Предыдущая часть:
Наталья потрясённо слушала рассказ, стоя в пустом коридоре, где эхом отдавались их голоса. Значит, для этого молодого мужчины жизнь в каком-то смысле и вправду оборвалась. По крайней мере, та привычная, полная событий. Тренировки, сборы, матчи, перелёты. Снова тренировки, игры, режим, друзья-командные, тренеры, фанаты. Всё улетучилось в секунду, после того как машина с Сергеем несколько раз перекувырнулась и врезалась в кювет. И у него правда нет ни настоящего, ни будущего, а прошлое, такое яркое и шумное, теперь только мучает воспоминаниями и упрёками. И Наталья кинулась спасать этого тёмноволосого парня, застрявшего между вчера и завтра, видя в нём отражение своей собственной стойкости. Сначала он игнорировал её полностью, как и всё вокруг, даже боль в оперированных коленях.
– Слушайте, Сергей, – вдруг вспылила она однажды, не выдержав его упорства и подходя ближе к койке. – Вы просто бессовестный человек какой-то, не уважаете чужой труд. Я уже второй месяц прыгаю вокруг вас, как прислуга, меняю повязки и слежу за лечением, а вы даже бровью не повели в ответ. Ладно, спасибо не хотите говорить за заботу, но с днём рождения меня хотя бы поздравьте, это же элементарная вежливость, чтобы не обижать.
Он повернул голову, взглянул на неё, и в первый раз в его глазах мелькнуло что-то живое: удивление, лёгкая смута. Разлепил губы и хрипло, едва слышно выдавил, словно после долгого молчания разучился в речи, морщась от усилий:
– Ах, простите, Наташа... Я поздравляю вас от всей души с этим днём. Извините, что не могу встать и подарить цветы, как положено, или хотя бы обнять.
– Вот и отлично, что хотели бы, – хмыкнула она, довольная первой реакцией и улыбаясь уголком рта. – Ловлю на слове, а встать до моего дня рождения вы ещё успеете. Оно у меня через полгода ровно, так что есть время на выздоровление.
Он прикрыл глаза и вдруг слегка вздрогнул, еле заметно, от внутреннего смеха – это была её первая победа над его безнадёжным оцепенением, маленький проблеск в тьме.
А потом последовали другие победы, поменьше и побольше: его первые улыбки, слова, глаза, что перестали смотреть на мир тускло и равнодушно. И первые шаги – сначала мучительные, неуверенные, но постепенно более твёрдые, с опорой на костыли.
– Серёж, я понимаю, тебе тяжело, очень тяжело без спорта, без твоих бесконечных поездок и матчей, где ты был королём, – подбадривала она его во время реабилитации, поддерживая под локоть. – Но знаешь, я вот до двадцати пяти лет никуда дальше ста километров от города не выбиралась и ничего, не тоскую по большим дорогам и славе. Большинство людей только мечтают увидеть столько, сколько довелось тебе в твоей карьере.
– А чего хочешь ты, Наташа, от этой жизни? – вдруг спросил он тихо, впервые проявляя интерес и поворачиваясь к ней лицом.
– Я? – вскинулась она, выпрямляясь. – Я больше всего сейчас хочу, чтобы ты встал на ноги и пошёл сам, без этой боли и зависимости.
– И я... – прошептал он еле слышно, опустив голову. – Я тоже этого хочу теперь, благодаря тебе и твоей вере в меня.
Так у Натальи и Сергея родилась первая большая общая мечта – чтобы он встал и начал ходить самостоятельно. И всё сбылось: мечта осуществилось. Сергей вышел из больницы, хромая, но на своих ногах, и признался Наталье в любви, сбиваясь и краснея, как мальчишка. А ей к тому времени оставалось только ответить, что она давно любит этого тёмноволосого, робкого, широкоплечего мужчину. И то, что на свадьбе он, скорее всего, не поднимет невесту на руки, – мелочь, не стоящая внимания, ведь главное – их связь.
– Всё, Наташенька, теперь твоя очередь мечты воплощать в жизнь, – заявил Сергей через год после свадьбы, сияя глазами и обнимая её за талию. – Ты же всегда хотела стать врачом по-настоящему, а не просто медсестрой с опытом. Иди, учись, поступай в институт, я поддержу!
– С ума сошёл ты, Серёжа? – ахнула она, струсив и отстраняясь. – Какой институт в моём возрасте? Мне почти двадцать пять, когда я закончу, мне за тридцать стукнет, и кто меня возьмёт молодой специалисткой? А кто нас кормить будет в это время, на что жить?
– Ничего, прокормлю тебя и нашу семью, – оптимистично отмахнулся он, целуя в щёку. – Наташ, ты меня вытащила из той ямы отчаяния. Если б не ты, меня бы, может, и на свете не было сейчас, я бы сдался. Так неужели я тебе на обеды не наскребу, не найду подработку? Идём, я помогу с поступлением, подам документы вместе!
Наталья поступила в мединститут и стала врачом-травматологом. Конечно, во время учёбы она не сидела без дела у мужа на шее: опытная медсестра с стажем, она дежурила ночами в той же больнице. Да и учёба давалась ей легче, чем многим сверстникам, благодаря практике. Наконец диплом был в руках, а Сергей радовался так, будто это его собственная мечта сбылась, и устроил скромный праздник с друзьями.
Потом появилась новая цель – собственный угол. Конечно, хотелось не угол, а полноценную квартиру, свою, чтобы не висеть на честном слове у хозяев, как уже пару раз случалось со съёмным. Деньги были нужны, и Сергей, морщась от боли в коленях и массируя их, уходил на работу. Его спортивная репутация, пусть недолгая, но яркая, помогла: его взяли в солидную фирму. Оказалось, что Сергей всю жизнь ошибался, считая себя только спортсменом – в продажах личные качества важнее диплома, а упорства и харизмы у него хватало с избытком. Через пару лет он начал зарабатывать по-крупному, взял кредит, и Антоновы переехали в свою, пусть скромную, но самую уютную на свете квартиру. Этот переезд стал для них символом стабильности, новым этапом.
Затем всплыла необычная мечта Натальи – дача с огородом и клумбами. Откуда в городской девушке, всю жизнь в асфальте выросшей, взялась эта страсть к земле, она и сама не понимала.
– Ладно, – великодушно согласился глава семьи, хлопнув по столу. – Раз хочешь землю копать, значит, будет у нас участок. Мне тоже идея нравится, честно, свежий воздух не помешает. Построим баньку с печкой, шашлыки жарить будем по выходным, а заедать их твоими свежими помидорками, огурчиками и пучками зелени прямо с грядки, без магазинной химии.
Они почти даром купили у местного пьяницы заброшенный, заросший сорняками участок в садоводстве. И уже через пару лет совместных трудов стригли аккуратный газон, поливали цветы и с гордостью показывали друзьям первые выращенные помидоры, щеголяя терминами вроде "посынкование" и "пикировка", как заправские садоводы. Эти хлопоты стали их общим хобби, укрепляя связь.
А потом пришла горечь от того, что одной из главных их общих мечт – о детях – не суждено сбыться. Выяснилось, что Наталья бесплодна.
– Ну, Наташенька, ну что ж поделаешь, раз так вышло с нами, – утешал он совершенно раздавленную жену, обнимая крепко и гладя по спине. – Значит, придумаем что-то другое, чтобы заполнить жизнь смыслом и радостью. Я не знаю, как именно, но мы справимся, вместе. Главное, я тебя люблю по-прежнему, ничто не меняет этого чувства. Слушай, а давай квартиру побольше купим, с комнатами для гостей? Продадим эту, добавим деньжат от моей премии, ремонт затеем, как ты всегда хотела, с кафелем в ванной и всем прочим, чтобы было просторно.
Теперь Сергей тормошил Наталью, заставляя её заново радоваться жизни, и его поддержка стала для неё спасением в этот тяжёлый период. И снова общая мечта спасла их обоих – и порознь, и вместе, напоминая, что жизнь полна альтернатив.
Так они и жили долгие годы общими планами, чувствами и помыслами. И вдруг несколько месяцев назад в их спокойную, понятную семейную жизнь начало просачиваться нечто новое, чужое, отравляющее всё внутри. Как в любимом напитке вдруг появляется лёгкая горечь, почти неуловимая, но портит вкус. Или в чистом воздухе улавливаешь запах гари – слабый, но настораживающий, заставляющий озираться в поисках беды. Сначала Наталья списала это на наследство тёти – оно свалилось так внезапно. Столько лет они рассчитывали только на себя, вкалывали за каждую копейку, а тут чужие деньги и квартира, и они растерялись, как дети перед витриной с конфетами. А потом это странное предложение Сергея, который из скромного аскета вдруг превратился в мечтателя о вилле. Туевую аллею подавай ему теперь. Это Сергей-то, которого и газон три на три метра подстричь заставить – проблема. Но дело было не только в его внезапной страсти к морскому дому. Дело в нём самом: Сергей изменился, и Наталья чувствовала это инстинктом, хотя объяснить не могла.
Если б Наталью заставили объяснить подробно, в чём соль, она бы не смогла связать и двух слов. Невозможно описать то, что чувствуешь инстинктом, кожей, внутренним чутьём. Просто теперь это был другой человек. Он смотрел иначе, двигался по-новому, говорил каким-то не своим голосом. Для чужака это было незаметно. Да и самой Наталье иногда чудилось, что она всё нафантазировала, и на деле всё как прежде. Но всё же, всё же воздух между ними сгустился от чего-то невидимого, и расслабиться уже не получалось ни на миг. Эти изменения нарастали постепенно, начиная с мелочей, как его новые жесты или выбор слов, и Наталья начала замечать, как её собственные мысли путаются от этого дискомфорта.
Наталья пару раз порывалась поговорить с мужем начистоту, но останавливалась: слов для вопросов так и не находилось. Впрочем, жизнь сама всё прояснила, устав ждать от неё инициативы. Наталья сидела за кухонным столом после ужина, помешивая остатки чая в кружке и размышляя о дне, когда зазвонил телефон, и она, не ожидая ничего особенного, ответила.
– Привет, подруга, как твои дела? – раздался в трубке голос Марии, той самой медсестры, что первой пожалела поступившего Сергея, и её тон был как всегда тёплым. Правда, Мария давно ушла из больницы, но их дружба, тёплая и доверительная, сохранилась, хоть виделись они теперь редко, только по праздникам.
После обмена новостями и дежурных расспросов о самочувствии Мария, уже собираясь попрощаться, вдруг выпалила, запнувшись:
– Ой, слушай, я хотела спросить кое о чём странном. У вас там родственница какая объявилась внезапно, или что-то в этом роде? Вы же с Серёжей всегда были друг другу почти единственными близкими на свете, без большой родни.
– Ну да, так и есть, – ответила Наталья, ставя кружку на стол и выпрямляясь. – Ты же знаешь, ни у Сергея, ни у меня никого особо нет, с кем бы мы общались тесно.
– Да... – в голосе Марии вдруг послышалось замешательство, и она замолчала на миг. – Тогда, наверное, я что-то напутала по-глупому, извини.
– Что напутала? Марин, ты о чём вообще, говори прямо? – встревожилась Наталья, чувствуя подвох в её тоне и сжимая телефон крепче.
– Да ну, Наташ, ерунда полная, не стоит внимания, – заюлила Мария, пытаясь отшутиться. – Просто я хожу обедать в одно кафе недалеко от моей конторы, ты его знаешь, мы даже там как-то встречались на кофе, помнишь тот солнечный день? Кормят вкусно, порции большие, и что бабе сытой нужно после еды? Конечно, вокруг посмотреть на лица. Вот я и заметила пару раз одну парочку за столиком. Мужчина очень смахивал на твоего Сергея, я даже решила сначала, что это он собственной персоной. А с ним какая-то женщина, молодая. Ну, подумала, наверное, родственница какая-то приехала в гости. Знакомую-то он вряд ли бы обнимал за плечи при всех на виду, да ещё так нежно. Правда ведь, Наташ, это же не в его правилах?
Мария испуганно затараторила дальше, явно жалея о словах:
– Вот ты только не накручивай себе ничего лишнего, ладно, это моя фантазия разыгралась? А то я дура, зачем разговор завела вообще? Если б кто другой, можно было бы подумать на шашни слева направо, но это же твой Серёжа, все знают, он памятник верности в нашем кругу, никогда не даст повода. Да и не его это стиль никогда был, он же всегда был таким надёжным. Теперь-то ясно, ошиблась я, перепутала с кем-то похожим. Ладно, Наташ, не сердись на мою болтливость, ты же знаешь, я всегда была не самой умной в таких делах.
Телефон давно замолк, а Наталья всё смотрела на него заворожённо, не в силах отложить, и внутри нарастало смятение. Как там Мария сказала? Сергей – памятник верности. До недавнего времени Наталья и сама так считала. Только памятники со временем ветшают и рушатся под ветрами перемен. Ещё пару месяцев назад она бы отмахнулась от подозрений со смехом, в компании с мужем, посчитав это шуткой. Но теперь было не до шуток, слова подруги кольнули больно, и Наталья почувствовала, как почва уходит из-под ног.
На следующий день, ненавидя себя за это недоверие, она поехала в то кафе, о котором говорила подруга, паркуясь неподалёку и стараясь не привлекать внимания. Ей даже не пришлось входить внутрь, чтобы всё понять – через открытое окно, из-за летней жары, она увидела знакомую фигуру. Сергей сидел за столиком, а напротив, опираясь локтями на маленький столик, устроилась женщина. Светловолосая, около тридцати, может, чуть помоложе. Впрочем, Наталье было плевать на её внешность и возраст. Она смотрела на Сергея и ясно видела то, чего боялась больше всего. Эти двое были явно близки, и тот факт, что один из них – её Сергей, с которым столько пережито, передумано, достигнуто вместе, отзывался в груди глухой, ноющей болью, как старая рана.
Продолжение: