Роман: «Небесный рыцарь»
Лето 1935 года в украинском селе Ображиевка пахло пылью, нагретым солнцем сеном и яблоками. Пятнадцатилетний Иван Кожедуб лежал на траве у реки, глядя сквозь ресницы на высокое, бездонное, выцветшее от зноя небо.
Он был крепким, немногословным парнем, привыкшим к тяжелому крестьянскому труду, но в душе его жила мечта, о которой он почти никому не говорил. Мечта о небе.
Он зачитывался книгами о великих летчиках, и там, в синей вышине, ему виделся другой мир — мир свободы, отваги и чистого, ничем не замутненного полета.
И в этот день небо само подало ему знак.
Сначала появился звук. Незнакомый, ни на что не похожий. Не тарахтение редкого трактора и не гул грузовика. Это был нарастающий, прерывистый рокот, который заставил птиц замолчать, а женщин, работавших в поле, испуганно поднять головы.
— Что за напасть? — пробормотала одна, перекрестившись.
Иван вскочил на ноги. Он вглядывался в небо, и сердце его заколотилось так, что отдавало в ушах. Он знал этот звук по рассказам. Он ждал его.
И он появился. Из-за кромки дальнего леса вынырнуло нечто невероятное — хрупкое, угловатое сооружение из реек и натянутой ткани, с двумя крыльями, одно над другим.
Биплан У-2, прозванный в народе «кукурузником». Он летел низко, почти цепляя верхушки деревьев. Для жителей села это было диво дивное, почти пугающее. А для Ивана — откровение.
Он видел, как в открытой кабине сидит человек в кожаном шлеме и очках. Летчик! Настоящий, живой летчик! Когда самолет пролетал почти над ним, летчик помахал ему рукой.
И в этот момент мир для Ивана Кожедуба перевернулся. Это был знак. Судьба. Он не просто хотел летать. Он понял, что должен летать.
Самолет, сделав круг над селом, ушел на север, в сторону города Шостка, где недавно открылся аэроклуб Осоавиахима. А Иван еще долго стоял, запрокинув голову, и смотрел в опустевшее небо, в котором все еще гудел звук мотора и стоял образ человека, способного парить над землей, как птица.
***
Вечером, за ужином, он был молчалив. Его отец, Никита Исидорович, человек строгий, немногословный, уважаемый в селе церковный староста, посмотрел на него своими ясными, проницательными глазами.
— Что с тобой, сын? Не заболел часом?
— Я самолет видел, батько, — тихо ответил Иван.
— Видел. Шайтан-машина, — проворчала мать.
— Не шайтан-машина, — твердо сказал отец, отламывая кусок хлеба. — Машина, сделанная руками человека. А все, что сделано с умом и душой, от Бога.
Позже, когда они остались вдвоем в мастерской, отец взял в руки рубанок и провел им по доске. Стружка легла ровным, ароматным кольцом.
— Смотри, Ваня, — сказал он. — У каждого дела своя душа есть. И у дерева есть душа, и у железа. Чтобы стать мастером, надо эту душу почувствовать. Хочешь дом построить — слушай дерево. Хочешь плуг сладить — слушай металл. А если хочешь… — он сделал паузу, — если хочешь летать, как та птица железная, значит, должен научиться слушать небо и мотор. Но помни: любое мастерство начинается с земли. С тяжелой работы.
Иван понял, что отец, сам того не показывая, все понял. И благословил.
***
Путь к небу начался с земли, как и говорил отец. Иван с удвоенной силой налег на учебу. Закончил школу, поступил в химико-технологический техникум в Шостке. Но все его мысли были там, за городом, на маленьком аэродроме, где жили хрупкие, пахнущие бензином и ветром «кукурузники».
Он записался в аэроклуб. И мир для него обрел смысл. Днем — чертежи и формулы в техникуме, а вечером — теория полетов, устройство самолета, укладка парашюта.
Он впитывал знания, как сухая земля впитывает воду. Он был одним из лучших курсантов. Инструкторы отмечали его невероятное спокойствие, упорство и уникальное чувство машины.
И вот настал день его первого полета. Не самостоятельного, а ознакомительного, с инструктором.
Он стоял на летном поле, и сердце его выпрыгивало из груди. Запах! Этот ни с чем не сравнимый запах аэродрома — смесь бензина, горячего масла, скошенной травы и бесконечного простора. Его инструктор, пожилой, обветренный пилот по фамилии Гринев, хлопнул его по плечу.
— Ну что, Кожедуб? Готов? Не боишься?
— Никак нет, товарищ инструктор! — гаркнул Иван, хотя колени у него немного дрожали.
Они забрались в тесную кабину У-2. Гринев сел впереди, Иван — сзади.
— Смотри и запоминай! — крикнул инструктор.
Мотор чихнул, плюнул сизым дымом и взревел. Весь мир превратился в вибрацию и оглушительный рокот. Самолет затрясся, побежал по траве, подпрыгивая на кочках. Иван вцепился в борта кабины.
И вдруг… толчки прекратились. Вибрация стала плавной, упругой. Он посмотрел вниз и увидел, как земля, родная, привычная земля, уходит от него. Плавно, неотвратимо. Чувство, которое он испытал, было не передать словами. Это был восторг, смешанный с легким страхом. Чувство абсолютной свободы.
Они набрали высоту. И под ними, как на ладони, раскинулся их мир. Крошечные домики Шостки, лента реки, лоскутки полей, игрушечные поезда на ниточке железной дороги. Ветер бил в лицо, свистел в расчалках между крыльями.
— Ну как, курсант?! — донесся до него голос инструктора.
— Хорошо! — закричал Иван во все горло, улыбаясь ветру. — Хорошо!
Он не просто сидел. Он смотрел, как руки инструктора лежат на ручке управления, как его ноги работают с педалями. Он чувствовал, как самолет отзывается на каждое движение, как он кренится, закладывая вираж, как послушно клюет носом. Он ощущал его, как продолжение своего тела. Он «слушал» его душу, как учил отец.
Когда они приземлились, мягко коснувшись травы, и выключили мотор, наступившая тишина показалась оглушительной. Иван выбрался из кабины на ватных ногах. Земля казалась чужой, непривычно твердой. А в ушах все еще пел ветер, а в душе — восторг.
Гринев посмотрел на его горящее лицо, на блеск в глазах и усмехнулся.
— Понятно. Еще один заболел небом. На всю жизнь.
Иван ничего не ответил. Он просто стоял и смотрел на свой самолет, на небо, на горизонт. Он знал, что инструктор прав. В этот день он не просто совершил свой первый полет.
Он нашел свою судьбу. Он сделал первый шаг на пути, который через несколько страшных лет приведет его на огненные высоты Великой Отечественной и сделает лучшим летчиком-асом великой страны.
Но он этого еще не знал. Он просто был счастлив. И тихо, про себя, дал клятву.
«Я буду летать».