Кукушки. Глава 49
Савва прислушался, где-то там в лесу разговаривали два человека, голоса еле различимы шумный ветер, резвясь в деревьях мешал расслышать и движимый любопытством он двинулся вперёд. Так и есть, стоят голубчики, Феша да Илья, болтают меж собой, словно с одного поля ягоды. Девушка резко ответила собеседнику и взметнув подолом сарафана пошла прочь, а собеседник её ещё долго пялился вслед ней, стараясь рассмотреть мелькавший то тут, то там платок.
-Спелись, голубки, снюхались! -злорадно прошептал Савва, потирая от неожиданной радости ладони, уж де он расскажет старшему брату девки Никанору, как неподобающе она себя ведёт, устраивая тайные встречи в лесу, уж покажется ей небо с овчинку, когда всё откроется. Обращаться на прямую к Анфиму он не рискнул, знал, что тот за свою любимицу костьми ляжет, а вот старший сын его –другое дело. Он как будто и не у Костоламовых вырос, суров очень, сам традиции блюдёт, да и домочадцев подгоняет. Уж сколько раз схлестывались меж собой сын и отец, а тот ни на вершок не отступает, стоит на своём: вы, мол, тятя, рвения к молитвам не в полной мере проявляете, да и слабости разные домочадцам своим допускаете.
Пошто, Феше опять плат новый купили? У девки сундуки полнятся, а вы всё пестуете и пестуете свою кровиночку. При этом он был самым прижимистым в семье и копейку к копейке складывал. Жену свою держал в черном теле и пара, после женитьбы ни разу не посетила ни одни вечёрки в общине. Катюша была тихой, неприметной женой, которая цельными днями колготилась на хозяйстве, подчиняясь не только мужу, но и Устинье - большухе семьи. Более всех подружилась она с Фешей, которая всячески помогала золовке и утешала её после злого окрика мужа, заступалась за неё, не боясь, перед матерью.
Подойти к Никанору после службы Савва не решился, дождался его возвращения с поля и прямо у ворот, когда тот спешился, выложил новость о Феше и Илье. Тот нахмурили густые свои брови, сжал губы в гневе.
-Где говоришь ты видал сестрицу с иноверным?
-Так в Трошкиной рощице, аккурат на опушке, -подобострастно доложил Савва. Собеседник презрительно глянул в его худое лицо, с возрастом тот так и не вырос, не раздался в плечах, оставаясь заморышем и отличаясь от других кокушенцев мелким телосложением.
-Кому о том сказывал ещё? –грозно рыкнул брат Феши.
-Так никому боле, - зачастил Савва, увидев, как сжимаются кулачищи у его собеседника, токмо тебе одному и сказал!
-Смотри у меня, чтобы ни одна живая душа об том не знала, а не то почувствуешь, каков мой кулак на вкус!
-Что ты, Никанор Анфимович, как можно, такой позор, такой позор, - испугано залепетал Савва, который уже и сам был не рад, что затеял этот разговор. Он даже присел чуток, когда Никанор сердито взглянул на него напоследок и зашёл во двор. Парень облегченно выдохнул, радуясь, что закончился этот разговор и преисполненный радостью от свершившегося доноса поспешил домой.
Иным людям чужая боль за радость. Глядя на то, как страдает человек, они испытывают истинное наслаждение, не понимая, что жизнь штука коварная и развернувшись может вдарить тебя в сто раз больнее.
После вечерней молитвы, когда вся семья преклонила колени в родительском доме, Никанор решился начать разговор с отцом. Братья с женами разбрелись по своим избам, жена его умелась первой и в доме остались лишь Устинья, Анфим и Феша.
-Расскажи, как нам с отцом, девонька, чем ты сегодня занималась, какую работу робила? –спросил Фешу брат. Устинья тревожно вскинулась, чувствуя угрозу в его голосе и не дав дочери и слова сказать ответила ему сама:
-Как в поля вас проводили, так и не присели ни разу, мало ли работы по дому, али вы одни работаете?
-Не встревай, матушка, не кидайся орлицею, на защиту своего птенчика, который в собственное гнездо гадит, -осадил её Никанор и рукой остановил пытавшуюся что-то сказать сестру.
-Ты, матушка, да и ты тятя, мягки больно, словно тесто, а сестрица этим пользуется и за вашими спинами непотребством занимается! –громыхнул он, уже не в силах себя сдерживать.
- Это чем же, братец? – удивилась Феша, - или коровушку доить да портки стирать у нас непотребством называются? - хоть и боялась она брата, но виду не подала, упрямо вскинула подбородок, уперла руки в бока.
-Что в лесу пополудни делала? -взревел Никанор –отвечай!
-Шишки собирала!
-А с кем собирала?
-Как есть одна, правда испужал меня тут один, Илья с Воскресенской улицы, но я его живо отвадила, будет знать, как девушек в лесу пужать!
-О чём с ним речи вела? –продолжал допытывать Никанор, уже понимая, что Савва наплёл лишнего, но сдавать свои позиции не хотел. Разговор прервал Анфим, который до этого молча слушал их перепалку.
-Думаю, дочь не дала себя посрамить, -сказал он, -меня сейчас другое интересует, откуда ты узнал об энтом?
-Добрые люди донесли, -буркнул в ответ ему сын, постепенно успокаиваясь.
-Выходит чужим людям в тебе веры больше, нежели к сестрице, к родной своей крови? Так, так, а ежели добрые люди про меня худое скажут или про мать, ты что делать станешь?
-Добродельному человеку грязь не пристанет, а уж коли душок в нём имеется, тут уж не обессудь, тятя, всем общинникам расскажу про то, -огрызнулся на отца Никанор.
-Вот ведь как бывает, мать, все дети наши на одной воде и муке замешаны и начинки ровно всем одинаково положили, а гляди-ка, Устинья, пироги-то у нас тобой все разные получились. Кто румяный да духовитый, а кто, как сухарь черствый, да и корка, похоже горелая. Вот что я скажу тебе, сын ты раньше времени ляжками не перессыкай, не рвись, семьёй править, вот как немощным стану, хозяйство тебе передам, тогда и решать станешь! А пока вот что я вам всем скажу, тебе, Феша, епитимью нести сколь скажу, за то, что разговор с иноверным не прервала и зубатилась с ним стояла. Тебе, разлюбезная моя жена, молитв читать добавлю, за то, что дочь не воспитала, как надобно. А ты, Никанор, пост содержать будешь, за то, что веры в семью лишился, а я поясные и земные поклоны бить стану, чтобы простил Господь все прегрешения наши. А сейчас преклоним колени пред образом Господним, пусть вразумит нас и направит на путь истинный.
Строг и справедлив Анфим, нет в нем подлости человеческой, виновата дочь, пусть епитимья очистит её душу, отвадит даже от мысли о Илье. Не быть староверке женой иноверного, ни родители, ни община не допустит этого.
Наканор, после того, как пост его закончился, на том не успокоился и приблизил к себе Савву, по началу давал ему небольшие поручения потом начал посвящать в дела посерьезнее. Слаб душою оказался тот, отец силы в их доме не имел, всем заправляла Епифарья, крутя мужем и сыном по своему усмотрению. Внешне всё выглядело благопристойно, и вся деревня считала его отца главой семьи, но только он знал, как обстояли дела на самом деле. Хоть и была не раз бита мужем Епифарья, но меняться не желала, исподтишка да кусанет мужа. Вот и вырос Савва, как говорится без царя в голове, что та былинка в степи, куда ветер её клонит, туда и она склоняется. Мнения своего никогда не имел, полагался во всё на свою мать, потихоньку стравливая родителей с друг с другом и радуясь втихомолку их разладам. Невдомёк было недорослю, что только родители были его опорой, а не стань их и что с ним станет? От невсамделишной дружбы с Никанором он приосанился, плечи расправил, но как был недомылком, так им и остался, иным и своя обувь вечно жмёт, а чужая и вовсе не по ноге. Встречались они с Никанором за амбаром, последний морговал приглашать Савву в избу и здесь, захлебываясь собственными слюнями от возбуждения тот докладывал, кто и что в общине говорил да делал. Собеседник слушал его внимательно и от этого Саввы становилось ещё лучше он словно поднимался в собственных глазах, а Никанор делал мысленно себе заметочки, запоминая нужное. Обладая такими сведениями, он мог добиться многого и подмять общину под себя. Некоторым ничего иного и не нужно вовсе чем управлять другими людьми. Безобразный их союз давал свою плоды, общину качало, как худую лодку на волнах, гляди и того, что потонет. Дошли и до Кокушек столичные новшевства, как не прячься в своей раковине в океане, а от воды никуда не денешься. Прижимали молодежь старики, боясь дурного влияния извне, но росток завсегда пробьется к свету, хоть в подполе его оставь.
Занимаясь собственным возвеличиванием Никанор и вовсе выпустил из своего поля зрения сестру, а та, ощутив это с головой окунулась в первую свою любовь.
Всё чаще и чаще Илья начал встречаться девушке, словно нарошно искал случая. То у колодца подмигнет, то проходя мимо рукой помашет. Много ли молоденькой девице надо? Вот уж и румянец палит её щеки дыхание рвется и сердце стучит как бешенное. По капле, по капле, да и разлилась их любовь широким половодьем. И пусть видятся редко, но и взгляда порою достаточно, чтобы понять, что испытывает к тебе человек. Запрещали кокушенцы своим детям участвовать в игрищах, устраиваемых в Воскресенском околотке, но и взрослых не враз утащишь, как пойдут ряженные по улице или помчится тройка удалая с задорною песнею, взмывающей в небо. Вот и Феша не удержалась.
-Не боишься, что тятя узнает о том, что ты здесь? –задыхаясь от бега спросил Илья, увлекая её под стену сарая. Мимо просвистела тройка, осыпая влюбленных снежной крошкой.
-Минутка слишнилась, матушка по делу отправила, -ответила та, радостно глядя на любимого, -хоть одним глазком на тебя взглянуть.
-Эх, милая ты моя! Да будь на то моя воля день и ночь на тебя любовался, глаз бы с тебя не сводил! Помнишь, как тогда у реки осенью встретились? Феша кивнула, вспоминая тот день. Был он холодный, ветреный, мелкий сеянец зарядивший с ночи мигом превратил двор в жирную от грязи мяшу. Женщины рано поутру затеяли стирку, а Фешу отрядили к реке, полоскать бельё. Она не чувствовала рук, от студёной воды, когда, оскальзываясь на траве поднималась от реки по крутому склону и была весьма благодарна Илье, который, появившись внезапно, помог поднять ей тяжелую корзину и поставив её на траву.
-Спасибо, -поблагодарила она его, оглядываясь по сторонам не видит ли кто, но холодный дождь загнал под амбары даже собак.
-Надсядешься, -сердито сказал ей парень, -как детей наших носить будешь?
-Окстись, раньше небо упадет на землю, прежде чем я взамуж за тебя пойду!
-А так? – Илья притянул её к себе, сминая сопротивление девичьих рук, упершихся ему в грудь и поцеловал Фешу. Это был первый поцелуй девушки, от которого перехватило дыхание и высыпали мурашки на руках.
-Люба ты мне, хоть что со мной делай! Хочешь, сватов зашлю, разом поженимся! Тятя сказал, что примет нас, если венчаться в церкви станем!
-Да ты что, -отшатнулась от него девушка, -нельзя мне в храм грех это! Не простят меня никогда родители, а братец со свету сживет! Ищи ровню себе, а про меня забудь!
-Как же забыть, -Илья снова притянул её к себе, -когда каждую ночь во сне тебя вижу. Сколь лет о тебе думаю, жизни без тебя нет! Он поцеловал Фешу и казалось даже дождь замер на это время от удивления. Целовалась у реки парочка - гусь да гагарочка, птицы из разных стай. Под одним небом они летают, а гнезда по раздельности вьют.
С тех пор нет-нет да украдкой встречались влюбленные, стремясь хоть рукой, да коснуться друг друга. Уговаривал парень схорониться Феше в их доме да обвенчаться в православном храме, а после уехать из Кокушек в Тобольск, чтобы там, вдали от общины, начать свою новую жизнь.
-Решилась? –спросил раскрасневшуюся от мороза девушку, прижимая её к стене сарая и укрывая её спиной от любопытных прохожих.
-Да! –ответила она, глядя в ставшие родными глаза, -матушку только жалко, как они тут без меня?
-Как успокоятся, вернемся, - Илья обернулся на смех проходивших мимо парней и прикрикнул на них:
-Чего встали? Шагайте куда шли! Савва, идущий меж ними, вытаращил от удивления глаза, увидев за Ильей Фешу.
-Это что же получается? Негодная девка с иноверным у сарая обжимается, а Никанор-то поди ни ухом, ни слухом? Он оставил компанию и не заметивших его Фешу и Илью и загребая ногами снег быстрёхонько побежал к дому Никанора.
Продолжение следует...
Моя "Аннушка" на Литрес и на ЛИТМАРКЕТЕ
"Ветер перемен" (продолжение "Аннушки") на Литрес и на ЛИТМАРКЕТЕ
Читайте с удовольствием!
Здесь вы можете поддержать меня, пока я ищу работу- ДОНАТЫ