с этими бумажками.
Документы лежали ровной стопкой. Сверху белый лист с печатью, снизу что-то ещё. Марина села, поправила очки.
— Что это такое, Ванечка?
— Да ерунда полная, — он махнул рукой. — Нотариус сказал, нужно твоя подпись для оформления. У тебя же на меня доверенность есть, помнишь? Вот и всё. Чисто формальности, чтобы не тянуть время.
Она кивнула. Доверенность действительно была. Оформляла год назад, когда переезжала. Иван тогда помогал с документами, говорил — так проще будет, если что-то понадобится.
— А что именно оформляем?
— Мам, ну что ты как маленькая, — он улыбнулся той улыбкой, которой умел успокаивать её с детства. — Техническая процедура. Там всё написано, если хочешь — почитай. Только шрифт мелкий, ты же знаешь.
Марина взяла верхний лист. Действительно, буквы мельтешили перед глазами. В последнее время зрение стало хуже, а очки она всё откладывала поменять.
— Где расписываться-то?
— Вот здесь, — Иван ткнул пальцем в строчку. — И здесь тоже. Всего-то и делов.
Она взяла ручку. Почерк получился неровный — рука дрожала. Странно. Обычно такого не было.
— Ив, а может, ты объяснишь нормально? А то как-то...
— Мам, мы же с тобой уже сто раз говорили, — голос стал чуть строже. — Просто подпиши, не тянуть же время. Нотариус ждёт, у меня завтра рано утром самолёт.
Марина поставила подпись на втором листе. Чернила растеклись — ручка оказалась не очень хорошей.
— Всё, готово, — Иван собрал бумаги. — Спасибо, мам. Ты как всегда выручила.
Он поцеловал её в щёку и быстро сложил документы в папку.
— А что дальше-то будет?
— Ничего особенного. Оформим всё как надо, и дело с концом.
После его ухода Марина долго сидела на кухне, пила остывший чай и думала о том, что в последний раз они так тепло общались очень давно. Может, зря она всё время переживала? Может, всё наладится?
Утро, которое всё изменило
Марина стояла у плиты, помешивала кашу и напевала что-то под нос. За окном моросил дождь, но настроение было хорошее. Вчера Ира из соседней квартиры принесла рассаду помидоров — будет чем заняться на балконе.
Звонок в дверь оборвал её размышления о будущем огороде.
— Кто там?
— Курьерская доставка! Документы для Марины Ивановны Соколовой!
Она открыла дверь. Молодой парень в жёлтой форме протянул конверт и планшет.
— Распишитесь здесь, пожалуйста.
— А что это такое?
— Официальное уведомление. Я просто доставляю, не знаю содержания.
Марина расписалась дрожащими пальцами. Конверт был плотный, с несколькими печатями.
Курьер ушёл, а она осталась стоять в прихожей с белым конвертом в руках. Сердце почему-то заколотилось.
Вскрыла. Достала листы. Прочитала первые строчки и почувствовала, как ноги становятся ватными.
«Уведомляем Вас о необходимости освободить жилое помещение по адресу...»
Дальше буквы расплывались перед глазами. Марина села на табуретку в прихожей и перечитала ещё раз. Потом ещё.
«На основании договора дарения от такого-то числа...»
Договор дарения? Какой договор дарения?
Руки тряслись так сильно, что бумага шуршала. Она встала, прошла на кухню, села за стол и разложила листы.
«Срок освобождения — тридцать календарных дней с момента получения уведомления.»
— Боже мой, — прошептала она. — Боже мой, что же это такое?
Телефон. Нужно звонить Ивану. Сейчас же.
Набрала номер. Долгие гудки. Автоответчик.
— Иван, это мама. Мне пришли какие-то бумаги... Позвони, пожалуйста, срочно.
Перезвонила через пять минут. Снова автоответчик.
Марина ходила по кухне, заламывала руки, перечитывала документ. Может, она что-то не так понимает? Может, это ошибка?
Но в углу листа стояла её подпись. Та самая, неровная, которую она поставила вчера вечером.
— Что я наделала, — шептала она, качая головой. — Господи, что же я наделала...
За окном дождь усилился. Капли стекали по стеклу, как слёзы.
Когда рушится мир
Иван приехал только через три дня. Марина не спала, не ела, только пила чай и ждала. Когда наконец услышала звук ключей в замке, выбежала в прихожую.
— Ваня! Слава богу, ты приехал! Что это за бумаги такие? Я ничего не понимаю!
Он снял куртку, повесил на крючок. Лицо было спокойное, даже равнодушное.
— Какие бумаги, мам?
— Как какие? — голос у неё сорвался. — Вот эти! Мне пишут, что я должна съехать из собственной квартиры! Что это значит?
— А, это, — он взял документы, пробежал глазами. — Ну да, всё правильно оформлено.
— Как правильно? Ты что, издеваешься? Это моя квартира!
— Мам, ты же всё подписала сама. Своей рукой.
— Но ты сказал, что это формальности!
Иван прошёл на кухню, сел за стол. Марина стояла, хваталась руками за спинку стула.
— Послушай, — он говорил спокойно, как объясняют что-то очевидное маленькому ребёнку. — Мне срочно нужно это жильё под залог. Бизнес, понимаешь? Большие деньги крутятся. А ты здесь даже не живёшь официально. Прописана в Новгороде, помнишь?
— Но я же здесь живу! Это мой дом!
— Мам, ну что ты психуешь? Я же не выгоняю тебя на улицу. Поживёшь пока у Татьяны Петровны, а там видно будет. Может, обратно в Новгород переедешь. Там же Светка живёт, внуки.
Марина почувствовала, как внутри что-то ломается. Не сердце — что-то глубже. Та часть души, где жила безоговорочная вера в то, что дети никогда не предадут.
— Ты не можешь так поступить со мной.
— Мам, договор есть договор. Ты взрослый человек, подписала осознанно.
— Но я же тебе доверяла!
— И правильно делала, — он встал, снова надел куртку. — Доверяй и дальше. Всё будет хорошо.
У двери обернулся:
— А документы эти не теряй. Там сроки указаны.
Дверь закрылась. Марина осталась одна в своей квартире, которая больше не была её квартирой.
В кабинете адвоката
Татьяна Петровна крепко держала Марину под руку, когда они поднимались по лестнице в юридическую контору. Подруга нашла адвоката через знакомых, сказала — хороший специалист, поможет разобраться.
— Не волнуйся так, — шептала она. — Сейчас посмотрит всё, объяснит. Не может же сын вот так просто отобрать у матери квартиру.
Адвокат оказался моложе, чем Марина ожидала. Лет сорок, не больше. Но говорил уверенно, по-деловому.
— Давайте посмотрим, что у нас здесь, — он взял документы, внимательно изучил. — Так... договор дарения... подписи... печати...
Марина сидела на краешке стула, руки сжимала в кулаки.
— Это законно? То, что он сделал?
Адвокат поднял глаза:
— Формально — да, всё оформлено правильно. Но есть нюансы. Расскажите подробно, как происходило подписание.
Она рассказала. Про то, как Иван спешил, говорил о формальностях, как она доверяла и не читала.
— Понятно, — адвокат кивнул. — Это классическая схема. Злоупотребление доверием. Такие дела у нас, к сожалению, не редкость.
— Значит, можно что-то сделать?
— Можно. И нужно. Договор дарения можно оспорить, если докажем, что подписание происходило под влиянием заблуждения или обмана. У вас есть свидетели?
— Нет, мы были одни.
— Жаль. Но это не критично. Главное — ваши показания. Расскажете в суде, как было дело.
— В суде? — Марина побледнела. — То есть придётся судиться с собственным сыном?
— Боюсь, да. Иначе никак. Он добровольно квартиру не вернёт — это очевидно.
Марина молчала, смотрела в окно. На улице люди спешили по своим делам, не зная о том, что в этом кабинете женщина решает, хватит ли у неё сил бороться с предательством.
— Вы не обязаны с этим мириться, — тихо сказал адвокат. — Я помогу. Мы подадим в суд иск о признании договора недействительным. Шансы есть.
— А если проиграем?
— Тогда хотя бы будете знать, что боролись.
Татьяна Петровна сжала её руку:
— Мариночка, ты же не сдавайся. Нельзя так.
— Хорошо, — прошептала Марина. — Давайте попробуем.
Ночь прозрения
Марина не могла заснуть. Лежала, смотрела в потолок и слушала, как тикают часы на кухне. В голове крутились одни и те же мысли — как это случилось? Где она ошиблась?
В три утра встала, надела халат, прошла на кухню. Поставила чайник, достала из шкафа старую книгу. Гражданское право, учебник ещё советских времён. Купила когда-то давно, мечтала поступить на юридический. Но потом родился Иван, потом работа, быт, заботы...
Открыла на случайной странице. Буквы были мелкие, но она заставила себя читать. Договор дарения. Статья за статьёй. Условия признания недействительности.
— Обман, — прочитала вслух. — Злоупотребление доверием.
Именно так и было. Он обманул её, воспользовался тем, что она ему доверяла.
За окном начинало светать. Марина заварила крепкий чай, села поудобнее и читала дальше. Впервые за много лет чувствовала, что делает что-то важное. Не для кого-то — для себя.
— Я же не дура какая-то, — сказала она вслух. — В школе хорошо училась, в институте тоже. Просто всё время думала сначала о других, а не о себе.
Вспомнила, как в молодости мечтала стать юристом. Хотела защищать людей, бороться за справедливость. А вместо этого тридцать лет отдала семье, мужу, сыну.
— Хватит, — прошептала она, закрывая книгу. — Хватит бояться. Я не просто мать. Я человек. И у меня есть права.
Солнце поднялось над городом, и Марина впервые за долгое время почувствовала, что готова бороться. Не только за квартиру — за себя.
В зале суда
Зал был небольшой, пустой. Только судья за высоким столом, секретарь, адвокат и они — Марина с Иваном. Сын сидел в другом конце зала, разговаривал со своим представителем. Даже не посмотрел в её сторону.
— Слушается дело о признании договора дарения недействительным, — объявила судья. — Истец — Соколова Марина Ивановна, ответчик — Соколов Иван Маринович.
Марина встала, когда её вызвали к микрофону. Ноги дрожали, но она заставила себя говорить чётко:
— Ваша честь, подписывая документы, я не знала, что это договор дарения. Сын сказал, что это формальности для оформления каких-то бумаг.
Представитель Ивана возразил:
— Истец — дееспособное лицо, подписала договор добровольно. Никто её не принуждал.
Судья посмотрела на Ивана:
— Ответчик, объясняли ли вы матери суть подписываемого договора?
Иван встал, поправил галстук:
— Ваша честь, моя мать — взрослый человек. Зачем объяснять очевидные вещи? Документ же не на китайском языке написан.
— То есть не объясняли?
— А зачем? Она сама всё прочитать могла.
Адвокат Марины попросил слова:
— Ваша честь, хочу представить суду аудиозапись, которая была сделана во время одного из разговоров ответчика с истцом.
— Возражаю! — вскочил представитель Ивана. — Запись сделана без согласия моего подзащитного!
— Разговор происходил в квартире истца, в присутствии свидетеля, — спокойно ответил адвокат.
Судья разрешила воспроизвести запись. В зале раздался голос Ивана:
«Мам, ну что ты как маленькая... просто подпиши, не тянуть же время...»
Марина видела, как Иван побледнел. Его представитель что-то быстро записывал.
— Понятно, — судья нахмурилась. — Продолжаем...
Заседание длилось два часа. Марина рассказала всё — как доверяла сыну, как он торопил её, как обманул. Говорила тихо, но твёрдо. В какой-то момент поймала себя на мысли: я не боюсь. Впервые за долгое время — совсем не боюсь.
Новое начало
Решение суда пришло через неделю. «Договор дарения признать недействительным». Марина держала бумагу в руках и не верила — получилось. Действительно получилось.
Иван так и не появился на оглашение решения. Не звонил, не писал. Словно её больше не существовало.
— Больно? — спросила Татьяна Петровна, когда они сидели на кухне и пили чай.
— Да, — честно ответила Марина. — Очень. Но знаешь что странно? Я впервые за много лет чувствую себя... сильной.
— А если он ещё что-то попробует?
— Не попробует. Понял, что со мной шутки плохи.
Марина встала, подошла к окну. На улице была весна. Зелёные листочки на деревьях, молодая трава, дети играют во дворе.
— Таня, а ведь я всю жизнь боялась. Боялась мужа, боялась сына, боялась что-то решить сама. А тут вдруг поняла — можно жить по-другому.
— И как теперь жить будешь?
— Не знаю точно. Но знаю одно — за себя буду бороться. Записалась на курсы компьютерной грамотности, хочу внуков через интернет видеть. И ещё подумываю — может, в университет народный пойти? Право изучать.
— В нашем-то возрасте?
— А что, есть возрастные ограничения для знаний?
Они засмеялись. За окном солнце клонилось к закату, но Марине казалось, что день только начинается. Её новая жизнь только начинается.
— Знаешь, — сказала она, не отрываясь от окна, — я ему даже благодарна. За то, что показал мне — я могу. Могу бороться, могу побеждать. Могу быть не просто чьей-то мамой или женой. Могу быть собой.
В квартире стало тихо. Только тикали часы и где-то далеко играли дети. Марина улыбнулась и пошла заваривать свежий чай. В своей кухне, в своём доме, в своей новой жизни.