Рубиновый венец 71 Начало
Ранняя весна сменилась теплом. Можно было радоваться первым цветам, пробивающимся из-под земли, пению птиц, вернувшихся из дальних краев, но радости не было. Сергей Иванович слабел с каждым днем. И в один из дней, когда солнце радостно играло на стене солнечными бликами, старый полковник тихо преставился.
Мария сидела у его постели, держа холодеющую руку. Лицо деда разгладилось, морщины словно разошлись. Он выглядел спокойным, почти умиротворенным. Она не плакала — слезы придут позже. Сейчас же в душе была только пустота.
— Упокой, Господи, душу раба твоего, — прошептала она, закрывая ему глаза.
Попрощаться с полковником приехала вся округа. Помещики, с которыми Сергей Иванович охотился и играл в карты, их жены, вспоминавшие, каким он был бравым кавалером в молодые годы, священник из соседнего села, старый камердинер покойного, рыдавший громче всех.
Прибывшие выражали соболезнование Марии Георгиевне, с вниманием рассматривая ее фигуру. Черное траурное платье не скрывало изменившиеся очертания стана. Явно, Мария ждала ребенка. И по срокам как будто это со свадьбой не совпадало.
— Вы не утомляйтесь, милочка, — говорила старая Кречетова, многозначительно поглядывая на живот Марии. — В вашем положении нужно беречь себя.
— Благодарю за заботу, — отвечала Мария, старательно делая вид, что не замечает любопытных взглядов.
Федор Ильич так нежно обращался с женой, придерживал под локоть, поправлял сползающую шаль, что заподозрить его в том, что он бережно заботится о жене, которая носит не его ребенка, никто не осмеливался. Раз уж сам муж принимает ситуацию, то и чужим вмешиваться не пристало.
Загадка осталась, но разгадывать ее никто не стал. Все понимали, что судьба сироты Касьяновой могла сложиться куда хуже, не окажись рядом такого благородного человека, как Суслов.
Марию проводили в комнату, когда она едва не лишилась чувств у гроба. Прикладываясь к холодному лбу деда, она почувствовала, как накатывает тошнота и кружится голова. Федор тут же подхватил ее под руки, увел.
— Ложись, — тихо сказал он, помогая ей опуститься на кровать. — Тебе нельзя волноваться.
— Он был моей единственной семьей, — прошептала Мария, и слезы наконец хлынули из глаз. — Кроме него, никого не было. Никого...
— Теперь есть я, — просто ответил Федор, садясь рядом и беря ее руку в свою. — И скоро будет наш ребенок.
Наш. Он сказал "наш". Мария подняла на него глаза, полные благодарности. Что бы она делала без этого человека? Где была бы сейчас?
— Отдыхай, — Федор поцеловал ее в лоб. — Я займусь гостями.
Она осталась одна, прислушиваясь к приглушенным голосам, доносившимся из гостиной. Мария страдала. Она потеряла единственно родного человека. Но под сердцем давала о себе знать другая жизнь и забирала все внимание на себя. Дитя, зачатое в любви и обмане, билось внутри нее, напоминая, что смерть и жизнь всегда идут рядом, сменяя друг друга, как времена года.
Рука Марии легла на живот, ощущая слабые толчки. Малыш шевелился, словно утешая мать в ее горе. И с каждым движением росло в ней чувство, что несмотря ни на что, жизнь продолжается. И нужно жить дальше — ради ребенка, ради Федора, который принял ее со всеми грехами и тайнами, ради памяти деда, который хотел для нее только счастья.
С наступлением весны, с раннего утра до позднего вечера, Федор Ильич пропадал в полях. Земли хотя и было немного, но в делах наблюдалась такая запущенность, что порой он не знал, за что хвататься в первую очередь. Управляющий Савелий Кузьмич, ранее не чувствуя за собой должного контроля, многие заботы пустил на самотек, полагая, что старый барин не заметит упущений.
В имении Сергея Ивановича дела обстояли и того хуже. Старик в силу болезни и преклонного возраста в последние годы в имении бывал редко, и все, что его интересовало, так только размер дохода, который исправно присылал ему управляющий. Какими способами этот доход добывался, какой ценой доставался крестьянам, старика мало занимало. Теперь же, когда Федор Ильич взялся за дело всерьез, открылись безобразия, которые нужно было исправлять немедля.
Федор развернул бурную деятельность, не щадя ни себя, ни других, работая от зари до зари. Мария его поддерживала во всем и искренне удивлялась, как вообще имения существовали без крепкой хозяйской руки. День за днем, наблюдая за мужем, слушая его рассказы о делах, она получала бесценные уроки управления хозяйством. Теперь Мария понимала, сколько хлопот требует любое хозяйство. Она с удивлением наблюдала, как Фёдор терпеливо вникал во все мелочи, изучал, улаживал, разбирался.
После всех пережитых потрясений, Мария сейчас чувствовала защиту и спокойствие. Фёдор, однажды смирившись с её обманом, больше к нему не возвращался. Теперь они делили заботы и составляли планы. Мария слушала мужа и время от времени осторожно вставляла своё слово — он не перебивал, прислушивался.
К Новому году Федор Ильич ждал появления наследника и уже строил грандиозные планы. Он непременно хотел получить осенью хороший урожай, чтобы частично его продать и приобрести для будущего сына всё необходимое. В его мечтах уже вставала картина, как он будет учить мальчика верховой езде, покажет ему каждый уголок имения, передаст все секреты хозяйствования. Федор был убежден, что родится именно сын, и часто говорил об этом с такой уверенностью, что Мария не решалась его разубеждать. По вечерам он клал руку на её округлившийся живот и тихо беседовал с будущим ребенком, рассказывая ему о том, чем они будут заниматься, когда тот вырастет.
Мария молчала о том, что ребенок родится гораздо раньше обозначенного срока. Не раз она была готова открыть мужу эту последнюю, самую страшную тайну, но видя его заботу, его искреннюю радость от предстоящего отцовства, не решалась разрушить его счастье. Каждый день эта ложь тяжелым камнем всё больше давила сердце. Учитывая, сколько неправды она ему уже открыла и как тяжело Федор переживал эти её признания, она боялась нанести новый удар. И в то же время её терзало, что подумает Федор, когда поймет, что ребенок зачат не от него? Простит ли он и эту ложь или навсегда отвернется?
По ночам, лежа рядом с мирно спящим мужем, Мария мысленно просила у него прощения за это последнее утаивание и молилась, чтобы всё разрешилось благополучно. Она старалась не думать о том дне, когда правда откроется, но с каждой неделей этот день приближался неотвратимо.
**
Усиленные труды дали свои результаты. Поля заколосились, радуя глаз зеленой волной, которая мерно покачивалась на ветру. Федор Ильич с радостью наблюдал за этой переменой, понимая, что ему, наконец, удалось сдвинуться с мертвой точки. Хозяйство оживало буквально на глазах, хотя он прекрасно осознавал, что впереди еще много работы и вложений. Деньги требовались постоянно: на семена, на ремонт построек, на новые орудия труда. Но Федор оказался рачительным хозяином и средства зря на ветер не бросал, тщательно взвешивая каждую покупку.
Мария искренне радовалась вместе с мужем его успехам и в то же время готовилась к появлению ребенка. Предстоящее событие ее пугало больше, чем она готова была признать. Рядом не было никого из женщин, кто бы мог успокоить ее в этом важном деле, поделиться опытом, подсказать, чего ждать. Мария чувствовала себя одинокой в своих женских страхах.
Изредка супруги навещали родителей Федора в их имении. Их встречали радушно, угощали лучшим, что было в доме, расспрашивали о хозяйстве. Но близких отношений с матерью мужа у Марии так и не сложилось. Может быть потому, что сама она к этому особо не стремилась, а может, причина крылась в другом. Елизавета Кирилловна тоже не настаивала на сближении, оставаясь вежливой, но сдержанной.
Родители Федора, конечно, знали печальную историю с фамильными драгоценностями снохи. Кража во время путешествия стала объяснением их отсутствия. Казалось бы, сама Мария в этом несчастье не виновата, стала невинной жертвой разбойников. Но Елизавета Кирилловна втайне недоумевала, зачем было брать с собой в дорогу драгоценности, которые стоили целое состояние. Такая беспечность говорила о том, что эти Касьяновы люди отчасти легкомысленные, не привыкшие к серьёзному взвешиванию обстоятельств. В душе мать жалела Федора, видя, как он старается наладить хозяйство. Но изменить что-либо было уже невозможно. Муж, Илья Кузьмич, не поддерживал жену в ее переживаниях.
— Федор сам определил свою судьбу, — говорил он. — Теперь пусть живет, как хочет.
Елизавета Кирилловна только вздыхала и очень надеялась, что младший сын Сергей, которому еще предстояло жениться, не повторит ошибку старшего брата и выберет себе жену более разумно.