Рубиновый венец 88 Начало
В тесной каморке на окраине города, Дарья сидела у единственного окна, сквозь которое едва проникал свет уличного фонаря. Раида Юрьевна давно уже улеглась спать, и в доме стояла тишина. Только где-то скрипнула половица да изредка доносились голоса с улицы.
Дарья осторожно достала из нутра куклы узелок и развернула его. На ладони заблестели кольцо и одинокая серьга, нитка жемчуга — единственное, что осталось у нее от матери. Она рассматривала их при слабом свете, и ее сердце наполнялось странной смесью печали и надежды.
Кольцо было изящное, с тонкой резьбой по ободку и красивым рубиновым камнем. Серьга — более затейливая, с таким же камешком, который даже в полумраке отбрасывал цветные блики. Дарья знала, что это не простые украшения.
Девушка подняла кольцо к губам и тихо прошептала:
— Мама, если бы ты знала, как мне тяжело не знать правды...
За стеной послышалось недовольное ворчание Раиды, Дарья поспешно спрятала драгоценности обратно. Мысли ее продолжали кружиться вокруг одного и того же. Может быть, когда-нибудь кто-то узнает эти вещи? Может быть, найдется человек, который скажет ей, кто ее настоящий отец, откуда она родом?
И тут в памяти всплыл голос Алексея, теплый и взволнованный:
«Я хотел бы видеть тебя еще...»
Щеки Дарьи вспыхнули. Она закрыла глаза и позволила себе на мгновение представить, что они встретятся снова. Что он не забыл о ней, как не забыла она о нем. В груди разлилось сладкое, почти болезненное чувство — первая любовь, которую она еще не осмеливалась назвать этим именем.
Алексей был так не похож на всех, кого она знала. В его глазах читалась доброта, а голос звучал так мягко, словно боялся ее спугнуть. И когда Алексей смотрел на нее, Дарья чувствовала себя не приемышем, не чужой девочкой без роду и племени, а просто девушкой, которая может быть интересна молодому человеку.
Она прижала руки к груди и попыталась унять частое сердцебиение. Нельзя мечтать о невозможном. Он — сын графини, а она — никто. Между ними пропасть, которую не перешагнуть. И все же... все же в глубине души теплилась робкая надежда.
А что если кольцо и серьга действительно откроют ей дорогу к прошлому? Что если она узнает, что в ее жилах течет не простая кровь? Дарья знала, что мечтает о невозможном, но в четырнадцать лет сердце верит в чудеса.
Она поднялась с места и подошла к маленькому зеркальцу, висевшему на стене. В тусклом свете отражение казалось призрачным, но Дарья внимательно всматривалась в свое лицо. Неужели в этих чертах скрыта какая-то тайна? Мать всегда говорила, что она не похожа ни на кого из Сусловых, но откуда тогда эти тонкие черты, эти темные глаза с длинными ресницами?
Дарья провела рукой по волосам, спадавшим на плечи каштановыми волнами. Раида постоянно ворчала, что они слишком пышные, что их трудно убирать в скромную прическу, подобающую девушке из простой семьи. Но Дарья втайне гордилась своими волосами — они были единственным украшением, которое у нее было.
Внезапно за стеной раздался голос Раиды Юрьевны:
— Дарья, ты не спишь еще? Завтра рано вставать, в лавку идти.
— Засыпаю уже, тетя Раида, — отозвалась Дарья, быстро отходя от зеркала.
—Надо о деле думать, а не витать в облаках.
Дарья легла на свою узкую постель и натянула тонкое одеяло до подбородка. Но сон не шел. В голове кружились мысли об Алексее, о матери, о том таинственном прошлом, которое, быть может, навсегда останется для нее загадкой.
* * *
А в доме Мезенцевых Алексей все еще сидел при свечах, склонившись над своим рисунком. Наталья Петровна давно перестала играть и ушла в свои покои, но сын даже не заметил этого. Он был полностью поглощен попыткой запечатлеть на бумаге то, что так дорого его сердцу.
Наконец он отложил карандаш и посмотрел на результат своих трудов. Рисунок был далек от совершенства — линии неровные, пропорции не всегда точные. И все же в этих неумелых штрихах было что-то живое, что-то настоящее. Лицо Дарьи смотрело на него с бумаги, и в нарисованных глазах читалась та же печальная задумчивость, которая так поразила его при встрече.
Алексей осторожно сложил лист пополам и спрятал в карман жилета, поближе к сердцу. Он знал, что завтра утром снова пойдет в Александровский сад — в надежде увидеть ее. И послезавтра тоже. И каждый день, пока не встретится с ней снова. Но в четверг она придет точно.
Мать, конечно, не одобрит его увлечения. Наталья Петровна мечтала о блестящей партии для единственного сына, о невесте из знатной семьи. Но разве можно выбирать, кого любить? Разве сердце спрашивает разрешения, прежде чем полюбить?
Алексей потушил свечи и направился к себе в комнату. Завтра будет новый день, и, быть может, он принесет ему встречу с той, о которой он не мог перестать думать. А пока что у него есть рисунок — неумелый, но такой дорогой, потому что на нем запечатлено самое важное в его жизни.
В разных концах города засыпали двое молодых людей, и каждый думал о другом. Между ними лежала пропасть общественного положения, но их сердца были связаны невидимой нитью первой, робкой, но искренней любви.
Метель гнала по мостовым колючий снег, залепляя глаза и забиваясь под тонкий платок. Дарья наклонила голову и крепче прижала к груди тяжёлую корзину с хлебом. Ветер безжалостно продувал её поношенную шубейку, но она не замедляла шагов. К вечеру на столе у Раиды должен лежать рубль, иначе снова будет ремень. И Дарья знала, что хозяйка не станет жалеть её спину.
– Эй, девка, хлеб свежий? – окликнул её прохожий в добротной шапке.
– Свежий, дядюшка, только из пекарни, – отозвалась Дарья, останавливаясь и стряхивая снег с краешка корзины.
Мужчина придирчиво осмотрел товар, помял несколько буханок и в конце концов купил самую маленькую, долго отсчитывая медяки. Дарья терпеливо ждала, хотя руки коченели от холода, а ветер пробирал до костей. Каждая копейка была важна. Каждая копейка приближала её к заветному рублю и спасала от очередного наказания.
Но несмотря на стужу и тяжесть корзины, сердце у Дарьи билось быстрее обычного. Она знала, что после полудня сможет заглянуть в Александровский сад. Там будет он – Алексей. Уже несколько раз они встречались случайно, и каждый раз что-то трепетало в её груди при виде его доброго лица.
Дарья поправила сбившийся платок и поспешила дальше по заснеженной улице. Нужно было продать как можно больше хлеба до встречи, чтобы потом не торопиться и не думать о гневе Раиды.
В Александровском саду снег лежал нетронутый и белый. Дарья поставила корзину у скамьи и огляделась. Алексей ещё не пришел, и она позволила себе на минуту расслабиться, отдохнуть от постоянного напряжения. Здесь, среди заснеженных деревьев, мир казался тише и добрее.
Вскоре на аллее показалась знакомая фигура. Алексей шёл быстрым шагом, закутанный в дорогой меховой воротник, который так контрастировал с её жалким платочком. На лице его светилась неподдельная радость, и Дарья почувствовала, как щёки пылают несмотря на мороз.
– Я думал, ты не придёшь, – сказал он, подходя ближе, и его дыхание образовало белое облачко на морозном воздухе. Он тотчас заметил тяжёлую корзину и помог поставить её удобнее на скамью. – В такую метель...
– Я не для тебя сюда иду, – огрызнулась Дарья, но глаза её предательски блестели. – Просто хлеб отнести нужно.
Алексей улыбнулся, не обидевшись на резкость. Он уже привык к её манере защищаться колкостями, когда она смущалась или волновалась. Под этой показной грубостью скрывалась ранимая душа, и он это понимал.
– Послушай, – начал он, переминаясь с ноги на ногу. – Я вчера читал Жуковского. Такие прекрасные стихи... Хочешь, прочитаю?
Дарья молча кивнула, не смея поверить, что кто-то захочет читать ей стихи. В доме Раиды звучали только брань да приказания. А этот молодой человек предлагал ей то, что казалось принадлежит совсем другому миру – миру, где есть место красоте и поэзии.
Алексей негромко, но выразительно стал читать. Его голос звучал удивительно тепло в морозном воздухе, и слова ложились в душу Дарьи, как бальзам на давнюю рану. Она слушала молча, опустив глаза, и внутри всё переворачивалось от необычных чувств. Никто никогда так с ней не говорил. Никто не видел в ней ничего, кроме лишнего рта и даровой рабочей силы.
Когда он закончил, в саду повисла тишина, нарушаемая только шелестом ветра, который подгонял сыплющиеся снежинки.
– Ты... красивая, – тихо произнес Алексей. Он смотрел на её раскрасневшееся от мороза лицо, и улыбался.
Слова его Дарью пугали и радовали одновременно. Хотелось верить, что он говорит искренне, но разум подсказывал, что между ними пропасть.
– Смотри, как бы твоя госпожа-мать не узнала, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. – Она меня совсем не любит.
Алексей опустил глаза, и радость на его лице померкла. Он знал – это правда. Наталья Петровна никогда не потерпит, чтобы её сын общался с уличной торговкой. Для неё Дарья была никем, пустым местом, недостойным даже внимания.
– Я не хочу думать об этом, – сказал он почти шёпотом. – Хотя бы сейчас, в эти минуты...
Дарья взглянула на него и увидела в его глазах ту же боль, что терзала и её саму. Им обоим было понятно, что их встречи – это украденные мгновения счастья, которые рано или поздно закончатся. Но пока что они были здесь, вдвоем, и метель кружила вокруг них белой завесой, скрывая от чужих глаз.
– Мне пора, – сказала Дарья, поднимая корзину.
– Я понимаю, – кивнул Алексей. – До свидания, Дарья.
Она быстро пошла по заснеженной дорожке, не оборачиваясь. Но имя, произнесенное его голосом, ещё долго звучало в её голове, согревая лучше любой шубы.
За широким дубом стоял старый Игнатий и смотрел на барина. Тридцать лет он служил в доме Мезенцевых и подмечал всё. Заметил и то, что в последние дни Алексей Александрович периодически куда-то пропадает, на вопросы отвечает нехотя.
Вот и сегодня Игнатий осторожно пошёл за ним следом. И увидел то, что его удивило и насторожило. Молодой барин разговаривал с девчонкой – торговкой хлебом, в рваном платке. Говорили долго, смотрели друг на друга не как чужие.
Игнатий покачал головой. Ничего хорошего из этого не выйдет. Графиня должна знать. Он верой и правдой служил этой семье, и долг велел предупредить хозяйку.
Когда молодые разошлись, Игнатий поспешил в дом. Думал по дороге, как лучше сказать. Прямо нельзя – не его дело судить барина. Но намекнуть осторожно можно.
Наталья Петровна перебирала счета от портных, когда в дверь постучали.
– Войдите.
Игнатий поклонился и замер у порога.
– Что случилось? – Графиня заметила его озабоченное лицо.
– Осмелюсь доложить, сударыня. Алексей Александрович зачастил в Александровский сад... И будто с кем там встречается.
Наталья Петровна отложила бумаги.
– С кем встречается? Говори толком.
– Не могу знать точно, – потупился Игнатий. – Издалека видел. Девица какая-то, простая. Хлеб разносит.
Графиня побледнела. Её сын, наследник знатного рода, и какая-то торговка!
– Ты уверен?
– Осмелюсь заверить, сударыня. Не стал бы тревожить вас по пустякам. Но верность дому обязывает...
Наталья Петровна встала, прошлась по комнате. Тревога росла. Она всю жизнь берегла честь семьи, а теперь Алексей тайно встречается с уличной девчонкой.
– Продолжай следить, – сказала она резко. – Но осторожно. И чтобы никто не знал о наших разговорах.
– Слушаюсь, сударыня.
Когда Игнатий вышел, графиня подошла к окну. Где-то там её сын встречался с особой, которая могла разрушить все её планы. Этому надо положить конец.
Зима в этом году выдалась лютая. Мороз пробирал до костей, а тонкая шубейка Дарьи грела не лучше тряпки. Приходилось идти быстро, почти бежать – иначе руки и ноги совсем коченели.
В Александровский сад она теперь почти не заходила. Некогда было – и холодно слишком. Дарья торопилась от дома к дому с корзиной хлеба, считала медяки и спешила обратно к Францу.
А Алексей всё ходил в сад. Ждал. Гулял по заснеженным аллеям, поглядывал на скамейку, где они встречались. Но Дарьи не было. День за днём – никого.
Он думал: заболела или просто больше не хочет его видеть? В груди что-то сжималось от этой мысли. Странно – он едва знал эту девушку, а переживал, словно потерял что-то важное.
Весна принесла больше работы в булочной. Франц торопил, заказов прибавилось, и Дарья вместе с другими работниками едва успевала управляться. Зато платил хозяин теперь щедрее. Дарья приносила домой больше денег, и Раида почти не трогала её. Только ворчала иногда да называла лентяйкой.