Тишину ее новой, еще пахнущей краской съемной однушки на окраине Нижнего Новгорода разорвал телефонный звонок. Ольга вздрогнула. За месяц, прошедший с момента, как дверь за ее прошлой жизнью захлопнулась, она почти привыкла к этой оглушительной, звенящей пустоте. Она даже научилась находить в ней подобие покоя. Но звонки из того, прошлого мира все еще били наотмашь, как шальная пуля. На экране высветилось «Тамара Григорьевна». Свекровь. Бывшая.
Сердце ухнуло куда-то в район холодных тапочек. Ольга смотрела на экран, загипнотизированная. Десять лет она отвечала на этот звонок с неизменной, почтительной готовностью. Десять лет ее жизнь была подчинена невидимому расписанию, в котором дела и желания Тамары Григорьевны всегда стояли на первом месте. Отвезти на дачу, забрать с дачи, съездить за редким лекарством на другой конец города, выслушать двухчасовую тираду о неблагодарных соседях, выбрать обои, пересадить герань. Она была не просто невесткой. Она была бесплатным личным ассистентом, водителем, психологом и сиделкой. И всё это под соусом снисходительного одобрения: «Ну, Оленька, ты же у нас молодец, не то что некоторые».
Она нажала на зеленую кнопку.
– Слушаю вас, Тамара Григорьевна.
– Оля, – голос в трубке был холоден, как декабрьский ветер на стрелке Волги и Оки. Никаких «Оленька». – Я не буду ходить вокруг да около. Ты съехала, вещи свои забрала. Теперь будь добра вернуть то, что тебе не принадлежит.
Ольга молчала, пытаясь осознать смысл сказанного. Кажется, она забрала только свою одежду, книги и старенькую швейную машинку матери.
– Я не совсем понимаю, о чем вы, – медленно проговорила она.
– Не прикидывайся дурочкой! – рявкнула трубка. – Подарки моего сына. Золото, что он тебе дарил. Колье на сорокапятилетие, серьги с топазами. Шубу норковую, в конце концов! Дима на это горбатился, зарабатывал. Это деньги нашей семьи. А ты теперь кто? Никто. Чужой человек. Так что собери все в коробочку и завези. Или Дима сам заедет.
В ушах зашумело, будто в них разом вылили ведро ледяной воды. Она села на единственный стул, стоявший посреди комнаты. Перед глазами поплыли картинки. Вот Дима, еще любящий, или казавшийся таким, надевает ей на шею то самое колье в ресторане. Ее сорок пять. Она светится от счастья. А за соседним столиком уже сидит она, его будущая «новая жизнь» – двадцатисемилетняя фитнес-тренер с хищной улыбкой, и Дима украдкой ловит ее взгляд. Ольга тогда ничего не поняла. Поняла позже, когда нашла в кармане его пиджака чек из ювелирного магазина на второе, точно такое же колье.
Вот он дарит ей шубу. «Носи, моя королева!» А через неделю она узнает, что он взял огромный кредит на «развитие бизнеса», который на самом деле был первым взносом за ипотеку их будущего с любовницей гнездышка. Каждый подарок был ложью. Каждое ласковое слово – прикрытием. И вот теперь его мать, эта монументальная женщина, похожая на памятник самой себе, требует вернуть реквизит из спектакля, который они так долго и цинично разыгрывали перед ней.
– Тамара Григорьевна, – голос Ольги дрогнул, но не от слез, а от подступающей холодной, кристаллической ярости. – Эти вещи были мне подарены. Подарки не возвращают.
– Это когда муж и жена живут вместе! А когда жена выставляет мужа за дверь, она теряет все права! Ты оставила моего мальчика ни с чем!
«Ни с чем?» – мысленно усмехнулась Ольга. Она оставила его в их общей трехкомнатной квартире в центре города, с его процветающим автосервисом, который они когда-то начинали вместе, вложив деньги от продажи ее бабушкиной дачи. Она ушла с двумя чемоданами и библиотечной зарплатой в тридцать тысяч рублей.
– Я подумаю, что можно сделать, – сухо сказала она и нажала отбой.
Она сидела неподвижно минут десять. Мир сузился до гудков в ее голове. Не было ни обиды, ни желания плакать. Было ощущение, будто ее окунули в грязь, а потом потребовали за это заплатить. Она встала, подошла к окну. Внизу, во дворе, дети играли в мяч, старушки сидели на лавочках. Обычная, нормальная жизнь, которая, как ей казалось, у нее тоже была. А оказалось – искусная подделка.
Ее рука сама потянулась к телефону. Один звонок. Единственному человеку, который поймет.
– Ирка, привет.
– Оль, ты чего такая? Голос как из склепа, – тут же отреагировала подруга.
Ирина была ее полной противоположностью. Резкая, шумная, владелица небольшой парикмахерской, дважды разведенная и абсолютно не верящая в «жили долго и счастливо».
Ольга, сбиваясь, пересказала разговор. В трубке повисла тишина, а потом Ирина разразилась таким отборным, витиеватым матом, что Ольга невольно отодвинула телефон от уха.
– Да они охренели там вконец! – наконец перешла на цензурную лексику Ира. – Эта старая калоша совсем берега попутала? Подарки ей верни! А она тебе молодость вернет? Нервы? Здоровье, которое ты на нее и ее сыночка потратила?
– Ир, ну что я сделаю…
– Что-что! – завелась подруга. – Счет ей выставь! Посчитай все до копеечки! Десять лет ты на них ишачила! Как кухарка, как уборщица, как сиделка для нее! Посчитай, сколько стоят услуги домработницы в Нижнем! А водителя! А психолога! Сложи все, вычти стоимость ее побрякушек и отправь ей остаток! Пусть подавится!
Ольга сначала фыркнула. Бред какой-то. Но Ирка не унималась.
– Ты не смейся! Ты сядь и посчитай. Просто для себя. Чтобы понять, сколько ты стоишь. А то они тебя в ноль оценили, а ты и уши развесила.
Она повесила трубку, но слова подруги застряли в голове, как заноза. «Счет». Это было так дико, так не в ее стиле. Она, Ольга Петровна, заведующая отделом редких книг в университетской библиотеке, тихая, интеллигентная женщина, будет считать, сколько раз она помыла пол и сварила борщ?
Ночью она не спала. Слова Тамары Григорьевны – «Ты теперь никто» – звучали набатом. Она встала, включила настольную лампу. Из ящика стола достала толстую бухгалтерскую книгу, которую когда-то купила, чтобы вести учет расходов, но так и не начала. Раскрыла на первой странице. Рука с ручкой задрожала, но она заставила себя сделать первую запись.
«Счет за оказанные услуги за период с 15 мая 2013 года по 15 мая 2023 года. Заказчик: семья Романовых в лице Романовой Тамары Григорьевны и Романова Дмитрия Владимировича. Исполнитель: Романова Ольга Петровна».
Сердце забилось чаще. Это было похоже на объявление войны. Ее личной, тихой войны за собственное достоинство.
Первым пунктом шло: «Услуги по ведению домашнего хозяйства». Она прикинула. Ежедневная готовка – минимум 2 часа. Уборка, стирка, глажка – еще около 2 часов в день в среднем. Итого 4 часа в день. В неделю – 28 часов. В месяц – 112. В год – 1344. За 10 лет – 13 440 часов. Она открыла в интернете сайт по поиску персонала. Средняя ставка домработницы в их городе – 350 рублей в час. Она умножила. Получилось 4 704 000 рублей. Цифра была настолько абсурдной, что она рассмеялась. Тихий, истерический смешок в ночной тишине.
Второй пункт: «Услуги персонального водителя и компаньона для Романовой Т.Г.». Она вспомнила бесконечные поездки на дачу и обратно, по врачам, по магазинам. В среднем, два раза в неделю. Это минимум 4 часа. 16 часов в месяц. 192 часа в год. 1920 часов за 10 лет. Услуги водителя с личным автомобилем (она ведь возила на своей машине, которую ей купили родители) – 500 рублей в час. 960 000 рублей.
Третий пункт дался ей тяжелее всего. Она назвала его «Компенсация упущенной выгоды». Она вспомнила, как на третьем году брака, когда Димин бизнес только становился на ноги, ей пришлось уйти из аспирантуры. Она писала диссертацию по истории книгопечатания в Нижнем Новгороде. Ее научный руководитель прочил ей блестящее будущее. Но Дима сказал: «Оль, ну какая диссертация? Мне нужна помощь. Ты же видишь, я зашиваюсь. Будешь вести бухгалтерию, с документами помогать. А потом, когда раскрутимся, вернешься к своим книжкам». Она поверила. Помогла. Вела всю «черную» и «белую» бухгалтерию, разбиралась с налоговой, общалась с поставщиками. Бизнес раскрутился. А потом началось: «Оль, ну сейчас не до этого, давай дачу достроим», «Маме надо помочь», «Да куда тебе в твоем возрасте уже в науку лезть? Сиди дома, ты же у меня жена». Она так и не вернулась. Как оценить несложившуюся карьеру? Ненаписанную книгу? Несбывшуюся мечту? Она не смогла поставить здесь цифру. Она просто написала: «Один недописанный черновик диссертации. Одна украденная мечта. Бесценно».
Она писала до утра. Включала туда все: ночные бдения у постели больной свекрови, организацию ее юбилея «под ключ», ежегодную консервацию овощей с дачи в промышленных масштабах (помидоры Дима любил, а вот полоть грядки – нет). Получался не счет, а летопись ее рабства. Унизительная и отрезвляющая. Под конец она вывела итоговую сумму, без учета «бесценного» пункта. Вышло что-то около шести с половиной миллионов рублей.
Затем она открыла шкатулку. Вот оно, «богатство». Колье, серьги, пара колец. Шуба висела в чехле. Она нашла чеки, которые предусмотрительно сохранила. Общая стоимость подарков – около 700 тысяч рублей. Она вычла эту сумму из общего итога. В графе «К оплате» она аккуратным почерком библиотекаря вывела: «5 800 000 (пять миллионов восемьсот тысяч) рублей». И внизу приписала: «Срок оплаты – 10 рабочих дней. В случае неуплаты оставляю за собой право обратиться в суд для взыскания задолженности за неофициальную трудовую деятельность и упущенную выгоду». Это была чистой воды блеф, но звучало солидно.
Утром, не выспавшаяся, с темными кругами под глазами, но с какой-то новой, стальной решимостью, она не стала звонить. Она оделась в свой самый строгий костюм, который носила на научные конференции в той, другой жизни, распечатала «счет» на хорошей плотной бумаге, положила его в папку и поехала по старому адресу. Не к Диме. К ней.
Тамара Григорьевна открыла дверь сама. В домашнем халате, с выражением брезгливого превосходства на лице.
– А, явилась. Привезла? – она обвела Ольгу оценивающим взглядом.
– Привезла, – спокойно ответила Ольга. – Вот, возьмите.
Она протянула ей папку.
Свекровь недоуменно взяла ее, открыла. Ее глаза пробежались по первой строчке. Брови поползли на лоб.
– Что это? Что это за цирк? – прошипела она.
– Это не цирк, Тамара Григорьевна. Это бухгалтерия. Вы просили вернуть то, что принадлежит вашей семье. Я посчитала. Там детальный расчет за десять лет моего служения вашей семье. Я даже сделала скидку, вычла стоимость подарков, как вы и просили. Остаток – за вами.
Тамара Григорьевна побагровела. Ее пухлые пальцы сжимали лист бумаги так, что он хрустел.
– Ты… ты в своем уме? Какое служение? Ты была женой моего сына! Это твой долг!
– Мой долг был любить и быть любимой, строить семью на основе уважения и доверия, – голос Ольги не дрожал. Она смотрела прямо в глаза бывшей свекрови. – А я десять лет работала на вас бесплатно. Вы же сами сказали, я вам теперь «никто». А раз так, то наши отношения переводятся в товарно-денежные. Оплатите счет, и мы в расчете.
– Ах ты… – свекровь задохнулась от возмущения, – аферистка! Я Диме позвоню! Он с тобой разберется!
– Конечно, позвоните, – кивнула Ольга. – Ему тоже будет полезно ознакомиться с документом. Всего доброго.
Она развернулась и пошла к лифту, чувствуя спиной испепеляющий взгляд. Ноги были ватными, но спину она держала прямо. Впервые за долгие годы она чувствовала не унижение, а какую-то злую, пьянящую свободу.
Телефон зазвонил через пятнадцать минут. Дмитрий.
– Оля, ты что творишь?! – заорал он в трубку без всяких предисловий. – Ты мать до инфаркта довести решила?! Что это за бумажки ты ей подсунула?
– Это не бумажки, Дима. Это счет за мою работу.
– Какую, к черту, работу?! Ты с ума сошла на старости лет? Тебе лечиться надо!
«На старости лет». Эта фраза, которую он так часто повторял в последние годы их совместной жизни, больше не ранила. Она вызывала лишь холодное презрение.
– Я в полном порядке, Дима. В отличие от твоей совести. Я просто посчитала, во сколько вам обошлась моя жизнь. Судя по реакции, вы считали, что она бесплатная. Вы ошиблись.
– Ты хоть понимаешь, какой бред ты несешь? Какой суд? Тебя на смех поднимут!
– Может, и поднимут, – спокойно согласилась Ольга. – А может, и нет. Зато сколько интересного узнают о твоем «честном» бизнесе. Я ведь всю твою бухгалтерию вела, помнишь? Все серые схемы, все откаты. Память у меня, знаешь ли, профессиональная, хорошая. Все папочки, все счета у меня в голове. Так что давай так: я забываю про этот счет, а вы с мамой забываете про мое существование. И про подарки. Идет?
В трубке повисла тяжелая тишина. Ольга слышала, как он дышит. Он-то прекрасно знал, что она не блефует. Она действительно помнила все.
– Ты… – прошипел он. – Я тебя не узнаю.
– А ты меня никогда и не знал, Дима, – сказала она и повесила трубку.
Больше они не звонили.
Следующие полгода были похожи на медленное возвращение к себе. Ольга с головой ушла в работу. Она разобрала завалы в архиве, нашла уникальные документы по истории города. Ее начальник, пожилой интеллигентный профессор, предложил ей вернуться к идее диссертации.
– Ольга Петровна, у вас же талант исследователя! Не зарывайте его в землю!
И она начала. По вечерам, в своей тихой квартирке, она сидела над старыми книгами и рукописями, и это было лучше любой психотерапии. Она чувствовала, как возвращается к себе настоящей – той, какой была до брака, до «служения», до предательства.
Однажды, работая в городском архиве, она разговорилась с одним из сотрудников. Его звали Андрей, он был историком-краеведом, мужчиной чуть старше ее, с умными, усталыми глазами и тихой, спокойной улыбкой. Они начали обсуждать какой-то спорный документ, и оказалось, что их интересы во многом совпадают. Он, как и она, пережил развод, только давно и без таких драматических спецэффектов. Они стали иногда пить кофе после работы, гулять по набережной, говоря о вещах, которые, как думала Ольга, уже никому, кроме нее, не были интересны: о купеческих династиях, о старинной архитектуре, о судьбах забытых нижегородских поэтов.
В один из таких вечеров они сидели в маленьком кафе с видом на Кремль.
– Знаешь, Оля, – сказал Андрей, помешивая ложечкой чай, – я много лет думал, что самое страшное в жизни – это одиночество. А потом понял, что самое страшное – это быть одиноким вдвоем. Когда ты живешь с человеком, который тебя не видит и не слышит. Это как быть призраком в собственном доме.
Ольга посмотрела на него и впервые за долгое время почувствовала не отголосок прошлой боли, а теплое, живое чувство узнавания. Он понимал. Он говорил на ее языке.
В субботу утром она проснулась от запаха кофе. Впервые за много лет она сварила его не по обязанности, а для удовольствия. Она сидела на своей маленькой кухне, смотрела, как солнце играет на чистом стекле, и чувствовала себя абсолютно счастливой. Той самой тихой, спокойной разновидностью счастья, которую не купишь ни за какие шубы и колье.
На телефон пришло сообщение. От сына. Он учился в Москве и тяжело переживал их развод. «Мам, привет. Я тут с отцом говорил. И с бабушкой. В общем… я просто хотел сказать, что я тобой горжусь. Очень».
Ольга улыбнулась сквозь навернувшиеся слезы. Это было важнее всех счетов и всех побед.
Тут же пришло второе сообщение. От Андрея.
«Ольга, я тут нашел в архиве потрясающую карту нашего города начала 19-го века. Абсолютный раритет. Не хотите взглянуть за чашкой чая сегодня? Можем потом по этим улочкам прогуляться, посмотреть, что осталось».
Она посмотрела в окно. Город жил своей жизнью. Разводили мосты, спешили по делам люди, плыли по Волге теплоходы. Ее личный мост с прошлым был сожжен дотла. А впереди, на неизведанной карте ее новой жизни, уже был отмечен новый, интересный маршрут. И она была готова отправиться в путь. Не торопясь. С достоинством. И с ощущением, что ее настоящая стоимость не измеряется ни в рублях, ни в каратах. Она бесценна.
Рекомендую к прочтению: