Предыдущая часть:
– Ну и что с того? – уверенно возразил Сергей, не сбиваясь с наскока и наклоняясь вперёд. – Никто и не говорит, что мы будем мотаться туда каждые выходные, как богачи с частным самолётом. Это как раз вполне решаемо, если подойти с умом. Между прочим, такой дом – это ещё и выгодное вложение денег в будущее, чтобы не просидеть всю жизнь в этой холодной норе. Нормальные люди отдыхают на море, когда душа пожелает, а в остальное время сдают его в аренду за хорошие бабки. Желающих слетать на побережье круглый год – пруд пруди, отбоя нет от туристов. Так что это не просто прихоть, а умный шаг для нас обоих, подумай!
– Да ну тебя, Серёжа, с этими идеями, – отмахнулась Наталья, но в глубине души почувствовала, как семя сомнения уже пустило корни, и она невольно представила себе этот дом, хотя и пыталась отогнать картину.
Но, как выяснилось позже, идея дома у моря крепко засела в голове Сергея, и он явно решил поселить её и в голове жены, не отступая ни на шаг.
– Да ты только представь, как всё могло бы быть прекрасно, Наташ, – уговаривал он её через день, во время ужина, и его глаза загорались при упоминании. – У тебя свой дом с видом на океан, по утрам свежий бриз врывается прямо в окна, обдавая прохладой и солью. Между прочим, с твоими-то слабыми лёгкими тебе сам Господь велит так жить, хотя бы время от времени, чтобы не маяться кашлем. А то сидишь здесь, в нашей вечной стуже и сырости, кашляешь по ночам и мучаешься. Ну, подумай о здоровье своём, наконец, и о моём тоже. Да и мне мои старые косточки на солнышке прогревать не помешало бы регулярно, чтобы не ныли в холода. Уж кому, как не тебе, врачу-травматологу с дипломом, это знать лучше всех и советовать. Только представь: ты на своей террасе принимаешь солнечные ванны, это тебе не на огороде под палящим солнцем обгорать до волдырей и потом страдать от ожогов.
– Ну и что это за цветы у тебя такие? – фыркал он в другой раз, разглядывая букеты, которые Наталья только что срезала на их садовом участке, и морщился недовольно. – Не цветы, а какая-то выцветшая подделка, бледная тень настоящей красоты. Ты только вообрази, какой шикарный цветник ты могла бы создать в нормальном климате, где всё растёт само. Не то что в нашей зоне рискованного земледелия, будь оно трижды проклято ветрами и морозами. Ты же здесь даже розы толком вырастить не можешь, сколько ни бьёшься с ними упорно. Сколько лет уже пытаешься, сил да времени угрохала – смотреть жалко на твои старания. То они вымерзают зимой под снегом, то загнивают от дождей осенью, то солнце их спалит летом, то вредители на корню сожрут за ночь. Это же чистое самоистязание какое-то, издевательство над собой. А там, на юге, черенок в землю воткнёшь и забудь о заботах – через месяц оглянешься, и дух захватит от красоты, которая сама расцветёт. Помнишь, как ты в прошлую поездку в питомники цветов замирала от восторга, трогая лепестки? Я думал, придётся тебя оттуда чуть ли не на руках вытаскивать, такая ты была в экстазе от этой пышности. Вот и представь: всю эту прелесть ты сажаешь у себя перед домом, и она никуда не денется, будет цвести круглый год, радуя глаз. Наташ, а твои любимые гортензии? Помнишь те огромные шапки розовые и фиолетовые, руками не обхватишь, и аромат от них такой, что кружит голову и манит? А здесь? Эти два тощих кустика, вокруг которых ты весь сезон крутишься, как белка в колесе, поливая и подкармливая.
– Что? Какие ещё горы? – иронически переспрашивал Сергей, когда Наталья заводила речь о привычной отпускной поездке в родные места, и закатывал глаза. – Нет уж, милая, это без меня, хватит экспериментов. Хватит с меня этих диких красот нашего края, где ничего не меняется. От палаточной жизни у меня потом месяц спина не разгибается от неудобства, колени ноют неделями, и насморк не проходит до осени от этой сырости. Да и ты, Наташенька, уже не та юная девчонка, чтобы по полянам в спальниках кувыркаться и мокнуть под дождём. В самом деле, давай подумаем о настоящем отдыхе, который не оставит нас в развалинах. Представь: ты спишь на удобной кровати с мягким матрасом, и не просто мучаешься до утра в ожидании рассвета, а высыпаешься по-настоящему, чувствуя себя отдохнувшей, а потом встаёшь, варишь свежий кофе с ароматом, выходишь на балкон, усаживаешься в плетёное кресло с подушками и любуешься, как солнце встаёт над морем, окрашивая воду в золото. Вот что такое отдых по-человечески, достойный нас после всех этих лет!
Говорят, вода точит камень, и Сергей, проявив редкое упорство, день за днём подтачивал её сомнения и принципы. Наконец Наталья сдалась, хотя внутри всё ещё ворочалось какое-то смятение, словно она шла против своей природы. И потянулись бесконечные поиски подходящего объекта – по цене, качеству, расположению, с просмотрами фото и обсуждениями вариантов за поздними чаепитиями. Наконец им подвернулся дом, от которого Сергей сразу пришёл в полный восторг, не скрывая эмоций, и схватил её за руку.
– Наташ, это же настоящее чудо какое-то, подарок свыше! – загорелся он, тыкая пальцем в экран компьютера и подпрыгивая на стуле от возбуждения. – Посмотри только на это великолепие, на все детали. Какие просторные комнаты с высокими потолками, а бассейн? Ты видела этот синий блеск? И зелени сколько вокруг, цветы просто глаз радуют своей пышностью. А терраса, Наташ, с прямым спуском к морю – от такого с ума можно сойти от восторга! Надо брать, не раздумывая ни секунды, пока этот идеальный вариант не уплыл к другим желающим. Срочно вноси задаток, пока не поздно, иначе пожалеем!
– Серёж, успокойся, пожалуйста, – мягко ответила Наталья, хотя и сама почувствовала лёгкий трепет от картинки, и положила ладонь на его плечо, чтобы унять. – Не всё так просто, нужно ещё раз всё проверить.
Она не переставала поражаться эмоциям мужа. С тех пор, как в их жизни появилось наследство тёти, а потом эта идея с домом, она просто перестала узнавать Сергея. Обычно он был сдержанным, рассудительным, да и скупым в расходах – это уж точно. А тут, стоило завести разговор о покупке, он преображался до неузнаваемости, становясь почти чужим.
– Наташ, ну уйдёт же этот дом от нас, упустим шанс! – торопил он, ерзая на стуле и глядя на неё умоляюще. – Представь, сколько народу на него глаз положит, такие варианты не висят долго.
– Не уйдёт, – спокойно отрезала она, хотя внутри шевельнулось беспокойство. – Дом продают мои знакомые, и они очень опасаются мошенников. Хотят найти покупателей только из проверенного круга, без всяких рисков и подвохов.
– А тут я подвернулась, как дура на блюдечке, – пошутила она, чтобы разрядить атмосферу, и улыбнулась уголком рта. – Так что не волнуйся, с продажей подождут, а мы ещё обдумаем всё как следует, взвесим за и против, чтобы не наделать ошибок.
– Да что тут думать-то, Наташ, и взвешивать нечего, всё ясно как день! – горячился Сергей, размахивая руками и повышая голос. – Брать надо, и точка. Брать немедленно, без лишних сомнений! Мы же всегда с тобой мечтали о нормальной жизни, помнишь наши разговоры по ночам о будущем? Ну вот, сейчас самое время воплощать эти мечты в реальность, шагать вперёд, пока не поздно!
Наталья смотрела на мужа и продолжала не узнавать его в этом суетливом, разгорячённом человеке, а потом, оставшись одна, много думала об этом, перебирая в памяти их совместные годы. Да, в одном Сергей был прав: они часто мечтали вместе все эти пятнадцать лет, именно вместе, плечом к плечу. И все их мечты были общими, понятными, одинаково близкими и для него, и для неё. А сейчас всё изменилось. Этот дом у моря со своими комнатами, террасой, цветами, балконами и тем самым спуском к воде, который так шокировал Сергея восторгом, – это, конечно, звучало заманчиво, но для Натальи было совершенно лишним. И почему-то казалось, что даже для самого Сергея это не так уж нужно на самом деле, несмотря на его уговоры, – как ни странно это звучало. Его аргументы, часто логичные и убедительные, тем не менее казались чужими, не его собственными. Словно он заучил чей-то текст и теперь повторял его механически, выдавая за свои мысли, а то и за их общие мечты. Наталья не могла отделаться от ощущения, что за этим стоит чья-то чужая воля, чужие желания, которые Сергей пытается навязать как их с ней. Да, до сих пор все их мечты и правда были общими, родными. Наталья вдруг задумалась о своей жизни, о всех тех годах, что прожила с Сергеем. Они познакомились в обстоятельствах, которые сложно назвать романтическими – в больнице, среди стонов и запаха лекарств. Наталья после окончания училища пришла работать в крупную городскую клинику, в отделение травматологии. Однажды, заступая на суточное дежурство, она заметила, что её коллега и подруга Мария в отвратительном настроении, с красными глазами.
– Что с тобой стряслось сегодня, Марин? – встревожилась Наталья, видя заплаканное лицо и останавливаясь у стойки. – Ты что, ревела только что в ординаторской?
– Да так, жалко одного новенького, сил нет, как жалко его положение, – пробормотала Мария, снова вытирая слёзы рукавом и шмыгая носом. – Молодой, симпатичный парень, а, наверное, больше не встанет на ноги. По крайней мере, тяжёлый он очень, я случайно услышала разговор заведующего с его лечащим врачом, и они не очень оптимистично говорили.
– И ты поэтому плачешь, как по близкому? – удивилась Наталья, качая головой. – Оленька, ты как вчера на работу вышла? Это что, первый тяжёлый больной за всю твою практику в этой больнице? Если мы будем над каждым рыдать, как над родным, кто тогда работать и лечить будет без эмоций?
– Ой, ты его увидишь – тоже загрустишь, обещаю тебе, не устоишь, – парировала обиженная Мария, выпрямляясь и вытирая лицо. – Кстати, он в твоей палате лежит сегодня. Вот, бери назначения и иди знакомиться, а я потом посмотрю, как наша железная леди отреагирует на такую историю.
Наталья ещё раз удивлённо глянула на подругу, которая обычно не была сентиментальной, пожала плечами и направилась к пациенту, вызвавшему такое сильное впечатление у Марии. К тому времени Наталья уже два года работала медсестрой и повидала немало больных. Перед ней непрерывно проходила вереница человеческих лиц с самыми разными выражениями: страхом, отчаянием, надеждой, недоверием и, главное, болью. Всё это она видела ежедневно, научилась прятать свои эмоции поглубже, чтобы руки не дрожали, сердце оставалось ровным, а мысли – ясными. Ей казалось, что ничто уже не способно её удивить, и тут она удивилась. Удивившись, даже испугалась, потому что такого отчаяния она ещё не встречала. Молодой тёмноволосый мужчина лежал на койке с ногами, закованными в гипс почти полностью, а его лицо... Первое впечатление обмануло. На нём не было отчаяния. На нём вообще ничего не было. Оно выглядело пустым, безжизненным, словно хозяин уже всё для себя решил, от всего отрёкся и просто дотягивает на земле отпущенный срок. Это было лицо человека, у которого больше ничего не осталось – даже искры надежды. В палате царила тишина, прерываемая только писком аппаратов, и Наталья на миг замерла в дверях, ощущая тяжесть момента.
– Здравствуйте, Сергей Викторович, – тихо произнесла Наталья, заглянув в карточку и подходя ближе к койке. – Как вы себя чувствуете сегодня, есть ли улучшения?
Ответом было молчание и опущенные под густыми ресницами веки. Невольно отметив про себя, что он мог бы быть довольно привлекательным, если бы не шрам, пересекающий правый висок и задевающий бровь, она глубоко вздохнула и продолжила, стараясь сохранять профессиональный тон, хотя внутри шевельнулось сочувствие.
– Знаете, Сергей, вам всё равно придётся обратить на меня внимание, иначе лечение не пойдёт как надо. Мне нужно измерить температуру, поставить капельницу и уточнить ваше самочувствие, чтобы правильно скорректировать назначения врача.
И снова – ни движения, ни слова, ни вздоха даже.
– Ну хорошо, лежите так, если упрётесь в свою молчаливость, придётся обойтись без вашего участия, – почти разозлилась она вдруг, разворачивая пакет с иглой. – Что за дела? Лежит себе, глаз не открывает, а я вокруг него вожусь, как прислуга, трачу время.
Обычный больничный хам и эгоист, замкнувшийся в своей беде. И чего эта Мария так расчувствовалась по его поводу? Потом, выслушав от коллег некоторые детали о пациенте, Наталья изменила мнение и искренне посочувствовала ему, хоть и не до слёз, как Мария, но от души, понимая глубину его потери.
Сергей Антонов, как выяснилось, был профессиональным хоккеистом, точнее, бывшим, потому что его травмы не оставляли шансов на возвращение в большой спорт.
– Жалко парня, очень жалко его талант, – делился Константин Викторович, врач-травматолог отделения, который всегда благоволил к расторопной Наталье и советовал ей идти в мединститут, отходя от стола после обхода. – Так вот, представляешь, Наташенька, он ведь был по-настоящему талантливым игроком с большим будущим. Мог бы стать звездой первой величины в лиге. Это я тебе как старый болельщик говорю, с многолетним стажем. У нас такого надёжного центрального защитника давно не было, он был как скала. Помню, как он на молодёжном чемпионате соперников на льду раскатывал без пощады. И не кого-нибудь, а самих канадцев, лучших в мире. А в основной сборной-то как развернулся, забивал и блокировал?
– Подожди, Константин Викторович, – прервала его Наталья, хмурясь и останавливаясь в коридоре. – Если он такая звезда хоккея, до сборной дошёл, почему его к нам в обычную больницу привезли, да ещё в наш провинциальный город, а не в их специализированный центр в столице с лучшим оборудованием?
– А потому, что как спортсмен он больше не интересен никому, понимаешь ли, Наташенька, – горько усмехнулся доктор, качая головой и опираясь на стену. – Нет больше такого хоккеиста Сергея Антонова. Умер он в тот миг, когда колени раздробило в аварии, прости Господи за слова. Для спорта он стёрт с доски полностью. А раз так, зачем он им там, в элите? Вот и выпихнули на родину, как ненужный груз, чтобы не тратиться. Вот что самое страшное для атлета в такой беде: прежняя жизнь кончается резко, а другой он и не знает с четырёх лет, когда встал на коньки. Плюс у него семьи нет, сирота он с детства. Команда годами была ему вместо семьи, родных людей. И теперь он как бы во второй раз осиротел, один на один с пустотой и болью.
Продолжение: