Валентина поправила фартук и взглянула на часы – половина седьмого. Николай вот-вот вернется с работы, а она еще не успела накрыть на стол. В маленькой кухне хрущевки пахло свежим хлебом и тем особым уютом, который создается годами совместной жизни.
– Андрюша, помоги мне тарелки достать, – попросила она сына, который сидел за столом, листая какие-то бумаги.
Андрей неохотно поднялся, протер руки о джинсы. В свои тридцать два он все еще заглядывал к матери почти каждый день – то на обед, то просто так, проведать. Особенно с тех пор, как она связалась с этим Николаем.
– Мам, а ты не устала от всех этих... хлопот? – он кивнул в сторону красиво сервированного стола.
– Какие хлопоты? Я же люблю готовить, ты знаешь.
Валентина расставила тарелки, разложила аккуратными ломтиками колбасу. Ей нравилось создавать эту атмосферу домашнего тепла. После стольких лет одиночества, после развода с Андрюшиным отцом, она наконец-то почувствовала себя нужной женщиной, а не просто мамой и медсестрой.
Ключи повернулись в замке. Николай вошел, сбросил куртку на стул и обнял Валентину за плечи.
– Как дела, родная? – он поцеловал ее в макушку. – А, Андрей! Привет, сын.
Андрей кивнул сдержанно. Ему не нравилось, когда Николай называл его сыном. У него был отец, пусть и не самый лучший, но свой.
– Ужин почти готов, – Валентина включила чайник. – Садитесь, мужчины.
Николай прошел в комнату, достал телефон. Валентина услышала знакомое: "Алло, да, это я". Он всегда говорил по телефону в другой комнате, объясняя это работой. Николай трудился прорабом на стройке, звонки действительно поступали в любое время.
– ...да, понимаю, завтра постараюсь закрыть последний платеж по ипотеке, – донеслось из комнаты.
Андрей насторожился. Какая ипотека? Мама говорила, что Николай снимает однушку на окраине, потому что своя квартира продана после развода. А тут ипотека...
– Мам, – тихо позвал Андрей.
– Что, сынок?
– А у Николая есть своя квартира?
Валентина удивленно посмотрела на него:
– Конечно, нет. Он же снимает жилье. Я тебе рассказывала – после развода ему пришлось продать квартиру, поделить с бывшей женой...
Из комнаты доносился приглушенный голос Николая. Андрей прислушался, но разобрать больше ничего не смог. Мать хлопотала у плиты, наливая кипяток в заварочный чайник, напевая что-то под нос. Она выглядела счастливой. Андрею стало не по себе.
Николай вернулся, потер ладони:
– Ох, как пахнет! Валя, ты волшебница.
– Да ладно тебе, – засмущалась она. – Обычный ужин.
За столом разговор шел о работе, о планах на выходные. Николай предлагал съездить на дачу к его знакомому, Валентина с радостью соглашалась. Андрей молчал, время от времени поглядывая на этого человека, который уже четыре года делил жизнь с его матерью.
Что-то здесь было не так. И Андрей решил это выяснить.
Правда на кухонном столе
Прошла неделя. Андрей специально приехал к матери пораньше, зная, что Николая еще не будет. В руках у него была папка с распечатками – результат его собственного небольшого расследования.
– Мам, нам нужно поговорить, – сказал он серьезно, проходя на кухню.
Валентина вытерла руки о полотенце. В глазах сына она увидела что-то тревожное.
– Что случилось, Андрюша? Ты такой серьезный...
– Садись, пожалуйста.
Андрей положил папку на стол, открыл. Валентина заметила печати, какие-то цифры, название банка.
– Это что такое? – спросила она, но сердце уже екнуло от предчувствия.
– Мама, я навел справки про Николая. У него есть квартира в Арзамасе. Двухкомнатная. Он платит по ипотеке уже пять лет.
Валентина молча смотрела на бумаги. Буквы расплывались перед глазами. Николай Петрович Зайцев... адрес... сумма задолженности...
– Там еще живет его дочь. Марина. С двумя детьми. Он им помогает деньгами, – продолжал Андрей. – А тебе рассказывает сказки про съемную квартиру и развод...
– Не может быть, – прошептала Валентина. – Мы же... мы столько планов строили... он говорил...
В этот момент открылась дверь. Николай вошел, как обычно, с улыбкой и пакетом продуктов.
– О, семейный совет? – он увидел серьезные лица. – Что случилось?
Андрей молча показал на бумаги. Николай побледнел.
– Валя, я могу все объяснить...
– Объясняй, – голос Валентины дрожал. – Объясни мне, почему четыре года я живу с человеком, который врет мне каждый день.
Николай сел напротив. Руки его тряслись, когда он брал документы.
– Я не врал. Я просто... не говорил всю правду.
– Это одно и то же! – взорвался Андрей.
– Нет, не одно и то же, – Николай посмотрел на Валентину. – Валя, я развелся. Официально. Но у меня дочь, внуки. Они остались в той квартире. Мариночка одна воспитывает детей, работает в школе, зарплата копейки. Я не мог их выгнать...
– А мне соврать мог? – Валентина встала, отвернулась к окну.
– Я боялся, что ты не поймешь. Что подумаешь – зачем тебе мужчина с долгами, с обязательствами...
– Так и думаю! – резко повернулась она. – Не потому что долги, а потому что вранье!
Андрей собрал бумаги, положил обратно в папку.
– Мам, пойдем отсюда. К тебе на квартиру. Поговорим спокойно.
Валентина взяла сумочку. На пороге обернулась:
– Николай, я не знаю, что теперь делать. Мне нужно время подумать.
Дверь закрылась за ними. Николай остался один на кухне, где еще час назад пахло домашним уютом и счастьем.
Когда дом становится полем битвы
Три дня Валентина не отвечала на звонки. Николай приезжал, стоял под окнами, но она не выходила. Андрей был неумолим:
– Мам, он тебя четыре года обманывал. Четыре года! Ты представляешь?
– Представляю, – устало отвечала Валентина, сидя на своей кровати и перебирая в памяти все эти годы.
Каждый день, каждый разговор теперь окрашивался сомнением. Когда он говорил, что задерживается на работе – может, ездил к дочери? Когда жаловался на нехватку денег – может, просто не хотел тратиться на нее?
На четвертый день она все-таки открыла дверь. Николай стоял на пороге с букетом белых хризантем – ее любимыми цветами.
– Валя, прости меня. Пожалуйста.
Она пропустила его в квартиру. Они сели на кухне – теперь уже на ее кухне, маленькой, но честной.
– Николай, я не понимаю. Зачем было врать? Ну скажи мне правду – у тебя есть обязательства, дочь, внуки. Я бы поняла.
– Не поняла бы, – покачал головой он. – Валя, ты же какая... светлая, чистая. У тебя один сын, взрослый, самостоятельный. А у меня – долги, проблемы, дочь-одиночка...
– Но ведь я же полюбила тебя! Настоящего!
– Какого настоящего? – горько усмехнулся Николай. – Настоящий – это усталый мужик, который пашет на двух работах, чтобы закрыть ипотеку и помочь детям. Который по вечерам не ужины романтические устраивает, а считает деньги до копейки...
Валентина молчала. В дверь позвонили. Андрей, конечно.
– Он здесь? – спросил сын, увидев чужие ботинки.
– Здесь, – ответила мать.
Андрей прошел на кухню, сел рядом с матерью.
– Николай, я ничего личного против тебя не имею. Но моя мать четыре года жила в обмане.
– Андрей, я понимаю твое возмущение...
– Ничего ты не понимаешь! – вспылил Андрей. – У мамы была тяжелая жизнь. Развод, одиночество. Она поверила тебе, строила планы. А ты что? Играл в счастливую семью по выходным?
Николай опустил голову. Валентина положила руку на плечо сыну:
– Андрюш, не надо...
– Надо, мам! Кто-то же должен сказать правду. Ты слишком добрая.
Тишина повисла тяжелая, как грозовая туча. Наконец Николай поднял глаза:
– Я готов все исправить. Скажи, что делать, Валя.
– Я не знаю, – прошептала она. – Мне нужно время. Подумать.
Поезд в Арзамас везет правду
Электричка довезла Валентину до Арзамаса за два часа. Она ехала, глядя в окно на мелькающие поселки, и думала о том, зачем едет. Андрей был против:
– Мам, зачем тебе это? Ты и так все знаешь.
– Не все, – ответила она. – Я знаю факты. А хочу понять правду.
Адрес она переписала с тех банковских документов. Пятиэтажка на окраине, серая, со сколами на стенах. Подъезд пах кошками и сыростью. Второй этаж, квартира номер восемь.
Дверь открыла молодая женщина с уставшими глазами. За ее спиной носились двое детей – мальчик лет семи и девочка помладше.
– Вы ко мне? – удивилась женщина.
– Я... я Валентина. Друг вашего отца. Николая Петровича.
Лицо женщины изменилось. Сначала удивление, потом что-то вроде понимания.
– Проходите, – тихо сказала она.
Квартира была чистой, но бедной. Старая мебель, детские рисунки на стенах, стопка тетрадей на столе – Марина, видимо, проверяла работы.
– Садитесь, пожалуйста. Чай будете?
Они сидели напротив друг друга, две женщины, связанные одним мужчиной.
– Вы знаете про меня? – спросила Валентина.
Марина кивнула:
– Папа рассказывал. Что у него... есть женщина. Что он счастлив.
– А вы знаете, что он мне говорил про вас?
– Наверное, ничего хорошего, – грустно улыбнулась Марина. – Папа всегда стыдится нас. Своих проблем.
– Он сказал, что разведен и живет один.
Марина побледнела:
– Он разведен. С мамой они развелись пять лет назад. Но квартира оформлена на папу, ипотека на нем. Мама ушла, а мы с детьми остались. Папа не мог нас выгнать...
Валентина слушала, и сердце сжималось. Не от жалости к себе, а от понимания.
– Он помогает вам?
– Всегда. Даже когда у самого трудности. Я работаю в школе, получаю копейки. Без папы мы бы не выжили.
Младший ребенок подбежал к матери, прижался. Марина погладила его по голове.
– Валентина Михайловна, папа хороший. Просто он... он всю жизнь тянет на себе всех. Сначала нас с мамой, теперь нас с детьми. Он, наверное, боялся, что вы не захотите такого мужчину. С грузом.
– Он должен был сказать правду, – тихо произнесла Валентина.
– Должен был, – согласилась Марина. – Но знаете что? За все эти годы я не видела папу таким счастливым, как с вами. Он приезжает сюда, а глаза светятся. Рассказывает, как вы готовите, как заботитесь... Мы уже думали, что он никогда больше не будет счастлив.
Валентина встала, подошла к окну. Во дворе играли дети, обычная арзамасская жизнь. Николай тридцать лет прожил здесь, вырастил дочь, стал дедушкой. А она даже не знала об этом.
– Марина, а если бы он сказал мне все сразу... вы бы хотели, чтобы мы были вместе?
– Я бы хотела, чтобы папа был счастлив, – просто ответила та. – А с кем – это его дело.
Ультиматум под светом кухонной лампы
Валентина вернулась из Арзамаса поздно вечером. Николай ждал у ее подъезда, сидел на лавочке, курил. Увидев ее, встал, затушил сигарету.
– Ездила к Марине? – спросил он.
– Ездила.
Они поднялись к ней домой. На кухне Валентина поставила чайник, достала чашки. Движения ее были медленными, обдуманными.
– И что она тебе рассказала?
– Все. То, что ты должен был рассказать сам четыре года назад.
Николай сел за стол, опустил голову.
– Валя, я знаю, что был не прав. Но пойми... я так боялся тебя потерять...
– А потерял, – спокойно сказала она, наливая кипяток в чашки. – Того человека, которого я любила, не существует. Есть другой – с дочерью, внуками, долгами, проблемами. Я его не знаю.
– Он такой же. Он любит тебя так же.
Валентина села напротив, посмотрела Николаю в глаза:
– Николай, я поняла, почему ты скрывал. Марина мне объяснила. Ты хороший отец, хороший дедушка. Ты не бросил свою семью, помогаешь, как можешь. Это достойно уважения.
Лицо Николая озарилось надеждой:
– Значит, ты прощаешь?
– Я понимаю. Но прощение – это другое.
Она встала, прошлась по кухне. За окном зажигались огни в соседних домах, где люди ужинали, разговаривали, строили планы на завтра. Обычная жизнь обычных людей.
– Николай, у меня есть предложение. Последнее.
Он замер.
– Либо полная честность между нами. Во всем. Всегда. Либо мы расстаемся.
– Валя...
– Я не закончила. Полная честность – это значит, что я знаю все. Про твои доходы, расходы, про то, сколько ты даешь Марине, про все твои проблемы. Мы решаем все вместе, как семья. Или не решаем вообще.
Николай молчал.
– Завтра мы идем к нотариусу. Ты оформляешь дарственную на мою квартиру. Половину. Тогда я буду знать, что ты настроен серьезно.
– А если я откажусь?
– Тогда больше мы не увидимся.
Тишина. Тикали часы на стене, где-то капал кран.
– Хорошо, – сказал наконец Николай. – Завтра же поедем.
Валентина кивнула:
– И еще одно. Я хочу познакомиться с Мариной и детьми нормально. Не как тайная женщина папы, а как твоя... как часть твоей семьи.
– Договорились.
Они сидели напротив друг друга, и между ними было что-то новое. Не прежняя легкость и романтика, а что-то более серьезное. Взрослое.
Время лечит, но шрамы остаются
Прошло полгода. Валентина сидела на той же кухне, пила чай из той же чашки. Но многое изменилось. На холодильнике висели детские рисунки от Марининых детей, в ящике лежали документы на квартиру с двумя именами, а на полке стояли фотографии – их общие, где Валентина обнимала внуков Николая.
Николай мыл посуду, рассказывал о работе. Теперь она знала все – и про недоплаченные деньги рабочим, и про очередную просьбу Марины помочь с лекарствами для младшего, и про его собственные проблемы со здоровьем.
– Завтра к врачу поеду, – говорил он, вытирая тарелку. – Давление скачет.
– Я с тобой, – сказала Валентина. – У меня выходной.
– Не надо, я сам...
– Николай.
Он посмотрел на нее и кивнул. Теперь они делали все вместе. Это было одно из условий.
Валентина допила чай, посмотрела в окно. Жизнь налаживалась. Медленно, с трудом, но налаживалась. Андрей до сих пор относился к Николаю настороженно, но уже не требовал разрыва. Марина стала звонить ей напрямую, советоваться, просить рецепты. Дети присылали рисунки и звали "бабушкой Валей".
Все было правильно. Честно. По-взрослому.
И все равно что-то изменилось навсегда.
– О чем думаешь? – спросил Николай, садясь рядом.
– Да так... о жизни.
Она смотрела на его руки – рабочие, с мозолями, честные руки. На лицо – усталое, но открытое теперь. На глаза – в них больше не было тайны.
Валентина любила этого человека. Любила по-прежнему. Но доверяла... доверие – это было сложнее. Доверие, как хрусталь, можно склеить, но трещина остается. Невидимая, но чувствуемая.
Может, это и есть взрослая любовь – любить, зная правду. Всю правду. И принимать эти трещины как часть жизни.
– Николай, – сказала она тихо.
– Да?
– Больше никогда не ври мне. Даже в мелочах.
– Обещаю.
Часы пробили полночь. Новый день начинался честно.