Бабушка была, конечно, добрая, и очень любила Юрку и Наташку. Но порой те безобразия, что вытворяли внуки, переполняли и её безграничную чашу терпения.
После вчерашних финдибоберов Юрка и Наташка были наказаны и должны были не отходить от крыльца ни на шаг.
Давешний футбольный матч завершился безоговорочной победой команды Юрки и Василия против команды Наташки и Иннокентия. Однако победа оказалась с привкусом горечи: бабушка не оценила Юркин талант форварда и количество забитых им голов. Её больше интересовал тот факт, почему белье, вывешенное для сушки, оказалось в грязи и отчего были обломаны ветки крыжовника и вытоптана грядка клубники.
Напрасно Юрка и Наташка доказывали бабушке, что футбольные ворота не лучшее место для простыней и рубашек, а на поле не должны расти ни ягоды, ни кустарники. Да и вообще ни крыжовника, ни клубники в этом году уже не будет, а до следующего года вырастут новые. Бабушка была непреклонна: отшлепала обоих и строго-настрого запретила выходить из дома. Правда, только до обеда. Во второй половине дня бабушка сжалилась над узниками и выпустила их, но не далее крыльца.
Вы читаете окончание. Начало здесь
И вот теперь дети понуро сидели на ступеньках и грустно выдували мыльные пузыри. Они с грустью смотрели в сад, где несмотря на ощущение приближающейся осени все также порхали бабочки, резвились стрекозы сияя на солнце перламутровыми крылышками, деловито сновали туда-сюда трудолюбивые пчелы и стрекотали веселые кузнечики. А осень уже чувствовалась во всем: и в вечерней августовской прохладе, и в еще редкой желтизне среди зеленой листвы, и в загрустивших отцветших цветах.
– Завтра мама за нами приедет, – Юрка макнул соломинку в чашечку с мылом.
– Угу, – промычала Наташка, выдувая очередной радужный шар.
– А послезавтра уже осень – первое сентября, – мальчик протяжно вздохнул. – Школа. Хочется в школу? – он обратился к сестренке.
Та неопределенно пожала плечами:
– Не знаю, я там еще ни разу не была.
Наташка следила за мыльным пузырем, который плавно опускался на нос спящего рядом с ними Васьки. Шар достиг своей цели и лопнул, обдав мелкими мыльными брызгами кошачью мордочку. Васька вздрогнул и несколько раз чихнул. Потом обиженно глянул на смеющуюся Наташку и, задрав хвост, скрылся за дверями дома.
– Васька, ты куда? – девочка почувствовала себя неудобно – рыжий кот с самого утра добровольно отбывал заточение вместе с ними. Хотя, признаться честно, виноват ни в чем не был. А вот Иннокентий, с подачи которого и заварилась вся эта каша, как сбежал вчера при виде бабушки, так и не казал носу весь день.
Дуть пузыри расхотелось, и дети молча сидели на крыльце, глядя как Солнце медленно опускается к горизонту. Когда его лучи стали золотить верхушки соседнего леса, в кустах смородины раздалось копошение и из листвы выглянула озабоченная физиономия в мухоморчатой шапочке.
– Андреевны нету? – Иннокентий воровато огляделся по сторонам. – Фух. Слава Богу. Чего такие кислые? Случилось что? – Он посмотрел на грустных детей.
Юрка молчал, а Наташка даже отвернулась.
– Ну, хватит дуться. Подумаешь отругали, – домовой все также сидел в кустах смородины. – Тем более, сами виноваты. Я ж вам говорил, что футбол в огороде – дурная затея.
– Ты…? Говорил…? – от возмущения у Юрки перехватило дыхание. – А кто сказал, что футбол – это класс? Кто сказал, что лучшего поля, чем клубничная грядка не найти – падать мягко? Кто сказал, что столбы для белья – это здоровские ворота, и коль простыни висят, то и сетки не нужно?
– Подумаешь! Два-три пятнышка! Чепухень какая! – скрипуче передразнила домового Наташка.
– Ну, ладно, я виноват. Признаю, – Иннокентий задрал крючковатый нос к верху. – Но и вы тоже хороши…
– Все! Мы с тобой не водимся! – Юрка демонстративно отвернулся в другую сторону.
Воцарилось молчание, прерываемое лишь обиженным пыхтением домового.
– Я вообще-то по делу, – на удивление робко произнес он. – В гости хочу вас позвать.
– К кому это? – Наташка повернулась к Иннокентию и ахнула от изумления.
Было чему удивляться: домовой выбрался наконец из кустов и предстал перед детьми при полном параде. Вместо привычных оранжевой жилетки и желтых штанишек на нем был черный фрак с длинными узкими фалдами и брюки с атласными лампасами. Белая накрахмаленная рубашка с галстуком-бабочкой и до блеска начищенные остроносые туфли. Лишь мухоморчатая шапочка неизменно венчала голову Иннокентия.
– Куда это ты так вырядился? – оправившись от изумления, спросила Наташка.
– Я ж говорю – в гости, – проскрипел Иннокентий, смущенно отводя взгляд. – Сегодня последний день лета. Ну, почти. – поправился он. – А завтра вы уезжаете. И вот обитатели сада решили устроить пир в вашу честь. Пойдем?
Дети переглянулись.
– Мы бы с радостью, – протянул Юрка. – Только вот бабушка не велела.
– Чепухень! – воскликнул обрадованный домовой. – Андреевну беру на себя.
– Правда? – Юрка с сомнением посмотрел на Иннокентия.
– Зуб даю! Все в полном ажуре будет! Пошли, – домовой протянул Наташке руку.
– Эх! Была не была! – махнул рукой Юрка.
В тенистом полумраке под сенью вишневых деревьев был накрыт огромный праздничный стол. Чего только не было на том столе: торт «Прага», торт «Киевский», торт «Птичье молоко», несколько видов пирожных, лимонад, фрукты и мороженное в блестящих вазочках. Посередине, в расписной вазе стоял букет свежих лилий.
– Подарок от водяного, – прошептал Иннокентий на ушко Наташке. – Сам он по понятным причинам прийти не смог, но передает тебе привет с наилучшими пожеланиями.
А вокруг стола собрались все обитатели сада: ежик Пыха со всем семейством, говорливые скворцы, маленький розовый чертик, крот Степан в черных очках и котик Васька. Из соседнего леса приползла даже Гадюня, чтобы попрощаться с Юркой и Наташкой.
Пир длился долго. До самой темноты звучали здравницы, пожелания и благодарности. Семейство ежей затянуло веселую песню на незнакомом языке. Старый скворец декламировал стихи. Гадюня исполнила замысловатый танец. А крот и Васька в обнимку сплясали «Яблочко».
Когда стемнело и на ветвях деревьев зажглись фонарики, Юрка взял слово.
– Это самое чудесное лето в моей жизни, – сказал он, поднимая бокал с лимонадом. – Спасибо вам за сказку, что подарили нам с Наташкой.
– Спасибо! Вы все такие милые! И так не хочется с вами расставаться, – у Наташки на глазах навернулись слезы.
– На каникулах мы обязательно приедем, – Юрка приобнял сестру за плечи.
– Ура! – раздалось со всех сторон.
А Иннокентий, порывшись в карманах, вместо привычной трубки, достал тоненькую дудочку и заиграл медленную чарующую мелодию. Звуки ее обволакивали и проникали прямо в сердце. Она лилась, как звонкий весенний ручеек, поднималась все выше и выше, путалась в ветвях вишневых деревьев и летела в темное ночное небо, прямо к звездам, туда, где белокрылые птицы совершают свой бесконечный полет.
– Юрка! Наташка! – сквозь густые сумерки донесся голос бабушки.
– Нам пора, – тихо сказала Наташка.
– Идите, – так же тихо ответил Иннокентий.
– До встречи, – Юрка наклонился и протянул домовому руку. – На каникулах мы обязательно приедем.
– До встречи, – как эхо повторил домовой. – Я буду ждать.
Он еще долго стоял под вишневыми деревьями, в своей нелепой мухоморчатой шапочке, глядя вслед уходящим детям. А вокруг него, один за другим, гасли развешанные на ветках фонарики.
Осень
А потом была осень. Было первое сентября с пышными бантами и громадными гладиолусами, с белыми фартучками и белыми рубашками, с новыми скрипучими ранцами и знаменитой песней: «Учат в школе, учат в школе, учат в школе…».
Начались занятия. У Наташки – палочки и крючочки. А у Юрки – формулы и теоремы. Дети были по горло заняты, им не удавалось выбраться к бабушке в ее домик на окраине города, чтобы проведать друзей. Шестидневка и домашние задания полностью поглощали все время.
Лишь в осенние каникулы Юрка с Наташкой оказались у бабушки.
Сад было не узнать. На деревьях не было листвы, и они сиротливо качали голыми ветками. Под сенью вишен не было того таинственного полумрака, в котором так приятно было сидеть, спасаясь от жарких лучей летнего Солнца. Даже самые поздние цветы уже отцвели и стояли, грустно склонив увядшие головки. На пожухлой траве, в теньке, были видны тонкие полосы ночного инея. А на лужах, под подошвами ботинок, хрустел тоненький ледок. Осень сдавала свои позиции, медленно, но неуклонно надвигающейся зиме.
Приятелей летних игр нигде не было видно. Напрасно Наташка носилась по двору и саду, напрасно заглядывала в самые укромные уголки, напрасно звала друзей выйти поиграть. Нигде никого не было. Лишь на колодце сиротливо лежал букетик увядших лилий.
– Юрка, где они могут быть? – пряча мокрые от слез глаза, спросила Наташка.
Юрка пожал плечами и совсем по-взрослому ответил:
– Скворцы на юг улетели. Ежи и крот – в спячку улеглись. Водяной, скорее всего, уплыл туда, где теплее, – он поежился от порыва холодного ветра и плотнее запахнул курточку. – А Кеша? Кто его знает. Может, сидит где-нибудь у печки, курит свою трубочку и играет на дудочке ту волшебную мелодию. А может, путешествует среди звезд по Птичьему Шляху вместе с белокрылыми птицами.
– А летом? Летом они вернутся? – Наташка с надеждой посмотрела на брата.
– Думаю да, – кивнул тот. – Придут ежи, приплывет водяной, вылезет со своей норки крот.
– И Кеша?
– И Кеша. Он прилетит вместе со скворцами, приземлится посреди двора и скажет: «Типати-тапити-ух!»
Дети синхронно задрали головы и долго смотрели в пасмурное осеннее небо, в надежде увидеть маленького человечка в смешной мухоморчатой шапочке.
Эпилог
Следующим летом нам не удалось погостить у бабушки – она умерла сразу после Нового года. Тихо уснула и не проснулась.
В дом пустили квартирантов, а спустя какое-то время – продали.
Мы больше никогда не видели приятелей летних игр, которые подарили нам незабываемое сказочное лето детства.
Я очень часто хожу мимо бабушкиного дома. Там все изменилось до неузнаваемости: новые хозяева срубили вишневые деревья и выкорчевали кусты смородины и крыжовника, снесли сарайчик с качелей и закопали колодец. Их право.
Но каждый раз, проходя мимо, я на несколько мгновений останавливаюсь, ожидая, что раздастся чарующая волшебная мелодия и в чердачном оконце покажется хитрая физиономия домового Кеши.
Tags: Проза Project: Moloko Author: Захаренко Юрий
Ещё одна история этого автора здесь