Продолжаю перевод Wholeness and the Implicate Order
Начало здесь https://dzen.ru/a/aJBliiXIDSpcvyPR
и здесь https://dzen.ru/a/aJRk7ZSmN3Q2SiTr
1 ВСТУПЛЕНИЕ
Представление о том, что реальность следует понимать как процесс, является
древним и восходит, по крайней мере, к Гераклиту, который говорил, что
все течет. В более современные времена Уайтхед был
первым, кто систематизировал и всесторонне развил это понятие.
В этой главе я рассмотрю вопрос о взаимосвязи
между реальностью и знанием с такой точки зрения. Однако, хотя моя исходная точка зрения в целом схожа с точкой зрения Уайтхеда, будут выявлены некоторые выводы, которые могут существенно отличаться от его работы.
Я считаю, что суть понятия процесса заключается в следующем
утверждении: все не только меняется, но и находится в постоянном движении. Иными словами, то, что есть, - это процесс становления самим собой, в то время как все объекты, события, сущности, условия, структуры и т.д. - это формы, которые могут быть абстрагированы от этого процесса.
Возможно, лучшим изображением процесса является изображение текущего
потока, субстанция которого никогда не бывает одинаковой. На этом потоке
можно увидеть постоянно меняющийся узор из вихрей, ряби, волн,
брызг и т.д., которые, очевидно, не имеют независимого существования как
такового. Скорее, они абстрагированы от текучего движения,
возникая и исчезая в общем процессе потока. Такое
временное существование, которым могут обладать эти абстрактные
формы, подразумевает лишь относительную независимость или автономию
поведение, а не абсолютно независимое существование в качестве конечных субстанций. (Дальнейшее обсуждение этого понятия приведено в главе 1).
Конечно, современная физика утверждает, что реальные потоки (например,
воды) состоят из атомов, которые, в свою очередь, состоят из
"элементарных частиц", таких как электроны, протоны, нейтроны и т.д.
Долгое время считалось, что эти последние являются "конечной
субстанцией" всей реальности и что все текучие движения, такие как потоки, должны сводиться к формам, абстрагированным
от движения в пространстве скоплений взаимодействующих
частиц. Однако было обнаружено, что даже "элементарные
частицы" могут создаваться, уничтожаться и трансформироваться, и это
указывает на то, что даже они не могут быть конечными субстанциями, а
скорее на то, что они тоже являются относительно постоянными формами, абстрагированными от какого-то более глубокого уровня движения.
Можно предположить, что этот более глубокий уровень движения может быть
разложен на еще более мелкие частицы, которые, возможно, окажутся
конечной субстанцией всей реальности. Однако
представление о том, что все есть поток, о котором мы здесь говорим, опровергает такое предположение. Скорее, это подразумевает, что любое поддающееся описанию событие, объект, сущность и т.д. являются абстракцией от неизвестной и неопределимой совокупности непрерывного движения. Это означает, что независимо от того, насколько далеко простираются наши знания о законах физики, содержание этих законов по-прежнему будет иметь дело с такими абстракциями, обладающими лишь относительной независимостью существования и поведения. Таким образом, никто не будет склонен предполагать, что все свойства наборов объектов, событий и т.д. должны быть объяснимы в терминах некоего познаваемого набора конечных субстанций. На любом этапе могут проявиться дополнительные свойства таких коллекций,
конечную основу которых следует рассматривать как неизвестную совокупность
универсального потока.
Обсудив, что подразумевает понятие процесса относительно природы реальности, давайте теперь рассмотрим, как это понятие
должно влиять на природу знания. Очевидно, чтобы быть последовательным, нужно сказать, что знание тоже является процессом, абстракцией от единого общего потока, который, следовательно, является основой
как реальности, так и знания об этой реальности. Конечно,
можно довольно легко сформулировать такое понятие словами, но на самом деле очень трудно не поддаться почти всеобщей тенденции
относится к нашим знаниям как к набору в основном фиксированных истин и, следовательно, к природе процесса (например, можно признать, что знания постоянно меняются, но сказать, что они накапливаются, подразумевая, таким образом, что их основными элементами являются постоянные истины, которые мы должны открыть). Действительно, даже утверждение о каком-либо абсолютно неизменном элементе знания (например, "все постоянно меняется") означает установление в области знания чего-то постоянного; но если все постоянно меняется, то каждая часть знания должна существовать как абстрактное целое. Форма находится в процессе становления, так что не может быть абсолютно неизменных элементов знания.
Возможно ли освободиться от этого противоречия в том смысле, что
можно было бы понять не только реальность, но и все знание как
основанное на непрерывном движении? Или человек обязательно должен
рассматривать некоторые элементы знания (например, те, которые касаются
природы процесса) как абсолютные истины, находящиеся за пределами процесса? Именно к этому вопросу мы и обратимся в этой главе.
2. МЫШЛЕНИЕ И ИНТЕЛЛЕКТ
Чтобы ответить на вопрос о том, как следует понимать знание как процесс, мы сначала отметим, что все знания производятся, отображаются, передаются, преобразуются и применяются в мышлении. Мышление, рассматриваемое в его движении становления (а не просто в его содержании, состоящем из относительно четко определенных образов и идей), действительно
является процессом, в котором знание обретает свое действительное и конкретное существование. (Это обсуждалось во введении).
Что такое процесс мышления? Мышление - это, по сути,
активная реакция памяти на каждом этапе жизни. Мы включаем в
мышление интеллектуальные, эмоциональные, чувственные, мышечные и
физические реакции памяти. Все это аспекты одного неразрывного процесса. Рассмотрение их по отдельности приводит к фрагментации и путанице. Все это - один из процессов реакции памяти на каждую актуальную ситуацию, которая, в свою очередь, вносит дополнительный вклад в память, тем самым обусловливая следующую мысль.
Одной из самых ранних и примитивных форм мышления является,
например, просто воспоминание об удовольствии или боли в сочетании
со зрительным, слуховым или обонятельным образом, который может быть вызван каким-либо объектом или ситуацией. В нашей культуре принято рассматривать воспоминания, связанные с содержанием образов, отдельно от воспоминаний, связанных с чувствами. Однако ясно, что весь смысл
такого воспоминания заключается всего лишь в соединении образа с его ощущением, которое (наряду с интеллектуальным содержанием и физической
реакцией) составляет совокупность суждений о том, является ли оно, что запоминается, хорошим или плохим, желательным или нет и т.д.
Ясно, что мышление, рассматриваемое таким образом как реакция
памяти, в своей основе является механическим по порядку действия.
Либо это повторение какой-то ранее существовавшей структуры
, извлеченной из памяти, либо это некоторая комбинация, расположение и организация этих воспоминаний в дальнейшие структуры идей и концепций, категорий и т.д. Эти комбинации могут обладать определенной новизной, возникающей в результате случайного взаимодействия элементов памяти, но ясно, что такая новизна по-прежнему носит по сути механический характер (подобно новым комбинациям, появляющимся в калейдоскопе).
В этом механическом процессе нет внутренней причины
, по которой возникающие мысли должны быть уместны или соответствовать реальной ситуации, которая их вызывает. Восприятие того, являются ли какие-либо конкретные мысли уместными, требует использования
энергии, которая не является механической, энергии, которую мы будем называть интеллектом. Этот интеллект способен воспринимать новый порядок или новую структуру, которая не является просто модификацией того, что уже известно или присутствует в памяти. Например, человек может долгое время работать над сложной задачей. Внезапно, во вспышке понимания, человек может увидеть неуместность всего своего подхода к проблеме, а также другой подход, при котором все элементы выстраиваются в новом порядке и в новой структуре. Очевидно, что такая вспышка, по сути, является актом восприятия, а не мыслительным процессом (аналогичное понятие обсуждалось в главе 1),
хотя позже она может быть выражена в виде мысли. Что включает в себя
этот акт представляет собой восприятие разумом абстрактных порядков и отношений, таких как тождество и различие, разделение и связь,
необходимость и случайность, причина и следствие и т.д.
Таким образом, мы объединили все в основном механические и
обусловленные реакции памяти под одним словом или символом,
то есть мыслью, и отличили их от свежей, оригинальной и безусловной реакции интеллекта (или разумного восприятия), в которой может возникнуть что-то новое. На этом этапе, однако, можно спросить: "Откуда можно знать, что такой
безусловный ответ вообще возможен?" Это обширный вопрос,
который не может быть рассмотрен здесь полностью. Однако здесь можно отметить, что, по крайней мере, неявно, все на самом деле принимают
представление о том, что интеллект не обусловлен (и, действительно, что
человек не может последовательно поступать иначе).
Рассмотрим, например, попытку утверждать, что все действия человека
обусловлены и механистичны. Как правило, такая точка зрения
принимает одну из двух форм: либо утверждается, что человек в основном
является продуктом своей наследственной конституции, либо что он полностью определяется факторами окружающей среды. Однако можно было бы спросить человека, который верит в наследственную детерминацию, является ли
его собственное утверждение, подтверждающее эту веру, не чем иным, как
результатом его наследственности. Другими словами, вынуждает ли его
генетическая структура сделать такое заявление? Аналогичным образом, можно
спросить человека, который верит в детерминированность окружающей среды,
является ли утверждение такой веры ничем иным, как произнесением слов в соответствии с шаблонами, к которым он был приучен
своим окружением. Очевидно, что в обоих случаях (а также в случае
с тем, кто утверждал, что человек полностью обусловлен
наследственностью и окружающей средой) ответ должен был быть
отрицательным, поскольку в противном случае говорящие отрицали бы саму
возможность того, что сказанное ими может иметь смысл. Действительно,
в любом высказывании обязательно подразумевается, что говорящий способен
говорить, исходя из разумного восприятия, которое, в свою очередь, способно
к истине, которая не является просто результатом механизма, основанного на
значении или навыках, приобретенных в прошлом. Итак, мы видим, что никто не может не отрицать, что существует возможность свободного, необусловленного восприятия, которое мы называем интеллектом.
В настоящее время существует множество свидетельств, указывающих на то, что мышление- это, по сути, материальный процесс. Например,
в самых разных контекстах было замечено, что мышление неотделимо от
электрической и химической активности мозга и нервной системы,
а также от сопутствующих напряжений и движений мышц.
Можно ли тогда сказать, что интеллект - это аналогичный процесс, хотя, возможно, более тонкий по своей природе?
Из того, что мы здесь предлагаем, следует, что это не
так. Если интеллект должен быть безусловным актом восприятия, то его
основой не могут быть такие структуры, как клетки, молекулы, атомы,
элементарные частицы и т.д. В конечном счете, все
, что определяется законами таких структур, должно находиться в области того, что может быть познано, то есть храниться в памяти, и, таким образом, оно должно иметь механическую природу всего, что может быть усвоено в рамках
в основном механического характера процесса мышления. Таким
образом, фактическое функционирование разведки находится за пределами возможности определяется или обусловливается факторами, которые могут быть включены в любой познаваемый закон. Итак, мы видим, что основой интеллекта должен быть неопределенный и неизвестный поток, который также является основой всех поддающихся определению форм материи. Таким образом, интеллект невозможно вывести или объяснить на основе какой-либо отрасли знания (например, физики или биологии). Его происхождение глубже и
находится внутри нас, глубже чем любой известный порядок, который мог бы его описать. (На самом деле, он должен пониматься как тот порядок определяемых форм материи с помощью которых мы надеемся постичь разум.)
Какова же тогда связь интеллекта с мышлением?
Вкратце, можно сказать, что когда мышление функционирует само по себе, оно является механическим и неразумным, поскольку навязывает свой собственный, как правило, неуместный и неподходящий порядок, взятый из памяти.
Однако мышление способно реагировать не только на
память, но и на безусловное восприятие интеллекта, который в каждом конкретном случае может определить, является ли конкретное направление
мысли уместным или нет.
Возможно, было бы полезно рассмотреть здесь изображение
радиоприемника. Когда выходной сигнал приемника "возвращается" на
входной сигнал, приемник работает сам по себе, производя в основном несущественный и бессмысленный шум, но когда он чувствителен к сигналу
на радиоволне, его собственный порядок внутреннего перемещения электрических токов (преобразованных в звуковые волны) параллелен порядку
в сигнале и, следовательно, в приемнике служит для того, чтобы привнести осмысленный порядок, исходящий за пределы уровня его собственной структуры. Тогда можно было бы предположить, что при интеллектуальном восприятии мозг и нервная система непосредственно реагируют на порядок во всеобщем и неизвестном потоке, который не может быть сведен ни к чему, что можно было бы определить в терминах познаваемых структур.
Таким образом, разум и материальный процесс имеют единое происхождение,
которое в конечном счете представляет собой неизвестную совокупность вселенского потока. В определенном смысле это подразумевает, что то, что обычно называют разумом и материей, является абстракциями от вселенского потока и что их следует рассматривать как различные и относительно
автономные категории в рамках единого движения. (Это
понятие обсуждается далее в главе 7.) Это мысль, реагирующая на разумное восприятие, которая способна обеспечить общую гармонию или соответствие между разумом и материей.
3. ВЕЩЬ И МЫСЛЬ
Учитывая, что мышление - это материальный процесс, который может быть уместен в каком-то более общем контексте, когда он протекает параллельно с интеллектуальным восприятием, теперь можно исследовать взаимосвязь
между мыслью и реальностью. Таким образом, принято считать, что
содержание мысли находится в некотором рефлексивном соответствии с "реальными вещами", возможно, являясь своего рода копией, изображением
или имитацией вещей, возможно, своего рода "картой" вещей, или
, возможно (в соответствии с предложениями Платона) постижение
сущностных и сокровенных форм вещей.
Верна ли какая-либо из этих точек зрения? Или сам вопрос не
нуждается в дальнейшем разъяснении? Поскольку он предполагает, что мы знаем, что подразумевается под "реальной вещью’ и различием между
реальностью и мышлением. Но это как раз то, что не понимается должным образом (например, даже относительно изощренное кантовское понятие
"вещь в себе" столь же неясно, как и наивное представление о ‘реальной вещи’).
Возможно, мы сможем найти здесь ключ к разгадке, изучив происхождение
таких слов, как "вещь" и "реальность’. Изучение происхождения
слов можно рассматривать как своего рода археологию нашего мыслительного
процесса, в том смысле, что следы более ранних форм мышления
можно обнаружить с помощью наблюдений, сделанных в этой области. Как и при изучении человеческого общества, подсказки, полученные в результате археологических исследований, часто могут помочь нам лучше понять нынешнюю ситуацию.
Слово "вещь" восходит к различным древнеанглийским словам
, значение которых включает в себя "объект", "действие", "событие", "условие", "встречу", и связано со словами, означающими "определять",
"улаживать" и, возможно, "время" или ‘сезон’. Таким образом, первоначальное значение могло быть "нечто, происходящее в определенный момент времени
или при определенных условиях". (Сравните с немецким "bedingen", означающим "создавать условия" или "определять", что
, возможно, можно перевести на английский как "что-то делать’). Все эти
значения указывают на то, что слово "вещь" возникло как весьма
обобщенное указание на любую форму существования, временную или
постоянную, которая ограничена или определяется условиями.
Каково же тогда происхождение слова "реальность"? Оно происходит
от латинского "res", что означает "вещь". Быть реальным - значит быть
‘вещью’. "Реальность" в своем более раннем значении тогда означала
бы "вещность в целом" или "качество бытия вещью’.
Особенно интересно, что "res" происходит от глагола
"reri", означающего "думать", так что буквально "res" - это "то, о чем
думают’. Конечно, подразумевается, что то, о чем мы думаем
, существует независимо от процесса мышления, или, другими словами, хотя мы создаем и поддерживаем идею как мысленный образ, размышляя о ней, мы не создаем и не поддерживаем таким образом "реальную вещь". Тем не менее, "реальная вещь" ограничена условиями, которые могут быть выражены в терминах мысли. Конечно, реальная вещь содержит в себе больше, чем можно предположить по содержанию наших мыслей об этом, что всегда можно выявить в ходе дальнейших наблюдений. Более того, наши мысли, как правило, не являются полностью правильными, так что можно ожидать, что реальная вещь в конечном итоге продемонстрирует поведение или свойства, противоречащие некоторым выводам из наших мыслей об этом. Это, действительно, один из основных способов, с помощью которых реальная вещь может продемонстрировать свою принципиальную независимость от мысли. Таким образом, основным признаком связи между вещью и мыслью является то, что, когда человек правильно думает об определенной вещи, эта мысль может, по крайней мере до определенного момента направлять свои действия по отношению к этой вещи, чтобы создать общую ситуацию, которая была бы гармоничной и свободной от противоречий и путаницы.
Если вещь и мысль о ней имеют свою основу в единой неопределимой и непознаваемой совокупности потоков, то попытка
объяснить их взаимосвязь, предположив, что мысль находится в
рефлексивном соответствии с вещью, не имеет смысла, поскольку
и мысль, и вещь являются формами, абстрагированными от общего процесса. Причина, по которой эти формы связаны, может заключаться только в том
основании, из которого они возникают, но не может быть и речи о рефлексивном соответствии на этом основании, потому
что рефлексивное соответствие подразумевает знание, в то время как основание это выходит за рамки того, что может быть усвоено в содержании знаний.
Означает ли это, что дальнейшее понимание
взаимосвязи вещи и мысли невозможно? Мы предполагаем, что такое дальнейшее понимание на самом деле возможно, но для этого необходимо взглянуть на вопрос с другой стороны. Чтобы показать ориентацию, связанную с этим способом, мы можем рассмотреть в качестве аналогии хорошо известный танец пчел, в котором одна пчела может указывать другим пчелам на местоположение медоносных цветов. Этот танец, вероятно, не
следует понимать как порождающий в "сознании" пчел некую форму
знания, находящуюся в рефлексивном соответствии с цветами.
Скорее, это действие, которое при правильном выполнении действует как
указатель или индикатор, определяющий порядок действий пчел
, который, как правило, приводит их к меду. Это действие
неотделимо от всего остального, что связано со сбором
меда. Она течет и переходит в следующий этап непрерывного
процесса. Таким образом, можно предложить на рассмотрение представление о том, что мышление - это своего рода "танец ума", который функционирует показательно и который, при правильном выполнении, течет и сливается
в гармоничный и упорядоченный общий процесс жизни в целом.
В практических делах довольно ясно, что означают эти гармония и
порядок (например, сообщество добьется успеха в производстве
продуктов питания, одежды, жилья, создании здоровых условий жизни и т.д.), но человек также занимается размышлениями, выходящими за рамки непосредственно практических задач. Например, с незапамятных времен он стремился понять происхождение всех вещей, их общий порядок и природу
в религиозной мысли, философии и науке. Это можно
назвать мышлением, которое имеет своим содержанием "совокупность всего сущего" (например, попытку постичь природу реальности как
целое). Мы предполагаем, что такое понимание целостности не является отражающим соответствием между "мыслью" и "реальностью в целом’. Скорее, его следует рассматривать как вид искусства, подобный поэзии, который может привести нас к порядку и гармонии в общем "танце разума" (и, следовательно, в
общем функционировании мозга и нервной системы). Этот момент
был затронут ранее, во Введении.
Таким образом, здесь требуется не объяснение, которое дало бы нам какие-то знания о взаимосвязи мысли и вещи или о мысли и "реальности в целом’. Скорее, необходим акт понимания, в котором мы рассматриваем совокупность как реальный процесс, который, при правильном выполнении, приводит
к гармоничному и упорядоченному общему действию, объединяя
как мысль, так и то, о чем думают, в единое целое, в котором анализ разделяется на отдельные части (например,, мысль и вещь) не имеет никакого значения.
4 МЫСЛЬ И НЕ-МЫСЛЬ
Хотя, таким образом, ясно, что в конечном счете мысль и вещь не могут
быть должным образом проанализированы как существующие по отдельности, также очевидно, что в непосредственном опыте человека необходимо провести некоторый такой анализ и разделение, по крайней мере временно, или в качестве отправной точки. Действительно, различие между тем, что реально, и тем, что является просто мыслью и, следовательно, воображаемым или иллюзорным, абсолютно необходимо не только для достижения успеха в практических делах, но и для того, чтобы в долгосрочной перспективе сохранить свой рассудок.
Здесь полезно рассмотреть, как могло возникнуть такое различие
.
Например, хорошо известно, что маленькому ребенку часто
бывает трудно отличить содержание своих мыслей от
реальных вещей (например, он может воображать, что это содержание видно
другим так же, как оно видно ему, и он может бояться того, что
другие называют "воображаемыми опасностями").’). Таким образом, хотя он склонен начинать процесс мышления наивно (то есть явно не осознавая, что он думает), на каком-то этапе он начинает осознавать процесс мышления, когда понимает, что некоторые из "вещи", которые он, по-видимому, воспринимает, на самом деле являются "только мыслями" и, следовательно, "никакими вещами" (или ничем), в то время как другие "реальны" (или что-то в этом роде).
Первобытный человек, должно быть, часто оказывался в подобной ситуации. По мере того как он начал расширять сферу своего практического технического мышления в своих отношениях с вещами, такие мыслеобразы становились
все более интенсивными и частыми. Чтобы установить надлежащий баланс
и гармонию во всей своей жизни, он, вероятно, чувствовал необходимость
развить свою мысль о целостности подобным образом. В этом последнем
типе мышления различие между мыслью и вещью
особенно подвержено путанице. Таким образом, по мере того, как люди начинали задумываться о силах природы и богах, а художники создавали
реалистичные образы животных и богов, воспринимаемые как обладающие
магическими или трансцендентными силами, заставили человека погрузиться в своего рода размышления без какой-либо четкой физической привязки, которые были настолько интенсивными, постоянными и "реалистичными", что он больше не мог проводить четкое различие между мысленным образом и реальностью. Подобные переживания, должно быть, в конечном счете вызвали глубокое желание прояснить это различие (выраженное в таких вопросах, как
"Кто я?", "Какова моя природа?", "Каковы истинные взаимоотношения
о человеке, природе и богах?" и т.д.), поскольку постоянное непонимание того, что реально, а что нет, - это состояние, которое человек
в конечном счете должен признать невыносимым, поскольку оно не только делает невозможным рациональный подход к практическим проблемам, но и
лишает жизнь всякого смысла.
Таким образом, ясно, что рано или поздно человек в своем общем процессе
мышления предпримет систематические попытки прояснить это
различие. Можно видеть, что на определенном этапе этого процесса необходимо почувствовать, что недостаточно знать, как отличать
конкретные мысли от конкретных вещей. Скорее, необходимо
понимать это различие универсально. Возможно, тогда у
первобытного человека или маленького ребенка может возникнуть озарение, в
котором он увидит, возможно, не выражая это явно словами, что
мысль в целом следует отличать от всего того, что не является мыслью. Это можно сформулировать более кратко как различие
между мыслью и не-мыслью и далее сократить до T и NT. Логическая цепочка, подразумеваемая таким различием, такова:
T - это не NT (мысль и не-мысль различны и взаимоисключают друг друга).
Все есть либо T, либо NT (мысль и не-мысль охватывают
все, что может существовать).
В определенном смысле истинное мышление начинается с этого различения.
До того, как оно будет проведено, мышление может иметь место, но, как указывалось ранее, не может быть полного осознания того, что мышление - это то, что происходит. Таким образом, собственно мышление начинается с
мысли, осознающей себя через свое отличие от не-мысли.
Более того, этот этап, на котором начинается собственно мышление, является, возможно, первой мыслью человека, содержанием которой является тотальность. И мы можем видеть, как глубоко такая мысль укоренилась в сознании всего человечества и как она возникает очень рано как необходимый этап в попытке мысли внести здравомыслие и порядок в свой ‘танец’.
Этот способ мышления получает дальнейшее развитие и артикулируется
путем выявления различных отличительных характеристик или
качеств, которые присущи мысли и не-мысли. Таким образом,
не-мысль обычно отождествляется с реальностью в смысле
вещественности. Как указывалось ранее, реальные вещи распознаются
главным образом по их независимости от того, как мы о них думаем. В дальнейшем характерные различия заключаются в том, что реальные вещи могут быть осязаемыми, стабильными, устойчивыми к попыткам их изменить, источниками независимой активности во всей реальности. С другой стороны, мысли могут рассматриваться как просто "ментальный
материал", неосязаемый, преходящий, легко изменяемый и не способный
инициировать независимые направления деятельности вне себя и т.д.
В конечном счете, однако, такое четкое различие между мыслью
и не-мыслью не может быть сохранено, поскольку можно видеть, что
мысль - это реальная деятельность, которая должна основываться на более широкой совокупности реальных движений и действий, которые накладываются друг на друга и включают в себя мысль.
Таким образом, как уже указывалось, мышление - это материальный
процесс, содержанием которого является общая реакция памяти, включая чувства, мышечные реакции и даже физические ощущения,
которые сливаются со всей реакцией и вытекают из нее. Действительно, все
созданные человеком элементы нашей окружающей среды в целом являются в этом смысле продолжением процесса мышления, поскольку их формы и
распорядок движения в основном порождаются мыслью и
включаются в эту среду, в трудовую деятельность человека, которая управляется такой мыслью. Наоборот, все в окружающей среде имеет, либо естественным образом, либо в результате деятельности человека, форму и способ передвижения, содержание которых "перетекает" через восприятие, порождая
чувственные впечатления, которые оставляют следы в памяти и, таким образом
, закладывают основу для дальнейших размышлений.
В ходе всего этого движения контент, который изначально находился в
памяти, постоянно переходит в среду и становится ее неотъемлемой чертой, весь контент, который изначально был в среде, переходит в память и становится ее неотъемлемой чертой, так что (как указывалось ранее) они оба участвуют в
едином общем процессе, в котором разбор на отдельные части (например
, мысль и вещь) в конечном счете не имеет смысла. Такой процесс,
при котором мысль (т.е. реакция памяти) и общее
окружающая среда неразрывно связана, что, очевидно, имеет природу цикла, как символически показано на рисунке 3.1 (хотя, конечно, цикл следует более точно рассматривать как постоянно развивающуюся спираль).
Это циклическое (или спиральное) движение, в котором мысль обретает свое полное реальное и конкретное существование, включает также обмен мыслями между людьми (которые являются частью окружения друг друга) и уходит бесконечно далеко в прошлое. Таким образом, ни на одном этапе мы не можем с уверенностью сказать, что общий процесс мышления начинается или заканчивается. Скорее, его следует рассматривать как единое непрерывное движение, не принадлежащее какому-либо конкретному человеку, месту, времени или группе людей. Рассматривая физическую природу отклика
памяти в реакциях нервов, чувств, мышечных движений и т.д., а также принимая во внимание слияние этих откликов с общим окружением в рамках общего
циклического процесса, описанного выше, мы видим, что мысль - это
не-мысль (Т есть НТ).
И наоборот, мы также можем видеть, что не-мысль - это
мысль (NT - это T). Таким образом, "реальность" на самом деле является словом с определенным подразумеваемым содержанием мысли. Конечно, это можно сказать о любом термине в нашем языке, но, как уже было замечено, такие термины обычно могут обозначать реальные вещи, которые мы в принципе можем воспринимать. Однако нет никакого способа взглянуть на реальность так, как если бы это была какая-то "вещь", чтобы проверить, соответствует ли наша идея этой "вещи, называемой реальностью". Мы действительно уже предлагали в этом связь между тем, что термин "реальность" указывает на неизвестную и неопределимую совокупность изменений, которая является основой всех вещей и самого процесса мышления, а также движения
интеллектуального восприятия. Но это, по сути, не меняет сути вопроса, поскольку, если реальность, таким образом, неизвестна и непознаваема, как мы можем быть уверены в том, что она вообще существует, как показано на рис. 3.1? Ответ, конечно, заключается в том, что мы не можем быть уверены.
Тем не менее, из этого не следует, что "реальность" -
бессмысленное слово, поскольку, как мы уже видели, разум в своем
"танце мысли" может в конечном счете двигаться упорядоченно и разумно
, только если "форма танца" включает в себя какое-то
различие между мыслью и не-мыслью (то есть реальностью). Однако мы
также видели, что это различие должно быть проведено в
постоянно меняющийся поток процессов, в котором мысль переходит в не-мысль, а не-мысль переходит в мысль, так что его нельзя рассматривать как фиксированный. Такое не фиксированное различие, очевидно, требует свободного движения интеллектуального восприятия, которое может
в каждом конкретном случае различать, какое содержание возникает в мысли, а
какое - в реальности, независимой от мысли.
Таким образом, ясно, что термин "реальность" (который в данном контексте
означает "реальность в целом") не следует рассматривать как часть
содержания мышления. Или, выражаясь по-другому, мы можем
сказать, что реальность - это не вещь и что она также не является совокупностью всех вещей (то есть мы не должны отождествлять ‘реальность’ со ‘всем’). Поскольку слово "вещь" обозначает обусловленную форму существования, это означает, что "реальность в целом" также не следует рассматривать как обусловленную. (На самом деле, это не всегда можно так рассматривать, потому что сам термин "реальность в целом" подразумевает, что она содержит все факторы, которые могут ее обусловливать и от которых она может зависеть.) Таким образом, любое представление о тотальности, основанное на фиксированном и неизменном различии между мыслью и реальностью, должно рушиться, когда применяется к тотальности.
Первоначальной формой фиксированного различия между мыслью
и реальностью (то есть не-мыслью) было:
T - это не NT
Все есть либо T, либо NT
Эта форма характерна для того, что называется аристотелевской логикой (хотя, конечно, она, вероятно, так же стара, как и сама мысль о ней, в то время как
Аристотель был просто первым из известных нам людей, кто сформулировал ее ясно и сжато). Это можно назвать логикой
, присущей вещам. Любая конкретная мыслеформа, соответствующая этой
логике, может, конечно, быть применима к соответствующей вещи
только при определенных условиях, которые необходимы для того, чтобы эта вещь была такой, какая она есть. Иными словами, набор мыслеформ, которые следуют правилам аристотелевской логики, будут служить адекватными ориентирами в деятельности, включающей вещи только в какую-то ограниченную область, за пределами которой эти вещи должны изменяться или вести себя по-новому, так что тогда потребуются другие мыслеформы.
Однако, когда мы начинаем рассматривать "совокупность всего сущего", наша главная забота, как мы видели, заключается не в обусловленных вещах, а в необусловленной целостности, которая является
конечной основой всего сущего. Здесь правила, сформулированные Аристотелем, нарушаются в том смысле, что не существует даже ограниченной области или набора условий, при которых они могли бы применяться: поскольку, в дополнение к аристотелевским правилам, мы должны утверждать следующее:
T - это NT
NT - это T
Все есть одновременно и T, и NT (то есть они сливаются и перетекают друг
в друга в едином непрерывном процессе, в котором они в конечном
счете составляют единое целое).
Все не является ни T, ни NT (то есть конечная основа неизвестна
и, следовательно, не поддается определению ни как T, ни как NT, ни каким-либо
другим способом).
Если вышесказанное объединить с исходным "T - это не NT" и "Все
есть либо T, либо NT", и если мы далее предположим, что "T" и "NT" - это
названия вещей, мы получим абсолютное внутреннее противоречие. То, что
мы здесь делаем, - это рассматриваем всю эту комбинацию как
указание на то, что "T" и "NT" не являются названиями вещей. Скорее, как указывалось ранее, в нашем дискурсе их следует рассматривать как термины, функция которых состоит в том, чтобы расположить разум к акту интеллектуального восприятия, при котором требуется различать, в каждом конкретном случае, какое содержание возникает в мыслях (т.е. реакция памяти) и какое содержание возникает в некой "реальности", которая является
независимая от мысли. Поскольку реальность, независимая от мысли, в конечном счете неизвестна и непознаваема, такое распознавание, очевидно, не может принимать форму отнесения определенной характеристики содержания к определенной фиксированной категории, T или NT.
Скорее, если есть осознание постоянно меняющейся целостности,
того, что возникает в мышлении (то есть в реакции памяти,
которая является областью известного), то, по сути, все, чего
нет в этой целостности, должно рассматриваться как происходящее независимо
от мысли.
Очевидно, что чрезвычайно важно, чтобы ни одна часть того, что
возникает в результате реакции памяти, не была пропущена или упущена из виду. Иными словами, основная "ошибка", которую можно совершить
в этой области, заключается не в том, что мы ошибочно относим то, что
возникает в мышлении, к реальности, независимой от мысли. Скорее, это негативная сторона, когда мы не замечаем или не в состоянии осознать, что
определенное движение возникает из мысли, и, таким образом, неявно
рассматриваем это движение как возникающее из не-мысли. Таким
образом, то, что на самом деле является единым процессом мышления, молчаливо воспринимается так, как будто оно разделено на две части (но, конечно, никто не осознает, что это происходит). Такая неосознанная фрагментация процесса мышления должна приводить к искажению всего
восприятия.
Ибо, если человека таким образом заставить приписать свои собственные реакции памяти реальности, которая была бы независима от этих
реакций, возникнет дальнейшая "обратная связь", ведущая к более
неуместным мыслям об этой "независимой реальности’. Эти
мысли будут представлять собой еще одну неадекватную реакцию
памяти, которая дополняет эту "независимую реальность" в процессе самоподдержания, от которого, как правило, очень трудно отказаться.
Такого рода обратная связь (о которой мы говорили ранее в
связь с аналогией, в которой мысль рассматривается как нечто подобное радиоприемнику) в конечном счете приведет к путанице во
всей работе ума.
5 ОБЛАСТЬ ЗНАНИЙ, РАССМАТРИВАЕМАЯ КАК ПРОЦЕСС
В обычном опыте, в котором мы имеем дело с чувственно воспринимаемыми вещами, разумное восприятие обычно рано или поздно может ясно различить совокупность тех аспектов опыта, которые возникают в мышлении (и, как следствие, совокупность тех, которые возникают независимо от мышления). Однако, как мы видели, в мышлении, которое стремится к тотальности в качестве своего содержания, гораздо труднее достичь такой ясности, с одной стороны, потому что это мышление настолько интенсивное, непрерывное и тотальное, что оно создает сильное впечатление реальности, а с другой стороны, потому что нет никаких чувственно воспринимаемых "вещей", на которых это можно было бы проверить. Таким образом, из-за недостаточного внимания к реальному процессу своего мышления довольно легко "соскользнуть" в форму обусловленной реакции памяти, при которой человек не осознает тот факт, что это все еще только форма мышления, форма, цель
которой - дать представление о "реальном мире". всей реальности’. Таким образом, "по умолчанию" человек попадает в ловушку молчаливого отношения к такому взгляду как к возникающему независимо от мышления, подразумевая, таким образом, что его содержанием на самом деле является
вся реальность.
Начиная с этого момента, человек увидит, что во всей доступной ему области
нет места для изменений в общем порядке, определяемом
его представлениями о тотальности, которая, как ему теперь должно казаться
, охватывает все возможное или даже мыслимое.
Однако это означает, что наше знание о "реальности в целом"
тогда должно рассматриваться как имеющее фиксированную и окончательную форму, которая отражает или раскрывает соответственно фиксированную и окончательную форму того, что такова на самом деле общая реальность. Очевидно, что принятие такого подхода будет препятствовать свободному движению ума, необходимому для ясности восприятия, и, таким образом, будет способствовать повсеместному искажению и путанице, распространяющимся на все аспекты опыта.
Как указывалось ранее, мысль с тотальностью в качестве ее содержания
следует рассматривать как вид искусства, подобный поэзии, функция которого заключается прежде всего в том, чтобы вызвать новое восприятие и действие, которое подразумевается в этом восприятии, а не в передаче рефлексивного
знания о том, "как все есть’. Это подразумевает, что
предельной формы такой мысли может быть не больше, чем не может
быть предельного стихотворения (это сделало бы ненужными все дальнейшие стихотворения).
Любая конкретная форма мышления о тотальности действительно
указывает на то, как мы смотрим на весь наш контакт с реальностью, и
, следовательно, она влияет на то, как мы можем действовать в этом контакте.
Однако каждый такой подход ограничен в том смысле, что он
может привести к общему порядку и гармонии только до определенного момента, после которого он должен перестать быть актуальным и уместным. (Сравните с понятием истины в действии в главе 2). В конечном счете,
действительное движение мысли, воплощающее какой-либо конкретный
понятие тотальности следует рассматривать как процесс с постоянно меняющимися формой и содержанием. Если этот процесс осуществляется должным образом, с вниманием и осознанием мысли в ее действительном процессе становления, то у человека не войдет в привычку молчаливо относиться к содержанию как к окончательной и по существу статичной реальности, которая была бы независима от мысли.
Однако даже это утверждение о природе нашего мышления само по себе является лишь формой в общем процессе становления, формой
, которая указывает на определенный порядок движения ума и
определенную предрасположенность, необходимую для того, чтобы ум гармонично включился в такое движение. Так что в этом нет ничего окончательного. И мы не можем сказать, к чему это приведет. Очевидно, что мы должны быть открыты для дальнейших
фундаментальных изменений в нашем мышлении по
мере продолжения процесса. Такие изменения должны проявляться в свежих и творческих актах прозрения, которые необходимы для упорядоченного
движение такой мысли. Таким образом, в этой
главе мы предполагаем, что только взгляд на знание как на неотъемлемую часть
общего потока процессов может в целом привести к более гармоничному и упорядоченному подходу к жизни в целом, а не к
статичному и фрагментарному взгляду, который не рассматривает знание как
процесс, и что отделяет знание от остальной реальности.
В этом контексте важно подчеркнуть, что постоянно выявлять определенные взгляды на совокупность как принадлежащие
Уайтхеду или кому-либо другому, заключается в том, чтобы вмешиваться в
последовательное рассмотрение знаний как неотъемлемой части общего процесса. действительно, тот, кто придерживается взглядов Уайтхеда, на самом деле использует их как отправную точку в дальнейшем процессе становления
знания. (Возможно, мы могли бы сказать, что он продвигается дальше
по "потоку знаний’). В ходе этого процесса некоторые аспекты
могут меняться довольно медленно, в то время как другие меняются быстрее, но ключевым моментом, который следует иметь в виду, является то, что у процесса нет определенного аспекта, который был бы абсолютно фиксированным. Конечно, от момента к моменту требуется разумное восприятие, чтобы различать те аспекты, которые
должны изменяться медленно, и те, которые должны
изменяться быстро, поскольку человек работает в "художественной форме" создания идей о "совокупности всего сущего’.
Здесь мы должны быть очень бдительны и осторожны, поскольку мы склонны пытаться зафиксировать основное содержание нашего обсуждения в определенной концепции или образе и говорить об этом так, как если бы это была отдельная "вещь", которая не зависела бы от наших мыслей по этому поводу. Мы не замечаем, что на самом деле эта "вещь" к настоящему времени стала всего лишь образом, формой
в общем процессе мышления, то есть откликом памяти,
который является остатком прошлого восприятия через разум (либо чей-то другой, либо свой собственный). Таким образом, очень тонким образом мы
можем снова оказаться в ловушке движения, в котором мы рассматриваем
нечто, возникающее в нашей собственной мысли, как если бы это была реальность, возникающая независимо от этой мысли.
Мы можем избежать этой ловушки, осознавая, что актуальность знаний - это живой процесс, который происходит прямо сейчас (например
, в этой комнате). В таком реальном процессе мы не просто говорим
о движении знаний, как будто смотрим на него со
стороны. Мы на самом деле принимаем участие в этом движении и
осознаем, что это действительно так, как оно происходит. Иными словами, это
подлинная реальность для всех нас, реальность, которую мы можем наблюдать и которой мы можем уделять свое внимание.
Таким образом, ключевой вопрос заключается в следующем: "Можем ли мы осознавать постоянно меняющуюся и текучую реальность этого актуального процесса познания?" Если мы сможем мыслить, исходя из такого осознания, мы не будем склонны путать то, что возникает в мышлении, с тем, что возникает в
реальности, независимой от мышления. И, таким образом, искусство мыслить тотально в качестве своего содержания может развиваться таким образом, который свободен от путаницы, присущей тем формам мышления, которые пытаются раз и навсегда определить, что такое "вся реальность в целом" и которые это приводит к тому, что мы ошибочно принимаем содержание такой мысли за общий порядок тотальной реальности, которая была бы независима от
мысли.