– Как бы ни сложилось, ты, главное, не стесняйся отстаивать свои интересы. Из завещанного тебе имущества ничего не уступай, на уговоры не поддавайся. За нас с Аришкой не волнуйся, мы никаких репетиций без тебя не пропустим и концерт не провалим. Мой Леонидыч на дачу нас уже пригласил на выходные, у него там кролики и уточки. Арише будет интересно, – напутствовала Томе тётя Зоя на прощание.
Тома теперь могла позволить себе уехать куда угодно… если бы были на то средства. После переезда к тёте, она даже чемодан с вещами не успела толком разобрать – сразу взялась за поиски работы. Через две недели, однако, откликов на своё резюме она так и не дождалась.
– Ой, не дёргайся ты так, будь беспечнее, и всё у тебя будет как по музыке, – успокаивала её тётя Зоя, не понимая мрачных мыслей племянницы. – Можно подумать, у злой мачехи живёшь... Только-только от мужа освободилась, ну надо же хоть немного отдохнуть, себя пожалеть! Я бы на твоём месте нового поклонника завела… А ты – сразу работать бежишь. Не беспокойся, всё успеется, твоё от тебя не уйдёт.
Говорила она настолько убеждённо, будто сама уверовала в беззаботное завтра. И вот однажды, гуляя с Аришей по парку, Тома встретила Риту – свою однокурсницу, ту самую, что всегда что-то придумывала, и её мужа. Тут же выяснилось: они открывают своё ателье.
– Не поверишь, я как раз хотела тебе звонить! – воскликнула Рита, когда они встретились на парковой аллее.
– Я и раньше знала, как ты умеешь шить… Да какая разница, что диплом у тебя не по этой специальности? Я ж не госорганизация! Мне нужен не формалист, а человек творческий, чтобы клиенты к нему тянулись – а это ты. Вот ещё пару месяцев бумаги с ремонтом доделаем, и открываемся, – делилась Рита, вся горя энтузиазмом.
– Очень хочу работать именно с тобой, Тамара. Дел сразу горой не навалится, втянемся постепенно, всё обсудим, чтобы всем было удобно.
Не успели договорить – оказались уже в кафе за чашкой кофе и решили: Тома будет работать с Ритой и Антоном. Тётя Зоя только поддержала эту новость.
– Ой, в порядочности Риты у меня сомнений нет. У них вся семья знатная! Многие говорят – с друзьями работать нельзя… Да почему бы и нет? – пожала плечами тётушка.
Тем временем ремонт в будущем ателье в центре города шёл – пусть не быстро, но зато всё менялось на глазах. Тому пару раз приглашали посмотреть, как преображается это скромное помещение, где ей вскоре придётся творить.
Сначала тётя Зоя хотела исключить из общего бюджета Томин доход от сдачи маминой квартиры.
– Трать на Аришку и себя! Или, чего уж, откладывай, – наставляла Зоя. – А на нашу кормёжку мне хватает. Ты с балериной едите меньше кошки. А меня ещё и Леонидович балует. Я у него – почти содержанка!
Но Тома уперлась: она будет участвовать в общем бюджете.
– Так мне спокойнее ждать, когда ателье заработает, – настаивала Тома.
– Ладно, пусть будет так. Только ради твоего спокойствия да цвета лица, – нехотя согласилась тётя.
Так и вышло: когда пришло известие о наследстве, Тома была совершенно свободна и отправилась в пригород Петербурга знакомиться наконец со своей мачехой. Вдова отца оказалась женщиной легкой, активной, со стройной, почти девичьей фигурой. Темноволосая, яркая – если бы не резкие морщинки вокруг глаз, никто бы не подумал, что ей давно за пятьдесят. Всё ещё красивая, на Кармен или Изабеллу похожа… а звалась всего-то Ирина Львовна.
– Лучше просто Ирина, – улыбнулась она первой. – Львовной меня никто не зовёт, и вы не зовите.
Она не пыталась угодить Томиной симпатии, но и неприязнь не мелькнула ни разу. Вела себя естественно, устало, но без раздражения – говорила по делу, не тянула времени.
— Я хочу, чтобы вы понимали, Тамара: вопрос раздела имущества закрыт окончательно. Не стоит надеяться ни на что сверх завещанного — и мне не нужно ничего, что предназначалось вам. Ваш отец, мой муж, оставил мне дом в Сестрорецке, две машины и наше небольшое, но вполне доходное кондитерское производство.
— Я им занимаюсь с душой, — сказала она чуть тише. — Даже больше, чем он при жизни. Он — стратег, а я всегда была администратором. Всё сама, всё вижу, всё знаю. Я ведь по образованию и по призванию кондитер. Так что — не обижайтесь — к бизнесу вы никакого отношения иметь не будете. Я мужа об этом сразу попросила, он согласился. Это не личное, Тамара. Для меня дела фабрики — как ребёнок, которого надо холить.
— Других детей у меня нет, — продолжила она, немного упрямо вскинув подбородок. — Хочу хоть тут побыть спокойна. Вам же остался домик в Приморске. Дом хороший, крепкий, ухоженный. Если и потребуется ремонт — так только косметический, и то по вашему же желанию. Мне он не нужен был даже при муже, ради него туда ездила. А вообще я путешествия люблю, не по мне сидеть всё лето на одном месте, даже на даче.
— А у вас малыш — пригодится вам этот дом, — улыбнулась она уголком губ. — Или можно сдавать курортникам, — неплохой приработок выходит.
— Теперь про деньги... — она задумчиво посмотрела в окно. — Ваш отец открыл вам отдельный счёт. Я не обеднею, если лишусь этой суммы. Борису было бы приятно — знаю — если бы вы распорядились ею с умом. Если бы у нас с ним были совместные дети, многое было бы иначе. Но их нет. Вы ведь и сами это понимаете...
— А ещё... — после паузы, чуть вздохнув, сказала: — Борис очень переживал под конец жизни, что почти не интересовался вашей судьбой. Хотите — съездим к месту его захоронения, отвезу вас. Остальные все формальности — это Сергей Олегович разъяснит и поможет оформить. Он у нас всё ведёт.
Тома слушала Ирину и всё больше дивилась — не разгадаешь эту женщину. Мягкая — но и жёсткая. Вроде бы рассудительная до холодности, а сквозит в разговоре что-то совсем другое: щемящая забота и несказанная тёплота.
В поезде по дороге домой Тома думала о маме — о её безусловной, солнечной теплоте. Сравнивала. Перебирала в памяти разговор с Ириной, пыталась понять, каким был отец на самом деле — и почему сделал свой непростой выбор.
Наверное, всё и не разберёшь по записям, письмам да по чужим рассказам... Да и, в сущности, бесполезно. Каждый человек ищет, к кому тянется его сердце. Ясно одно — если бы отец был никчёмный, такая женщина, как Ирина, не стала бы держаться за него. Наверное, он был не так уж плох. И она его всё же любила…
Тома вдруг поймала себя на неожиданной мысли: ни капли не жалеет о предстоящем разводе с Виталием. Как будто даже дышится легче; ушла та странная, гнетущая усталость, которая стала её вечным соседом за последние годы. Аришка — спокойна, не капризничает, ведь дома больше никто не ругается в её присутствии. Всё чаще теперь дом наполнен смехом, бабушка Зоя шутит, сочиняет небылицы, всем весело.
В день возвращения домой Тома почувствовала себя особенно твёрдо — словно вошла в своё настоящее. Ни капли сомнений. Насторожила даже собственная уверенность — такая тихая, словно новая, незнакомая радость. А последние слова вдовы отца, наверное, сыграли тут свою роль.
— Разрешите нескромный вопрос, Тамара, — вдруг спросила Ирина. — Где вы одеваетесь?
— Знаете, я редко хожу по магазинам, — мягко ответила Тома. — Не гоняюсь за брендами. Если попадается что-то по душе — покупаю. Но больше всего люблю шить и вязать сама. Это и удовольствие, и экономия, и вещь всегда особенная. Только верхнюю одежду стараюсь брать в магазине — ткань для пальто нынче стоит запредельно, а всё равно потом на бегу сшить — удовольствия мало…
— Вот это да! — удивилась Ирина, даже глаз прищурила по-доброму. — У вас чувство вкуса, да и руки золотые, видно сразу. Поверьте, я не из тех людей, кто станет льстить просто так, без выгоды. А вы никогда не думали свои умения превратить в дело? Маленький бизнес?
Тома чуть смутилась, задумалась.
— Как-то не задумывалась всерьёз... Это же совсем другой масштаб. Вроде мне и так хватает хлопот.
— Если захотите, — сказала Ирина негромко, — я могу кое-что подсказать, вдруг пригодится.
— Спасибо, — отозвалась Тома, даже улыбнулась краешком губ. — Если решусь — обращусь.
Позже все вопросы о наследстве развеял юрист — Сергей Олегович, немногословный, но доброжелательный.
— Не беспокойтесь, — сказал он, внимательно выслушав Тому. — Ваш почти бывший муж к этому наследству не имеет и не будет иметь ни малейшего отношения. Всё — только ваше.
— То есть ему остаётся только свобода… посыпать голову пеплом сожаления, — хмыкнул он с лёгкой усмешкой.
— У вас, кажется, нет мужской солидарности? — удивилась Тома.
— О, моя работа давно избавила меня от подобных иллюзий, — усмехнулся Сергей Олегович. — В жизни попадаются такие экземпляры среди мужчин, что диву даёшься. Да и среди женщин процент не ниже, если откровенно. Я предпочитаю иметь дело с порядочными людьми. С ними работать спокойнее и приятнее. Даже усталость после таких дел — она как будто… светлая.
Я по-настоящему рад, что ещё одна умная, красивая женщина наконец-то попрощается с человеком, который самоутверждался за её счёт. Надеюсь, что обойдётся без юридических сложностей, но если вдруг что — мой номер у вас есть. Не стесняйтесь обращаться, для вас всё уже оплачено. Вы же помните, что ваша семья по договору обслуживается и юридически тоже?
— Не припомню, — смущённо улыбнулась Тома, запутавшись, — за последнюю неделю я узнала про юриспруденцию больше, чем за всю жизнь. Спасибо, если понадобится — позвоню.
Не успела Тома выйти из вагона, как навстречу вынырнули тётя Зоя с Аришкой.
— Ты чего не в саду, моя радость? — удивилась Тома и схватила дочь на руки.
— «Ну ты, мать, шутишь!» — засмеялась за Аришу тётя Зоя. — Ребёнок соскучился по любимой маме, а садик на месте останется. Пошли домой в ритме вальса! Мы с Аришей хотим слушать сладости и кушать новости. Я ничего важного не пропустила, Ариша?
— Всё наоборот, бабушка! — захихикала девчушка и закружилась вокруг тёти.
По дороге домой, когда Аришу удалось увлечь коробочкой шоколада — такими, с египетскими сфинксами и мостами — Зоя вдруг заговорила откровенно:
— Представляешь, приходил твой муженёк. Вежливый, жалостливый, с букетищем и тортиком. Говорит: «Так соскучился по девчонкам, не выношу один квартиру!» Самое главное, мол, девчонки его — вся радость. Дома, говорит, пустота, ничего после работы не успеваю, всё не так. Осунулся, побледнел, прямо жалко. Говорит, теперь видит, сколько дел ты делала — и только когда ты ушла, понял! Ну и ещё про ужины, про плюшки, про уют — долго причитал.
Тётя Зоя пересказала его монологи с ехидцей и каким-то бытовым торжеством.
— Тётя, не думай, что Виталий — чудовище, — Тома почему-то заступилась, — возможно, ему действительно одиноко, за шесть лет привык к компании...
— Я ведь не спорю, — хмыкнула Зоя. — В чём-то правду говорил.
Но вообще, как только порог переступил, сразу: «Где Тома?» Я отвечаю — по делам уехала. А он насторожился, уж больно гладкий стал, почти бархатный. Вижу — всё про твои перемены знает. Терпеть меня не может, а тут вдруг ласковый, как принц какой.
Время подходило Аришу забирать, я думала: пусть лучше уйдёт, не станет разговаривать с ребёнком. Решила закончить разговор, сказала прямо:
— Сожалею, парень. Не мог ты предвидеть, что твоя простодушная жена получит наследство от того, кто про неё забыл. От меня тебе не дождаться, я ещё жить собираюсь, а теперь ещё и жалею, что ты так просчитался: жена была бесполезная, а стала — полезная.
У Виталия глаза сразу поменялись — не смог и вида дурачка выдержать.
— Какое наследство, тётенька? — спросил, будто не в курсах.
Глянул — волком. Молчал, явно готов был высказать всё, что думал, но сдержался.
— Решать будем мы с Томой, — говорит, — не вам.
И ушёл, а я и пошла за Аришей через несколько минут.
Тома потом сама себе не могла объяснить, зачем ответила на его звонок, зачем согласилась встретиться. Потому что почти бывший муж позвал в уютное кафе, в которое они ходили до свадьбы. Дивно, но он и пирожные её любимые заказал. Ещё когда Тома только вышла замуж, она про такие кафешки забыла: надо было быть ответственной женой, обустраивать жизнь, потом Ариша родилась. Она старалась не требовать невозможного, быть терпеливой и разумной.
Поначалу не работала — малыш на руках, потом хваталась за любую подработку. А Виталий, один зарабатывая, всё больше уставал, раздражался, про романтику и вовсе забылось...
— Я был не прав, что во всём тебя винил, — выдохнул он теперь, чуть опуская голову. — Совсем с катушек съехал от усталости, потому что ничего не выходит так, как хотелось бы. Я же сам понимаю, какие сейчас работодатели — ищут спеца-универсала, а платят копейки. Может, ты и правильно делала, что из таких мест сама уходила.
— А я, значит, на своём месте сидел, — продолжил Виталий, — хотя давно пора было искать что-то лучшее. Но боялся, что если и эту зарплату потеряю, как мы с семьёй, да ещё с машиной в кредите, протянем. Когда тебя сократили, я повёл себя как дурак... сдерживал, сдерживал, а тут — сорвался.
— А, ну, я привычно во всём виновата, — с лёгкой усмешкой ответила Тома и отправила в рот вишню с пирожного.
— Нет, ты не так поняла, — сразу возразил он. — Просто... совпало всё. Какой-то пустяк — и всё валится. Закон подлости, знаешь… Мелочь — и человек делает глупость. Твоя последняя контора — там ведь действительно жалеть не о чем. Это я виноват — не надо было брать кредит на такую дорогую машину с моей-то зарплатой, семьёй, ребёнком маленьким. Всё хотел выглядеть успешнее, чем есть, а в итоге... срывался на тебе.
— Прости меня, Тома. Дурак я.
— Виталь, только давай честно, — села прямо она и взглянула открыто. — Город у нас маленький, слухи летят быстро. Если бы ты не знал о моём наследстве, сидели бы мы сейчас тут, пирожные ели?
— Это тётя тебя накрутила, что теперь тебе нужно бояться альфонсов и — в первую очередь — меня?
— Не говори о ней так, — нахмурилась Тома. — Если хочешь дальше спокойно общаться. Поддержала меня тётя, знаешь ли, во всём. Именно тогда, когда муж дал понять: место мне — только у тряпки.
— Муж твой был идиот. Вот признаю ещё раз: если начнём всё сначала — больше такого не повторится.
— Но на вопрос ты не ответил, — мягко напомнила она.
— Хорошо, — кивнул Виталий.
Он не ожидал такого прямого разговора — и не готовил ответ. На миг замялся, потом вздохнул:
— Давай честно. Мы взрослые люди, Тамар. Оба понимаем: когда нет вечных денег — легче всё остальное строить. Не собираюсь я жить за твой счёт. Но если бы мы разом закрыли тот злосчастный кредит, забыли бы хоть ненадолго о вечной экономии, появилось бы время для жизни... совсем другой.
Он остановился, словно искал её взгляд:
— Это же наш шанс. Я не представляю рядом с собой никого, кроме тебя. Люблю — только тебя. Главное, что ты сейчас решишь.
— Похоже, говоришь ты сейчас без лукавства, — ответила Тома, отмечая его нетерпение.
— Абсолютно, — твёрдо выдохнул он, стараясь не опускать глаз.
— Мое-то наследство — не от Ротшильда, — с лёгкой усмешкой заметила Тома. — Но тебе, я вижу, главное — хоть кредит погасить. Как с работой у тебя, так и с женой: была бы хоть какая, пока получше не найдёшь? Подвернётся поудобнее — сменишь?