Рубиновый венец 82 Начало
Раида все ждала, что Елизавета Кирилловна приедет, проверит Дарью и её успехи. Она хоть и экономила на девчонке, но все-таки старалась, чтобы у неё было все необходимое. Порой даже баловала — то леденцом угостит, то лентой для волос одарит.
Но месяцы шли, а Елизавета Кирилловна не появлялась. Ни разу не написала, не прислала подарка на Рождество или день рождения, словно девочка перестала для нее существовать.
Через год Раида сама пошла к Елизавете, намекая, что пора бы платить деньги на предстоящий год.
— Девочка растет, ей нужны новые платья, книги, — говорила она, сидя в гостиной Сусловых. — И учитель тоже стоит недешево.
Елизавета Кирилловна, еще больше постаревшая и осунувшаяся, достала из шкатулки несколько ассигнаций.
— Вот, — сказала она сухо. — Как она?
— Хорошо, — Раида спрятала деньги в сумочку. — Учится прилежно, здорова. Не хотите навестить?
— Нет, — отрезала Елизавета Кирилловна. — Не хочу.
Такой поворот Раиде нравился. Никто ее не контролировал, потому денег на девчонку можно было тратить еще меньше. Хотя даже при нынешних расходах у Раиды оставалось больше половины.
Снова все повторилось. Даша продолжала учиться и расти. Она была способной ученицей — любила читать, обладала хорошей памятью, схватывала все на лету. Учитель, молодой Сергей Петрович, был доволен и даже прививал ей хорошие манеры.
— Спинку прямо, подбородок выше, — говорил он, когда Даша сутулилась над книгой. — Вы благородная девица, а не кухарка.
Он приносил ей книги на французском, рассказывал много интересного о жизни в столице, о театрах и музыке. В его присутствии Даша чувствовала себя не сиротой, живущей из милости, а настоящей барышней, достойной уважения.
Так прошло три года. Даша выросла, из ребенка превратилась в подростка с задумчивыми серыми глазами. Ей уже исполнилось одиннадцать, и она часто думала о будущем. Что ждет ее дальше? Останется ли она у Раиды Юрьевны или вернется к Сусловым? А может, ее отправят в пансион, как грозилась когда-то Елизавета Кирилловна?
В очередной свой визит к Елизавете Кирилловне Раида получила денег в два раза меньше обычного.
— Трудные времена настали, — сказала старуха, отводя глаза. — Урожай плохой, доходов мало.
— Но ведь девочка... — начала было Раида.
— Я пришлю еще, — перебила ее Елизавета Кирилловна. — И больше ко мне не приходите. Пришлю с человеком.
Но деньги так и не прислала. Ни через месяц, ни через два. Раида Юрьевна ждала до первого снега, а потом позвала к себе учителя.
— Сергей Петрович, — сказала она, протягивая ему конверт с деньгами, — вот ваш расчет. Больше не приходите.
— Но почему? — удивился молодой человек. — Дарья делает такие успехи...
— Потому что денег на вас больше нет, — отрезала Раида. — Старуха Суслова перестала платить, а я не благотворительное общество.
Сергей Петрович покачал головой.
— Жаль, — сказал он искренне. — Из девочки могло бы выйти что-то хорошее. У нее способности.
Он попрощался с Дашей, подарил ей на память книгу французских стихов и ушел, обещая писать. Но письма от него так и не пришли.
К лету Дарья уже жила в другой комнате — маленькой и холодной, расположенной рядом с кухней.
В её жизни все изменилось. Внешне дом оставался прежним, но атмосфера в нем стала иной. Даша почувствовала эту перемену, когда деньги на её содержание Елизавета Кирилловна больше давать не стала.
Раида словно сбросила маску. Очень быстро девочка из Дарьи превратилась в "нахлебницу", "дармоедку", "дрянь". Эти слова хозяйка бросала ей вслед, словно камни, и каждое попадало в цель, оставляя незримые синяки на сердце.
— Думаешь, легко мне тебя кормить? — кричала Раида, когда Даша случайно разбила чашку. — На что я теперь тебя содержать буду? Старуха денег больше не дает, а ты только и знаешь, что бить посуду!
Даша должна была работать с утра до вечера, чтобы Раида могла меньше платить Симе. Сима теперь только готовила еду. Все остальное делала Даша — мыла полы, стирала белье, таскала воду, носила дрова для печей. Руки ее, прежде нежные и белые, стали красными, огрубевшими, с потрескавшейся кожей и обломанными ногтями.
— Чего расселась? — выговаривала ей Раида, если заставала за чтением книги, которую Даша прятала под подушкой. — Снег во дворе не убран, печь не топлена, а она книжки читает! Ишь, барыня какая!
Через год, по мнению хозяйки, Даша должна была приносить в дом деньги, зарабатывать.
— Да как? — осмелилась спросить девочка, когда Раида в первый раз заговорила об этом.
— Это меня не интересует, — отрезала та. — Хочешь есть хлеб — неси деньги в дом. Шей, вяжи, плети кружева — что хочешь делай, но чтоб к субботе полтора рубля на столе лежали!
Даша пробовала вязать носки и рукавицы, но руки после тяжелой работы плохо слушались, петли выходили неровными, а узоры — кривыми. Хозяйки соседних домов, которым она предлагала свой товар, качали головами и отказывались.
Тогда она попыталась наняться в прислуги — помогать по дому в дневные часы, когда Раида уходила по своим делам. Но кто возьмет в дом двенадцатилетнюю девочку, когда есть крепкие деревенские бабы, готовые работать за копейки?
Однажды Даша увидела на рынке старушку, которая продавала букетики подснежников.
— Откуда цветы, бабушка? — спросила она.
— Из леса, милая, — ответила старушка. — За городом их целые поляны растут. Вот, собрала утром, теперь продаю. Барыни любят, хорошо берут.
На следующий день Даша встала до рассвета и отправилась в лес. Она помнила дорогу — когда-то Сима водила ее туда за грибами. Лес встретил ее предрассветной тишиной и запахом влажной земли. Подснежники, нежно-голубые, укрывали прогалины между деревьями. Даша бережно собирала их, стараясь не повредить корни, чтобы на следующий год цветы выросли снова.
К полудню у нее была корзина, полная цветов. На рынке их разобрали быстро — весенние букетики казались чудом после долгой зимы. Даша вернулась домой с деньгами и надеждой.
Но с наступлением лета подснежники отцвели, и пришлось искать другие способы заработка. Даша собирала землянику, малину, грибы — все, что можно было продать на рынке. Иногда ей удавалось набрать необходимую сумму, иногда — нет. В те дни, когда денег не хватало, Раида была особенно зла.
— Ты меня по миру пустишь, дрянь такая, — ругалась она, пряча бутылку дешевой наливки под передник. — Уж лучше бы тебя волки в лесу съели!
Девочка превратилась в брошенную, никому не нужную, вынужденную выживать. От недоедания ручки и ножки ее похудели, лицо осунулось. Старая одежда, явно давно ставшая малой, не грела взимние холодные дни.
Иногда, по ночам, Даша доставала куклу — единственное, что связывало ее с прежней жизнью. Она гладила ее по потертым щекам, поправляла выцветшее платье, шептала ей истории о маме и папе, о доме, где когда-то была счастлива.
Однажды Раида, войдя без стука, застала ее за этим занятием.
— Все с куклой нянчишься? — протянула она с неприятной усмешкой.
— Детство в голове! Давай-ка ее сюда, может, купит кто — все польза будет.
— Нет! — Даша крепко прижала куклу к груди. — Только не ее! Это все, что у меня осталось от папы!
Раида подошла ближе, от нее пахло спиртным.
— Отдай, говорю! — она протянула руку.
— Нет! — Даша отступила к стене. — Лучше убейте меня!
Что-то в ее голосе, в отчаянной решимости ее глаз остановило Раиду.
— Тьфу ты! — она махнула рукой. — Да подавись ты своей куклой! Только чтоб завтра рубль на столе лежал, иначе и тебя, и твою куклу на улицу выставлю!
Она ушла, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась побелка.
Даша смотрела ей вслед, прижимая к груди куклу. Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Она понимала: куклу надо спрятать. Рано или поздно Раида до нее доберется.
Но куда? В доме не было ни одного безопасного места. Дрожащими пальцами Даша ощупала куклу — внутри все еще хранились драгоценности и деньги, зашитые когда-то Феклой. Неужели придется расстаться с ними? Но другого выхода не было.
Той ночью, дождавшись, когда Раида захрапит в своей комнате, Даша осторожно распорола шов на спине куклы. Достала одну ассигнацию, а остальное завернула в тряпицу и спрятала под половицей, в самом дальнем углу комнаты. Куклу снова зашила и уложила в узелок с оставшимися вещами. Эту ассигнацию она завтра разменяет на рынке, и будет отдавать по рублю Раиде. Денег было жалко, но так у нее была крыша над головой, кровать и кусок хлеба. И этому она была рада. Даша видела тех, кому повезло меньше — оборванных детей на улицах, просящих милостыню, ночующих под мостами. По сравнению с ними, ее жизнь казалась почти благополучной.
Вот только одиночество грызло душу сильнее голода, а тоска по утерянному дому и близким людям была острее любой боли.