Февральский вечер выдался промозглым. Я тащилась с работы, думая только о горячем чае и тёплых тапочках. В подъезде пахло кошками и чьей-то капустой — обычный запах нашей девятиэтажки. Почтовый ящик открылся со скрипом. Реклама, квитанции... и жёлтый конверт.
Мировой суд. Эти два слова ударили под дых. Руки задрожали, когда рвала бумагу. Исковое заявление. Истец — Светлана Петровна Кузнецова. Это я. Ответчик — Юрий Михайлович Кузнецов. Мой бывший муж.
Читаю требования и ничего не понимаю. Взыскать алименты на содержание? Какие алименты, если сыну двадцать восемь лет? Признать право на долю в квартире? Но квартира моя, родительская ещё...
Села прямо на ступеньки. Соседка с третьего этажа прошла мимо, покосилась — наверное, подумала, выпила. А у меня в голове каша. Может, я правда что-то подписывала? После развода столько бумаг было... Нет, не помню такого.
Поднялась домой на ватных ногах. Юрка сидел на кухне, пил мой чай из моей любимой кружки с котиками. После развода он так и остался прописан — некуда было деваться, да и сын просил не выгонять отца.
— Привет, — буркнул он, не отрываясь от телефона. — Суп в холодильнике, я разогревал.
Положила конверт на стол. Он глянул мельком и снова уткнулся в экран.
— Юр, это что?
— А, повестка пришла? Ну вот, быстро работают. Не переживай, всё нормально будет.
— В смысле нормально? Я подаю на тебя в суд? Я?!
Он пожал плечами, отхлебнул чай:
— Света, ну мы же договаривались. Для галочки всё. Потом заберёшь заявление.
Договаривались? Когда? О чём? В висках застучало. Хотелось закричать, но голос пропал. Просто стояла и смотрела, как он спокойно доедает мой ужин, в моей кухне, обсуждая мой иск, о котором я впервые слышу.
Два листа вместо одного
Ночь прошла без сна. Перерыла все документы в доме. В старой папке с надписью "Важное" нашла ту самую доверенность. Неделю назад Юрка попросил сходить к нотариусу — якобы для перерасчёта коммуналки нужна была моя подпись.
— Свет, ну ты же знаешь, какая я канитель с этими управляющими компаниями, — говорил он тогда. — Просто доверенность на представление интересов. Один листок, пять минут.
Помню, как сидела в душной нотариальной конторе. Юрист что-то быстро читала, я кивала — думала только о том, что опаздываю на работу. Подписала не глядя. Теперь вижу — подпись стоит на двух листах. А между ними...
Руки тряслись, когда читала мелкий шрифт. "Доверяю представлять мои интересы во всех судебных инстанциях, подавать исковые заявления от моего имени, получать исполнительные листы..."
Господи, какая же я дура. Сорок восемь лет прожила, а наивная как девочка. Верила, что после развода мы остались... ну не друзьями, но нормальными людьми. Ради сына старалась не скандалить, не выяснять отношения.
Утром позвонила подруге Ленке. Она всегда знает, что делать.
— Лен, я, кажется, влипла...
— Давай без паники. Записывай телефон — Ольга Сергеевна, хороший юрист. Она Маринке помогла с наследством, помнишь?
Набирала номер дрожащими пальцами. Голос у Ольги оказался спокойный, деловой:
— Можете сегодня подъехать? Часика в три?
До трёх оставалось четыре часа. Я металась по квартире, собирала документы, потом рассыпала, снова собирала. Юрка ушёл рано — якобы на работу. Хотя какая работа, если он уже полгода "ищет себя".
В зеркале прихожей увидела бледную женщину с потухшими глазами. Это я? Когда успела так постареть? Накрасилась, надела лучшую блузку. Зачем — сама не знаю. Наверное, хотелось выглядеть не жертвой, а человеком.
Чужая подпись
Кабинет юриста оказался крошечным — стол, два стула и потрёпанный диван, заваленный папками. На стене — диплом и фотография женщины с двумя детьми на море. Ольга Сергеевна выглядела уставшей, но взгляд был острый, внимательный.
— Рассказывайте всё с самого начала. Не торопитесь.
Говорила сбивчиво, путалась. Она слушала молча, иногда что-то помечала в блокноте. Потом взяла документы, долго изучала через очки в тонкой оправе.
— Так... Доверенность. Исковое заявление. Подпись... Стоп.
Резко встала, подошла к окну. Повертела бумагу против света.
— Светлана Петровна, а вы помните, как расписывались у нотариуса?
— Ну... обычно. Как всегда пишу.
— Покажите.
Дала мне чистый лист. Я написала свою подпись несколько раз. Ольга положила рядом исковое заявление. Даже мне стало видно — подписи разные. Не сильно, но... завиток не так идёт, нажим другой.
— Это подделка, — сказала она тихо. — Ваш бывший муж подделал вашу подпись на исковом заявлении. Доверенность настоящая, но он превысил полномочия. Это мошенничество.
В животе всё сжалось. Мошенничество. Юрка. Человек, с которым прожила двадцать лет, отец моего сына...
— Что он хотел?
— Судя по требованиям... Признать вас нуждающейся в содержании, а потом через суд вселиться в квартиру как лицо, обязанное вас содержать. Хитрая схема. Видимо, консультировался с кем-то.
Смотрела на неё и не могла поверить. Всё это время, пока он ел мои супы, смотрел телевизор на моём диване, улыбался сыну... он строил план, как меня обмануть?
— Что делать? — голос сел, еле выдавила из себя.
— Бороться. Завтра идём к нотариусу, отзываем доверенность. Потом — экспертиза подписи. И встречный иск о признании сделки недействительной. Не бойтесь, мы справимся.
Вышла от неё другим человеком. Злым человеком. Впервые за много лет почувствовала не страх и растерянность, а ярость. Чистую, холодную ярость.
День истины
Зал суда оказался меньше, чем я представляла. Четыре ряда скамеек, стол судьи, российский флаг на стене. Юрка сидел справа, в своём единственном приличном костюме. Даже побрился — старался выглядеть респектабельно.
Судья — женщина лет пятидесяти с усталым лицом — листала дело. Читала вполголоса, иногда хмурилась. Я сжимала в руках папку с документами. Ольга сидела рядом, спокойная как скала.
— Итак, гражданка Кузнецова, вы подтверждаете исковые требования?
Юрка встал, расправил плечи:
— Ваша честь, моя бывшая супруга находится в тяжёлом материальном положении. Я готов её содержать, но для этого мне необходимо проживать в квартире...
— Я спрашиваю истца, — перебила судья.
Встала. Ноги подкашивались, но голос неожиданно окреп:
— Я не подавала этот иск. Моя подпись подделана.
В зале повисла тишина. Юрка открыл рот, закрыл. Первый раз видела его таким растерянным.
— Есть доказательства? — судья подалась вперёд.
Ольга передала заключение эксперта. Три страницы убористого текста, графики, увеличенные фрагменты подписей.
— Вывод однозначный, — сказала Ольга. — Подпись на исковом заявлении не принадлежит Светлане Петровне. Более того, есть основания полагать, что ответчик злоупотребил доверенностью, которая была выдана для иных целей.
Юрка вскочил:
— Это абсурд! Света, ну скажи им! Мы же договаривались!
— О чём договаривались, Юра? — повернулась к нему. — О том, что ты подделаешь мою подпись? Что попытаешься отнять квартиру?
— Я... я хотел как лучше! Для семьи!
— Какой семьи? Мы три года в разводе!
Судья стукнула молотком:
— Тише! Ответчик, у вас есть возражения по экспертизе?
Он молчал. Просто стоял и смотрел в пол. В этот момент я его почти пожалела. Почти.
Приговор реальности
Судья читала решение монотонным голосом. Каждое слово било как молот.
— Установлено, что подпись истца на исковом заявлении не соответствует образцам... Экспертиза признана достоверной... Действия ответчика содержат признаки мошенничества...
Юрка сидел ссутулившись. Костюм вдруг стал ему велик, или он сам съёжился. Не знаю.
— Исковое заявление оставить без рассмотрения. Материалы дела направить в правоохранительные органы для решения вопроса о возбуждении уголовного дела.
Уголовного дела. Эти слова повисли в воздухе. Я ждала радости, triumph, чувства справедливости. Но было только пусто. Как после похорон — когда всё закончилось, а жить дальше надо.
Юрка встал, пошёл к выходу. У двери обернулся:
— Ты пожалеешь, Света. Сын тебе этого не простит.
— Сын уже всё знает, — ответила тихо. — Он сам посоветовал мне юриста.
Это была правда. Вчера Димка приехал, выслушал всё молча. Потом обнял:
— Мам, я давно знал, что отец... такой. Просто надеялся, что с тобой он будет человеком.
Вышли из суда под мелкий дождь. Ольга раскрыла зонт:
— Ну что, отметим?
— Что тут отмечать?
— Победу. Вы отстояли своё право. Не каждая женщина на это способна.
Покачала головой. Какая победа? Двадцать лет жизни оказались ложью. Человек, которому доверяла, предал ради квадратных метров.
— Знаете, — сказала Ольга, — у меня есть предложение. В нашем центре помощи нужен консультант. Работать с женщинами, попавшими в похожие ситуации. Зарплата небольшая, но...
— Я подумаю, — перебила её.
Но уже знала, что соглашусь.
Другая жизнь
Прошло три месяца. Сижу в небольшом кабинете общественной приёмной. Напротив — Валентина Ивановна, седая женщина с испуганными глазами. История как под копирку — муж оформил кредит по поддельной доверенности.
— Не бойтесь, — говорю спокойно. — Сейчас разберёмся. Покажите документы.
Она достаёт помятые бумаги дрожащими руками. Узнаю себя три месяца назад — тот же страх, та же растерянность.
— Знаете, со мной была похожая история...
Рассказываю. Она слушает, постепенно расправляет плечи. Когда понимает, что не одна такая — становится смелее.
— Значит, можно бороться?
— Нужно. Запишите телефон юриста...
На столе — фотография Димки с невестой. Женятся летом, уже приглашение прислали. Юрку не позвали — сын сам так решил. Говорит, не может простить предательство.
А я простила. Не его — себя. За доверчивость, за слепоту, за годы терпения. Простила и отпустила.
Вечером возвращаюсь в пустую квартиру. Юрка съехал сразу после суда — сняял комнату где-то на окраине. Иногда встречаемся в магазине, киваем друг другу. Чужие люди.
Завариваю чай в той самой кружке с котиками. Сажусь у окна. За стеклом — майский вечер, цветущие яблони во дворе. Красиво.
Звонит телефон. Ольга:
— Света, завтра к нам придёт женщина со сложным случаем. Справишься?
— Справлюсь.
И это правда. Теперь я точно знаю — справлюсь. Потому что прошла через ад подделанной подписи и вышла с другой стороны. Не сломанной — закалённой.
Смотрю на своё отражение в тёмном окне. Морщинки в уголках глаз, седина в волосах. Но взгляд — живой. Впервые за много лет — по-настоящему живой.
Это моя новая жизнь. В которой я больше не жертва. В которой я — Светлана Петровна Кузнецова, женщина, умеющая защищать себя и других. И знаете что? Мне это нравится.