Чайник на плите давно остыл. Галина Сергеевна сидела за кухонным столом, обхватив голову руками, и смотрела на груду конвертов перед собой. Красные штампы «ПРОСРОЧКА» кричали с каждого письма, словно обвиняя её в каком-то страшном преступлении. А ведь она просто хотела помочь дочери...
Телефон взорвался очередным звонком. Пятый за утро. Или шестой? Она уже сбилась со счёта.
— Галина Сергеевна Морозова? — голос в трубке был молодой, наглый, уверенный в своей правоте. — Компания «Возврат долгов». У вас просрочка по кредиту на триста тысяч рублей. Когда планируете погасить задолженность?
— Я же объясняла вашим коллегам... — голос предательски дрогнул. — У меня пенсия всего пятнадцать тысяч. Я библиотекарь, понимаете? Районная библиотека...
— Это не наши проблемы, — перебил коллектор. — Завтра приедем описывать имущество. Готовьтесь.
Трубка запищала короткими гудками. Галина положила телефон на стол, и тут же он зазвонил снова. На этот раз она не стала брать трубку. Пусть надрывается.
Стук в стену заставил вздрогнуть. Соседка Валентина Павловна, божий одуванчик восьмидесяти лет, колотила палкой:
— Галя! Галочка! Мне тут звонят какие-то... говорят, ты им должна, а живёшь по моему адресу! Откуда они мой номер взяли?
Стыд обжёг щёки. Галина прижала ладони к лицу. Как же так вышло? Всю жизнь работала честно, книги детям читала, кружок литературный вела. А теперь вот — позор на весь дом. Коллекторы, видимо, обзванивали всех подряд: соседей, коллег, даже в библиотеку звонили на прошлой неделе.
Она встала, подошла к окну. За стеклом — серый ноябрьский Киров. Мокрый снег лепился к подоконнику. На детской площадке качались на ветру пустые качели. Когда-то она водила туда Машеньку, свою дочурку. Качала её, пела песенки, мечтала о том, как вырастет девочка, станет успешной, счастливой...
Телефон взвыл снова. Номер незнакомый, но Галина знала — опять они. У них сотни номеров.
— Слушаю, — устало произнесла она.
— Мамаша, ты когда долг вернёшь? — грубый мужской голос. — Мы уже устали ждать. Может, квартирку продашь?
— Это единственное жильё...
— А нам какая разница? Под мостом жить будешь — твои проблемы.
Галина молча положила трубку. Руки дрожали. В груди что-то сжималось, мешая дышать. Она схватила пачку валидола — последние две таблетки. А новую купить... на что?
Предательство родной крови
Вечером, когда за окном сгустились сумерки, Галина долго собиралась с духом, прежде чем набрать номер дочери. Маша жила в Москве, работала в какой-то крупной компании. После провала с интернет-магазином косметики — той самой затеи, под которую Галина взяла кредит — дочь быстро нашла новую работу и, казалось, забыла о долгах матери.
Гудки тянулись бесконечно. Наконец, раздался знакомый голос:
— Мам? Что-то случилось?
— Машенька, — Галина старалась говорить спокойно, — мне тут звонят коллекторы. Каждый день. Соседям звонят. Я уже не знаю, что делать...
Тишина. Потом тяжёлый вздох:
— Мам, ну мы же это уже обсуждали. Бизнес не пошёл, бывает. Ты сама согласилась помочь.
— Я не об этом, доченька. Мне хотя бы на лекарства... Валидол кончился, давление скачет. Может, тысячи две вышлешь?
— Мам, я сама тону! — голос Маши стал резким, раздражённым. — У меня ипотека, ребёнка в садик устроить — сто тысяч отдай. Игорь на новую работу перешёл, пока зарплата маленькая. Не надо всё на меня сваливать!
Галина почувствовала, как к горлу подкатывает ком:
— Я не сваливаю... Я просто прошу немного помочь. Ты же моя дочь, единственная...
— Вот именно, что единственная! И почему я должна всю жизнь это расхлёбывать? Ты сама виновата, что поверила в эту авантюру. Никто тебя не заставлял кредит брать.
— Но ты же просила... Говорила, что это твой шанс...
— Мам, хватит! — Маша почти кричала. — Я не могу больше это слушать! У тебя есть квартира, пенсия. Как-нибудь выкрутишься. А у меня своя семья, свои проблемы!
— Машенька...
— Всё, мам, мне пора. Поговорим потом.
Короткие гудки. Галина медленно опустила телефон. В комнате было темно, только уличный фонарь бросал жёлтые блики на стену. Она смотрела на фотографию в рамке на комоде — маленькая Маша на выпускном в детском саду, в белом платьице, с огромными бантами. Улыбается беззубой улыбкой.
Когда это милое дитя превратилось в чужого человека? Когда перестало быть важным, что мама всю жизнь на неё положила? Работала на двух работах, чтобы оплатить репетиторов. Отказывала себе во всём, лишь бы дочка ни в чём не нуждалась.
А теперь вот — «сама виновата».
Слёзы потекли по щекам. Галина не вытирала их. Пусть текут. Всё равно никто не видит. Одна она теперь, совсем одна. С долгами, болезнями и разбитым сердцем.
Замкнутый круг
Очередь в банке тянулась вдоль всего зала. Пенсионеры, в основном женщины, сжимали в руках потрёпанные папки с документами. У каждой в глазах читалась одна и та же история — кредиты, которые уже невозможно выплатить.
Галина стояла уже второй час. Ноги гудели, спина ныла. Рядом пожилая женщина в выцветшем пальто тихо рассказывала соседке:
— Внуку на свадьбу дала. Обещал вернуть. А теперь развёлся, говорит — денег нет. А мне платить...
Наконец подошла очередь Галины. Молодой менеджер в идеально отглаженной рубашке улыбнулся дежурной улыбкой:
— Добрый день! Чем могу помочь?
— У меня просрочка по кредиту, — Галина протянула документы. — Я не могу платить такие суммы. Может, можно как-то уменьшить платёж? Или дать отсрочку?
Менеджер пробежал глазами по бумагам, что-то быстро набрал на компьютере:
— Так, вижу. Триста тысяч, просрочка четыре месяца. Пени и штрафы — ещё восемьдесят тысяч. Итого триста восемьдесят.
— Восемьдесят тысяч штрафов? — Галина не поверила своим ушам. — Но как же так?
— Договор подписывали? Там всё прописано, — менеджер сохранял всё ту же приклеенную улыбку. — Могу предложить вам оформить реструктуризацию. Возьмёте новый кредит на погашение старого. Ставка чуть выше, зато платёж меньше.
— Новый кредит? — Галина почувствовала, как кружится голова. — Но я же не выплачу и его...
— Ну, это уже ваше решение. Или платите, как положено, или мы передаём дело в суд. А там — приставы, арест имущества, списание с пенсии.
— Но мне не на что жить останется!
Менеджер пожал плечами:
— Я вам предложил вариант. Думайте. Следующий!
Галина встала, ноги едва держали. Позади уже теснилась другая пенсионерка с такой же папкой, с такими же испуганными глазами.
На улице моросил холодный дождь. Галина остановилась под козырьком банка, пытаясь отдышаться. Реструктуризация... Новый кредит... Это же замкнутый круг! Берёшь один кредит, чтобы закрыть другой, потом третий, чтобы закрыть второй...
Мимо прошла молодая пара. Девушка что-то весело рассказывала парню, тот смеялся. Беззаботные, счастливые. Галина смотрела им вслед и думала: неужели у неё никогда больше не будет повода для смеха? Неужели вся оставшаяся жизнь — это страх, долги и унижение?
Дождь усилился. Она подняла воротник старого пальто и медленно побрела к остановке. В сумке лежала визитка менеджера с предложением о реструктуризации. Галина знала — не воспользуется. Это не выход, это петля, которая затягивается всё туже.
Старые раны
На юбилей Нины Васильевны, бывшей коллеги по библиотеке, Галина шла как на казнь. Знала, что там будет Виктор — бывший муж. Развелись они пятнадцать лет назад, но в маленьком Кирове пути пересекались регулярно.
В кафе было шумно, душно. За длинным столом сидели человек двадцать — всё знакомые лица. Виктор устроился в дальнем конце, рядом с новой женой — молодой, ухоженной блондинкой. Увидев Галину, криво усмехнулся и поднял рюмку с коньяком в насмешливом приветствии.
Галина села подальше от него, но через час, когда гости немного захмелели и разбрелись по залу, Виктор подошёл сам. От него пахло дорогим одеколоном и алкоголем.
— Ну что, Галка, как поживаешь? — голос был масляный, издевательский. — Слышал, в долгах по уши?
— Не твоё дело, — Галина старалась смотреть мимо него.
— Ещё как моё! — Виктор присел на соседний стул, придвинулся ближе. — Машка мне звонила, плакалась. Говорит, ты ей проходу не даёшь, денег просишь.
— Я у своей дочери прошу помощи. Что тут такого?
— Дочери? — Виктор расхохотался. — Да ты её испортила своей заботой! Всю жизнь за неё всё решала, а теперь удивляешься, что она жить не умеет. Бизнес, видите ли, захотела открыть! На мамины деньги!
Галина сжала кулаки под столом:
— Я хотела ей помочь. Дать шанс.
— Шанс? Да ты просто не можешь без того, чтобы кого-то спасать! Помнишь, как братца своего из запоя выводила? Сколько денег на него потратила? А он где теперь?
— Замолчи...
— Или как маме своей сиделку наняла, хотя она тебя всю жизнь гнобила? Опять влезла в долги! Ты, Галка, профессиональная жертва. Всю жизнь кого-то спасаешь, а потом удивляешься, почему тебе никто не помогает.
— Я просто хотела быть хорошей матерью, хорошей дочерью...
— Вот именно! Хорошей для всех, кроме себя. Ну что, опять кого-то спасала? — Виктор допил коньяк и поставил рюмку на стол с громким стуком. — Теперь сама и выкручивайся. Машка умная девка, правильно делает, что от тебя отстранилась. Нечего на её шею вешаться.
Он встал и пошёл к своей молодой жене, обнял её за талию, что-то шепнул на ухо. Та засмеялась, глядя на Галину с плохо скрытым любопытством.
Галина сидела, не в силах пошевелиться. Слова бывшего мужа жгли похуже кислоты. Профессиональная жертва... Может, он прав? Может, она действительно всю жизнь делала что-то не так?
Но тут внутри что-то взбунтовалось. Нет! Она не жертва! Она просто хотела помочь близким людям. Разве это преступление — любить и заботиться? Разве это её вина, что другие этим пользовались?
Галина встала, расправила плечи. Пусть Виктор думает что хочет. Пусть все думают. Она знает правду — она не жертва. Она просто человек, который умеет любить. И если мир считает это слабостью — это проблема мира, а не её.
Луч надежды
Кабинет бесплатной юридической консультации находился на первом этаже районной администрации. Стены выкрашены казённой зелёной краской, мебель старая, советских времён. Но Галине было всё равно — она пришла сюда за последней надеждой.
Юрист Оксана оказалась женщиной лет сорока, с усталыми, но внимательными глазами. Она выслушала сбивчивый рассказ Галины, не перебивая, делая пометки в блокноте.
— Так, давайте по порядку, — Оксана отложила ручку. — Кредит триста тысяч, взят два года назад. Сейчас с пенями и штрафами — триста восемьдесят. Платить нечем, да?
— Пенсия пятнадцать тысяч. На лекарства уходит пять, коммуналка — семь. На еду остаётся три тысячи...
— Понятно. Имущество какое есть?
— Квартира. Однокомнатная, доставшаяся от родителей. И всё.
Оксана кивнула:
— Знаете, что такое банкротство физического лица?
Галина покачала головой. Слово казалось страшным, как приговор.
— Это законная процедура списания долгов, — Оксана говорила спокойно, по-деловому. — Если человек не может платить по кредитам, он имеет право обратиться в суд. Процедура не быстрая, месяцев восемь займёт. Но в вашем случае это единственный выход.
— А квартиру отберут?
— Нет. Единственное жильё не забирают — это закон. Если бы у вас была дача или вторая квартира — да, продали бы. А так — не тронут.
— Но коллекторы говорят...
— Коллекторы много чего говорят, — Оксана усмехнулась. — Их задача — напугать, заставить платить любой ценой. Кстати, записывайте все их звонки. Если угрожают, материтесь, звонят ночью — это нарушение закона. Можно на них в полицию заявление написать.
Галина почувствовала, как что-то внутри разжимается. Словно тиски, которые сдавливали грудь последние месяцы, чуть ослабли:
— То есть я могу... законно не платить?
— Не просто не платить. Вы можете официально освободиться от долгов. Да, процедура банкротства — это не подарок. Пять лет нельзя будет кредиты брать, занимать руководящие должности. Но вы же не собираетесь больше в долги лезть?
— Боже упаси! — Галина даже вздрогнула.
— Вот и отлично. Я дам вам список документов, которые нужно собрать. Госпошлина на подачу заявления — триста рублей. Справитесь?
— Справлюсь, — Галина кивнула, и вдруг почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. — Спасибо вам... Вы даже не представляете...
— Представляю, — Оксана мягко улыбнулась. — Вы не первая и не последняя. Многие пенсионеры попали в такую ситуацию — помогали детям, родственникам, а теперь расплачиваются. Не вините себя. Вы просто хотели помочь.
Слёзы потекли по щекам. Галина не сдерживалась. Впервые за долгие месяцы она плакала не от отчаяния, а от облегчения. Есть выход. Есть закон, который её защитит. Есть люди, готовые помочь.
Выходя из кабинета, она держала в руках листок со списком документов как самое ценное сокровище. Впервые за долгое время в груди теплилась надежда.
Выбор сделан
Маша приехала неожиданно, в пятницу вечером. Галина как раз раскладывала на кухонном столе документы для банкротства — справки, выписки, копии договоров. Дочь вошла без стука, по-хозяйски бросила сумку на диван.
— Мам, я тут на пару дней. В командировку отправили, — Маша стянула модные сапоги, прошла на кухню. Увидела бумаги, нахмурилась. — Что это?
— Документы, — Галина спокойно продолжала сортировать листы.
Маша взяла верхний, пробежала глазами. Её лицо вытянулось:
— Банкротство? Ты что, совсем с ума сошла?
— Нет, доченька. Наоборот, наконец-то начала трезво мыслить.
— Мам, ты понимаешь, что это значит? — Маша швырнула бумагу на стол. — Это позор! Все узнают! Соседи, твои коллеги из библиотеки! Что обо мне подумают? Дочь — успешный менеджер, а мать — банкрот!
Галина подняла глаза на дочь. Маша стояла, уперев руки в бока, — копия Виктора в молодости. Те же жесты, та же надменная складка у губ.
— А что обо мне подумают, тебя не волнует? — тихо спросила Галина.
— Мам, не начинай! Ты всю жизнь делала глупости, а теперь хочешь увенчать это банкротством?
— Глупости? — Галина медленно встала. — Это ты называешь глупостью? Я взяла кредит, чтобы помочь тебе открыть бизнес. Ты говорила — это твой шанс, твоя мечта!
— Ну не получилось! Бывает! Но это не повод позориться на весь город!
— Позориться? — голос Галины окреп. — Знаешь, что позор? Это когда родная дочь бросает мать с долгами, которые взяты ради неё. Это когда каждый день звонят коллекторы, угрожают, а я не могу купить даже валидол!
— Мам, прекрати истерику!
— Я не истерю, — Галина говорила ровно, глядя дочери прямо в глаза. — Я просто говорю правду. Впервые за долгое время. Ты права в одном — я действительно делала глупости. Главная из них — жила ради тебя, забыв о себе. Отдавала последнее, лишь бы у тебя всё было. А в результате вырастила эгоистку.
Маша побледнела:
— Как ты смеешь...
— Смею. Потому что это правда. И знаешь что? Я больше не буду платить за чужие ошибки. Ни за твои, ни за свои. Я выбираю себя. Впервые в жизни — себя.
— Ты опозоришь всю семью!
— Какую семью, Маша? — Галина грустно улыбнулась. — Ты появляешься раз в полгода, и то когда тебе что-то нужно. Это не семья. Это... даже не знаю, что это.
Маша схватила сумку:
— Знаешь что? Делай что хочешь! Объявляй себя банкротом, позорься! Но потом не жди от меня помощи!
— Я и не жду, — Галина села обратно к документам. — Уже давно не жду.
Дочь хлопнула дверью так, что задрожали стёкла. Галина сидела, глядя на пустой дверной проём. Внутри была странная пустота. Не больно, не обидно. Просто пусто. Как будто что-то оборвалось окончательно.
Она взяла ручку, поставила подпись на заявлении. Росчерк получился твёрдый, уверенный. Решение принято. Обратной дороги нет.
Первый день новой жизни
Судебное заседание прошло быстро, почти буднично. Судья — немолодая женщина в строгом костюме — монотонно зачитала решение. Галина Сергеевна Морозова признана банкротом. Процедура реализации имущества. Единственное жильё не подлежит продаже. Долги подлежат списанию.
На улице падал лёгкий снег. Галина стояла на крыльце суда, подставив лицо снежинкам. Они таяли на щеках, холодили кожу. Впервые за два года она дышала полной грудью. Никто больше не будет звонить с угрозами. Никто не придёт описывать имущество. Долги останутся в прошлом, как страшный сон.
В кармане зазвонил телефон. Номер незнакомый. Раньше Галина вздрогнула бы, но теперь спокойно ответила:
— Слушаю.
— Галина Сергеевна? Это Анна Петровна из библиотеки. Мы тут подумали... Может, возобновим кружок громкого чтения? Помните, вы раньше вели? Пенсионеры спрашивают.
— Кружок? — Галина улыбнулась. — А почему бы и нет?
Через неделю в читальном зале районной библиотеки собралось человек пятнадцать. В основном женщины за шестьдесят, но пришли и двое мужчин. Галина открыла томик Паустовского — его рассказы всегда хорошо шли у пожилой аудитории.
— «Снег», — прочитала она название и начала: — «Старик Потапов умер через месяц после того, как Татьяна Петровна поселилась у него в доме...»
Голос звучал ровно, спокойно. Слушатели замерли, погружаясь в историю. Галина читала и чувствовала забытое тепло — она нужна. Пусть не дочери, не бывшему мужу, но этим людям она нужна. Её голос, её умение оживлять строчки, превращать буквы в живые образы.
После чтения все пили чай с печеньем, делились впечатлениями. Валентина Павловна, та самая соседка, которой названивали коллекторы, подсела к Галине:
— Галочка, как хорошо ты читаешь! Прямо на душе теплее стало.
— Спасибо, — Галина сжала морщинистую руку соседки.
— А эти... звонилы, больше не беспокоят?
— Нет. Всё закончилось.
— Слава богу! А то я уж думала, им сто первый год стукнет, когда звонить перестанут!
Обе рассмеялись. Легко, искренне, как давно уже не смеялись.
Вечером Галина шла домой по заснеженным улицам. Фонари отбрасывали жёлтые круги света на сугробы. В окнах домов горели огни. Где-то играла музыка, смеялись дети.
Она думала о том, что жизнь странная штука. Чтобы начать жить для себя, пришлось потерять всё — деньги, репутацию в глазах дочери, иллюзии. Но взамен получила свободу. Свободу от долгов, от чужих ожиданий, от вечного желания быть хорошей для всех.
Психическое здоровье действительно оказалось дороже денег. Дороже гордости. Дороже даже отношений с дочерью, которая, возможно, когда-нибудь поймёт. А может, и нет. И это тоже нормально.
Галина открыла дверь своей квартиры — маленькой, скромной, но своей. Поставила чайник, достала новую пачку любимого печенья. Завтра суббота, нужно подготовиться к следующему занятию кружка. Может, почитать им Чехова? Или лучше что-то современное?
Жизнь продолжалась. Новая жизнь, в которой больше не было места страху.