- Когда я вырасту большая. Глава 10.
Земля была мёрзлой, тёмно-коричневой. По краям тропы застыли впечатавшиеся следы коровьих копыт и маленьких козьих копытец. Поля вокруг были голыми, между земляных комьев то и дело виднелась бледно-жёлтая солома стерни. Солнце лениво проглядывало между серых туч, чтобы через несколько секунд спрятаться снова.
Савелий торопился. Ему казалось, что чем быстрее Настя появится в их доме со своей медицинской сумкой, тем быстрее поправится баба Глаша. Но в глубине души парень знал, что ни от фельдшера, ни от него самого уже ничего не зависит. При взгляде на бабулю хотелось обнять её, пожалеть, поделиться своим теплом, ведь её тепло и силы таяли на глазах. Завидев спуск к мосткам через ручей, по которому он уже водил однажды Настю, Сава было остановился. Всё казалось бессмысленным: торопиться туда, потом торопиться обратно.
- Всё равно конец один, - сказал он себе, и поднял голову к небу. Ему почудилось, что это и не облака вовсе плывут, а много-много человеческих душ, покинувших землю. И пока он бежит за фельдшером, одной душой там, высоко, станет больше. - А вдруг мама просто боится? И послала его за Настей из страха, чтобы не спрашивать себя, всё ли она сделала для бабы Глаши, что смогла?
И Сава побежал вперёд, загадав, что если они с Настей успеют, то бабушка проживёт ещё целый год.
Ручей покрылся слюдовой корочкой льда, под которой булькала, перетекая по синим камням, прозрачная вода. Облысевшие ивы и берёзы качали длинными ветвями, и шум этот был таким же прозрачным, как тонкий осенний ледок под ними.
Насти дома не было, но из банной трубы шёл дымок, и нехотя стлался по замшелой крыше. Савелий, кашлянув, с силой ударил в дверь, прежде чем отворил её.
- Хозяйка? - спросил он, сгибаясь перед низкой дверью.
- Здравствуйте, - ещё не успев увидеть парня, ответила женщина. Её слабые руки выкручивали пододеяльник в мелкий синий цветочек так старательно, что даже спина выгнулась наружу.
Савелий тут же сполоснул руки в тазу, закатал рукава до локтя и взял пододеяльник:
- Баб Глаша совсем плохая, меня мать послала. Вы идите, собирайтесь, я пока бельё выжму. Не то до Нового года просохнет, - прозрачная вода лилась обратно в таз с чистого белья.
Настя остановилась в нерешительности:
- Там ещё другое бельё есть, - она показала рукой на маленький тазик, где белело и розовело что-то маленькое, с тесёмочками и лямками.
- Другое не буду, не бойтесь, только это, - для убедительности парень повернулся спиной к тому, на что так сильно вдруг захотелось посмотреть. - Давайте быстрее, бабуля плохая, говорю же Вам! - пара наволочек, скрученная в длинный жгут, жалобно треснула.
Фельдшер торопливо вытерла руки о полотенце, висевшее на ржавом гвозде у двери, и побежала в дом. Саша сидела на полу, на расстеленном одеяле. Кукла и медведь беседовали о том, что будет завтра в садике на обед, и что на полдник: молоко или кисель. Медведь, само собой, старательно басил, для чего девочке приходилось извлекать низкие грудные звуки, прижимая подбородок к самой груди. Кукла Маня говорила тоненько, напевно, и в это время Сашенька поднимала головку и старательно вытягивала губы. Рядом стоял пластиковый сервиз и лежала пара чайных ложек, позаимствованных из посудного шкафа.
Настя мельком взглянула на дочь:
- Саша, у меня вызов, бабушка в соседней деревне заболела. Я побегу, и постараюсь недолго. Ты не скучай здесь. Сейчас чайку тебе налью, - женщина плеснула кипячёной воды из чайника в небольшую кружку, добавила заварки и быстро насыпала пару ложек песку из сахарницы с блестящими краями.
- Мамочка, возьми меня с собой, - Сашенька держала медведя перед собой, крепко обнимая. - тётя Клава говорит, что ты меня совсем забросила...
Настя быстро стащила кофту вместе с футболкой через голову, протёрла этим комом подмышки и живот, и натянула бордовую водолазку, висевшую на спинке стула.
- Я тебя не забросила, просто бабули и дедули часто болеют. Ты вырастешь, и сама всё поймёшь, доченька, - она погладила медведя по курчавой коричневой голове и взглянула в пуговицы глаз:
- Береги Сашеньку!
Затем поцеловала девочку в лоб:
- Я побежала, буду через час, договорились?
Саша проследила глазами за взглядом матери. Кукушка, что однажды вылезла из домика и не смогла забраться обратно, сидела, жалобно свесив крылья. Часы теперь работали без неё, по-прежнему исправно и точно. Две резные стрелочки иногда спеша, бежали наперегонки. А иногда, когда девочка ждала мать, замирали на месте, и Саше даже казалось, что они уснули.
- Ну возьми, ну пожалуйста, возьми, - Саша вцепилась в низ водолазки, уронив медведя на одеяло. - Я не буду тебе мешать, мамочка...
Настя, не выдержав, взяла дочку на руки.
- Доченька, я так сильно тороплюсь... Там бабушка болеет, вдруг я ей помочь могу, - она прижала девочку к себе на секунду, и затем опустила на пол.
- Ты мне картинку лучше нарисуй. Скоро зима наступит, а там и Новый год. Вот ты мне ёлочку нарисуй...
В дверь постучал кулаком Савелий, и резко распахнул её:
- Долго ещё?
- Сейчас, быстро уже, - Настя, не оглядываясь, рассыпала на столе карандаши из плоской деревянной коробочки.
Саша, широко раскрыв серые, как у матери, глаза, смотрела на Савелия.
- Это твоя бабушка заболела? - она склонила голову к одному плечу, потом к другому, будто стараясь получше рассмотреть парня.
- Не твоя, а Ваша, - поправила её Настя, завязывая платок и накидывая пальто.
- Моя, - подтвердил Савелий, входя в дом. - Здравствуй, я - Сава, а ты? - он присел на корточки, чтобы стать одним ростом с девочкой.
- Я - Саша, как мальчик, только девочка, - теперь она исподлобья следила за торопливыми движениями матери. - Из-за тебя мама уходит? - в голосе было столько обиды, что парень грустно улыбнулся.
- Из-за меня. И из-за бабушки. Моей. Настя? - обратился он к женщине, натягивавшей резиновые сапоги на шерстяные носки, - может мы Сашу с собой возьмём? Вдруг Вам задержаться придётся, волноваться будете.
Настя посмотрела на дочь, затем на Савелия, будто сейчас решалось что-то важное.
- Нет, - решительно сказала она. - Доченька, нарисуй ёлочку. Нарядную, с игрушками. Я приду через час, - твёрдо глядя в глаза парню, отрезала Настя. - Пошли.
Бабушка Глаша лежала на спине. Её профиль казался тонким и синеватым. Губы серыми, а под глазами пролегли глубокие впадины. Анна Никаноровна сидела в углу, поднеся руку с зажатым в ней концом платка, ко рту. Она не встала при появлении фельдшера и сына, не поздоровалась. Женщина выглядела так, будто лежит сейчас рядом с бабой Глашей, с закрытыми глазами и спокойным лицом.
Настя сняла пальто, вымыла руки, вытерла чистым полотенцем, которое Савелий достал из шкафа. Послушала больную, пощупала пульс, и сказала, ни к кому не обращаясь:
- Пульс совсем слабый. В район надо, в больницу. Я ничего сделать не могу. - Настя, поджав губы, сложила статоскоп в сумку. - Просите машину у председателя. Чем быстрее, тем лучше.
- Не надо, - сказала баба Глаша, - ни к чему это. Спасибо, девонька, - и коротко выдохнула.
Анна Никаноровна закусила указательный палец, обмотанный платком, чтобы не вскрикнуть, не всхлипнуть предательски, и отвернулась к стене.
Настя вернулась домой раньше, чем длинная стрелочка старых часов прошла круг. На зелёной ёлочке, нарисованной на тетрадном листе, выделялись яркие шарики, красные и жёлтые. Настя представила, как старательно слюнявила карандаши дочь, чтобы цвета были такими насыщенными. Сашенька спала на расстеленном на полу одеялке, обняв одной рукой коричневого медведя и свернувшись клубочком. Кукла сидела на столе, среди карандашей, и глядела в противоположную бревенчатую стену.
- Никого не подпущу к тебе, пока я жива, доченька, - Настя сняла пальто, растёрла свои холодные руки, согревая их, и переложила девочку на кровать.
***
Утро брызнуло в окна короткими красными лучами. Анна Никаноровна подумала, что видит странный сон. Свекровь её, бабка Глафира, месила тесто в деревянной кадке, стоя у стола. Женщина зажмурилась, затем протёрла глаза, и и снова открыла их. Видение оставалось прежним: свекровь месила тесто, ласково поглядывая на восходящее солнце.