Глава 26.
Итак, Алекс дал добро на мой двенадцатый поход и утвердил предложенный экипаж. Сообщил бригаде добровольцев – народ обрадовался. Художник, уже который месяц мечтал побывать в океане и набраться впечатлений, да поправить здоровье – подлечить астму, а морячок после первой стажировки с Суворовым стремился закрепиться в коллективе морских секьюрити.
Договорились встретиться у выхода из метро «Московская» в девять утра.
Зверлинг прибыл в точно назначенное время, но одет был, на мой взгляд, забавно: длинная рубаха в вертикальную разноцветную полоску на выпуск и грубо обрезанные джинсы под шорты. Юлий устало пыхтел, сгибаясь под тяжестью груза: за спиной большой черный рюкзак, а в руке объемистый баул.
– Зачем столько бар@ахла?
– Как зачем? Неизвестно насколько уезжаю! Вдруг надолго?
– И что в бауле? Учти, бесплатный багаж до двадцати килограммов.
– Ничего особенного: кисти, краски, мелки, бумага. В рюкзаке компьютер.
– Прихватил системный блок и монитор?
Юлий не оценил юмора и на полном серьезе парировал:
– Зачем столь примитивно? Обошелся ноутбуком…
Что сказать? Я, досадуя, махнул рукой в знак согласия.
Кабыла, наоборот, явился налегке: с небольшой сумкой через плечо, с легкомысленной барсеткой и не по-летнему тепло одет: ветровка, светлая плотная рубашка поло, джинсы.
– Не маловата ли сумочка для дальнего похода? – с сомнением оглядел я багаж морского путешественника. – Куда будешь грузить цейлонский чай?
– Чай? А шо мы его тоннами будем скупать?
– Ты ж хохол. Войдешь в азарт – поди не остановить затаривание…
– За меня не переживай. Чай – не сало! Мне этой сумочки вполне хватит. А понадобится – куплю чемодан…, – протарахтел скороговоркой Шура, то и дело, вытирая платком обильный пот с широкого лица и большой бритой головы.
Я нахмурился и расстроился. Неужели Кабыла столь сильно нервничает? Жары особой нет – с чего потеть. Нервишки шалят? Да вроде в морских походах не новичок – бывалый моряк. Да и на борьбу с пиратами летит не впервые.
– Сними ветровку – потом истечешь.
– Жар костей не ломит. А иначе в Дубае, ночью, в аэропорту замерзну – боюсь, что продуют кондиционеры, и заболею перед рейсом.
Шура шумно выдохнул воздух, и мясистые губы затрепетали, словно у загнанного коня. Приятель мой фыркнул и вновь обтер гладко выбритые щёки да огромный лоб мыслителя.
Я не удержался – чуть заметно ухмыльнулся:
«А ведь наш Кабыла – вылитый сомалиец! Если его широкую физиономию хорошенько намазать гуталином – ей-ей получится типичный нигериец: высокий, круглолицый, большеголовый, губастый. Только Шура не шумный – в обычной жизни он образец нордической суровости и серьезности: немногословен, суров, задумчив».
Представил компаньонов друг другу.
– Шура! А почему твоя фамилия пишется Кабыла, а не Кобыла? – хитро прищурив левый глаз, поинтересовался художник-юморист.
– Это, скорее всего ошибка старого малограмотного писаря! – пояснил я, опережая резкий ответ товарища, опасаясь, что моряк обидится на неуместную шутку Зверлинга. – Верно, говорю, Шурик?
– Оба вы бал@бесы! И как и все прочие, мало эрудированные россияне, делаете ошибку, переводя мою фамилию на русский. А это иностранная фамилия и к лошадям она не имеет никакого отношения. Фамилия Кабыла происходит от другого слова – иностранного.
– Ах, так ты киргиз? – я слегка ухмыльнулся, вспомнив несколько слов из детства, проведённого в Киргизии: – Кабыл болсун – означает: желаю тебе…
Во взгляде Шуры сквозило неприкрытое раздражение, осуждающее моё легкомыслие. Приятель покачал головой и тяжело вздохнул:
– Сам ты болсун! Достали твои еврейские шуточки…
– Почему еврейские?
– Потому! Нос выдаёт! Повторюсь, ты же сын стоматолога…
Я непроизвольно потрогал свой шнобель: нос как нос, вполне европейский, я бы даже сказал – греческий…
– Я не всегда был сыном стоматолога. Мы потомственные шахтеры! Прежде папа в шахте вкалывал, пока не понял, что надо менять профессию. Ему в молодости друг так и сказал: евреи плохую профессию не выберут, и предложил пойти учиться на зубного техника…
– Вот-вот, сын стоматолога – не умничай. А моя фамилия венгерская, – перебил мои семейные воспоминания Шура.
– А-а-а, так ты европеец! Не хохол? А я-то думал…
Тем временем наш попутчик, художник и писатель Юлий Васильевич Зверлинг, задав нетактичный вопрос, и устроив легкую дружескую перебранку, стоял чуть в сторонке, вроде, как ни причём, улыбался в чёрные усы и не вмешивался. Хитроглазый, улыбчивый, говорливый Юлий Васильевич был полной противоположностью Шуры: коренастый, чуть выше метра с кепкой (примерно как «ныне царствующий» Пре@зидент), с заметно наметившимся круглым брюшком.
Художник в очередной раз огладил тремя пальцами жёсткие роскошные усы и поинтересовался:
– Чего или кого мы ждем?
А никого больше не ждем – дожидаемся автобуса!
Кабыла в последний раз судорожно затянулся сигаретой. Но, даже волнуясь, морячок был сама педантичность и аккуратность – бросил окурок не на асфальт, а точно в урну.
Оплатив проезд и вцепившись в вертикальный поручень, я с ехидцей, в нюансах и красках обрисовал свой первый поход на танкере «Наталья» – перечислил многочисленные тяготы и лишения курящих. Шура чуть задумался и заверил – это последняя сигарета.
– Бросаю курить на две предстоящие недели похода – буду восстанавливать здоровье. Начну лечить печень: пить травы, витамины, таблетки. Жена дала в дорогу целую аптечку таблетки, да травку.
– Иди ты! Марихуану потащишь через таможню? – хохотнул Зверлинг. – Мы ведь не в Амстердаме.
– Умники! Вы меня уже за пять минут достали! Какая, бл@ин, мар@ихуана? Ромашка, расторопша, овес!
Зверлинг ухмыльнулся и пожал плечами:
– Да ничего такого не хотел сказать. Я доволен, что не везешь мар@ихуану. Лично я её не пробовал. А ты курил?
– У-у-у… – понемногу начал закипать Шура.
– Юлий, да отстань от человека со своей мар@ихуаной!
– Почему со своей? Разве я наркоша? – невозмутимо пробубнил приятель. – Раз художник – обязательно нюхаю, курю и ши@ряюсь? Наоборот, я за здоровый образ жизни! Только водку пью и никаких прочих излишеств. Лишь раз в жизни ко@каин нюхал. А курить вообще здоровью – вредить…
– Отстаньте от меня изверги! – воскликнул морячок. – Дайте спокойно подумать и сосредоточиться! Сказал же – завяжу на две недели, и с куревом, и с выпивкой…
Я замахал руками, успокаивающе:
– Думай, думай, настраивайся! Молчу-молчу…
Что ж, действительно, нам со Зверлингом в море, если выпадет идти на танкере, то будет гораздо легче – не курим. Лично я жадный – экономлю на спичках! Зачем пускать деньги на ветер?
За последние полтора года маршрут перелета стал для меня уже обычным и рутинным: Питер – Дубай – Коломбо. Однако в этот раз в международном терминале Пулково меня довольно долго мурыжили пограничники. Сначала молоденькая симпатичная девушка-прапорщик, лет двадцати пяти: вскинула в удивлении бровки и внимательно впилась красивыми глазками в моё лицо и примерно минуту морщила курносый носик, думала-думала и, наконец, позвала подмогу. Неспешно подошла полная, си@сястая дамочка годами постарше, хотя и в таком же невысоком звании, видимо отсутствие необходимого образования не позволяет расти в звании и должности.
«Учиться надо было, тётя – не сидела бы до преклонных лет в стеклянной будке».
Пошептавшись, прапорщицы позвали руководство – офицера решать мою судьбу.
И офицером тоже оказалась женщина – высокая, стройная и вполне миловидная под стать молоденькой подчиненной, словно старшая сестра. Втроём границеохранительницы совещались несколько минут, листая страницы, передавая документ из рук в руки и что-то пристально в нём разглядывая. Моё сердце ёкнуло – вдруг не выпустят! Хотя за что? В чем я особо провинился? Последний год ни во что не ввязываюсь – политикой перестал заниматься: даже на митинги, пикеты и демонстрации давно не хожу. Не бунтую – некогда!
– Гражданин! Что вы делали со своим паспортом? Зачем вы его подклеивали? – строго стрельнула с меня глазками старший лейтенант.
Уф! Чуяло мое сердце – докопаются! Мои подопечные-подчинённые, давно и успешно миновав паспортный контроль, и с тревогой, замерев, наблюдали за моей долгой заминкой «из-за границы», ведь в случае проблем у меня, им было не ведомо, что делать без старшего – все инструкции по рейсу Алекс дал только мне.
Я изобразил на лице добрейшую и законопослушную мину и ласково ответил служивым:
– Так точно! Подклеивал! Паспорт слегка отсырел на тропических островах…
– Отдыхали слишком бурно? – съязвила прапорщик помоложе.
Я на секунду замялся: сказать, что на островах отдыхал – возбудить зависть и неприязнь у низко оплачиваемого государственного персонала, сказать про пиратов? Нет-нет, в этой ситуации надо говорить честно:
– Что вы, работал! Трудился на тропических островах!
– Для дайвера, сутенера или жиголо вы чуток староваты…, – презрительно съехидничала офицер.
– Сударыни! Фу, как неприлично и некрасиво! Я шёл через Индийский океан на ржавом корыте – охранял торговое судно от сомалийских пиратов!
– Да ладно! – В три голоса восхитились «грации» в мундирах.
– Шутите?
– Юморист?
Молодая прапорщица невольно поправила прядь волос, её коллега постарше поправила форменную куртку, и грудь ещё более очертилась и подалась вперёд. Их начальница улыбнулась – вновь стрельнула глазками, но уже добрыми. Я понял, что почти прощён.
– Честное комсомольское! Чтобы вы или ваши коллеги не задавали вопросов о паспорте – чуток подправил.
– Значит, вы знали, что паспорт негоден? – старший лейтенант сделала вид, что строжится. – Шли на заведомое нарушение?
– Нет, что вы, не знаю! Просто ваши коллеги уже вопрошали – почему задирается и торчит часть первого листочка.
Однако я тактично умолчал, что в прошлый раз в Домодедово пограничники от меня требовали заменить паспорт. Кто спорит с властями: надо так надо! И я бы его получил, но на это требуется время – а его в обрез. Кто знает, сколько паспортисты будут оформлять документ: неделю, две, три? А меня боссы в очередной поход в любую минуту могли вызвать. Вот и не получалось пока поменять – не успеваю между походами.
– Так и быть, сегодня мы вас выпустим, но по возвращению – обязательно заменить! – вынесла вердикт девушка офицер строгим голосом, но возвращая паспорт, мило и обнадёживающе улыбнулась.
«Эх, где мои тридцать пять лет!» – мелькнуло в голове и не только в голове.
– Конечно, конечно – заменю! Все непременно! – заверил я пограничников, отчего бы не пообещать служивым. Ну а там посмотрим, как в результате получится…
Проскочил!..
Лайнер взвыл моторами, разогнался, взлетел. Вот и слава…э… кому-нибудь. Я ведь твердый атеист!
Миловидная азиатка стюардесса пошла вдоль рядов, предлагая напитки. С превеликим удовольствием!
Выпили с Юлием за успех нашей миссии по «рюмке». Набор бесплатных напитков на борту как всегда обширен: соки, воды, виски, коньяк, текила, джин и так далее. Художник опробовал для начала виски со льдом, а потом все прочие по списку. Я же дегустировал джин, джин и ещё раз джин.
Кабыла с завистью вдыхал запахи алкоголя и пил минералку – курс лечения печени начат!
Четырёхчасовой полет на гигантском комфортабельном авиалайнере с напитками прошёл совсем не утомительно: под кинофильмы на вмонтированном экране в кресло передо мной. Полистал каналы, выбрал фильм, воткнул наушники. Какая красота – у каждого свой кинотеатр! Вот они – плоды прогресса! Ну почему-то на самолетах «Аэрофлота» и прочих отечественных компаний такого сервиса нет? Ох, скв@алыги! Ох, жулики! Деньги дерут, а комфорт в полётах минимален – всюду экономят на согражданах…
Благополучная посадка в Дубае. Гигантский аэровокзал встретил прохладой, хотя за окнами свирепствовало сорока пяти градусное пекло. Сойдя с трапа, художник вытаращил глаза, и то и дело ошарашено озирался по сторонам, и бормотал восхищенно:
– О! Колоссально! Вот это размах! Фантастика!
Я снисходительно похлопал товарища по плечу, а потом вспомнил, как сам год назад ошалел от этого суперсовременного здания, терялся на каждом шагу и одернул себя.
– Все нормально, Юлик! Скоро освоишься…
Зверлинг попросил внимательно следить за ним в огромном пространстве из стекла и пластика.
– Я ещё не совсем протрезвел после перелета, поэтому, товарищи, будьте внимательнее… не потеряйте меня где-нибудь…
Пришлось ходить группой. Ночь напролёт гуляли туда-сюда и за пару часов осмотрели все дорогие, и не очень павильоны и киоски, в завершении прогулки посетили магазин дьюти фри. Там я предусмотрительно приобрёл дежурную бутылку джина «Beefeater» – для знакомства с капитаном. Коллеги экономили и только смотрели на бутылки – ещё не заработали ни цента.
Умаявшись, нашли свободные кресла, полусидячие, полулежаки – устроились, как смогли удобнее – до вылета ещё долго. Зверлинг в своих грубо обрезанных дырявых шортах, выглядел довольно комично. Я попытался пошутить, но он невозмутимо парировал, что я выгляжу тоже почти как бомж: рубашка с оборванными рукавами, кепка драная, шорты ниже колен, поношенные тапки.
– Рубашка – не порванная, а фирменная! И очень удобная, так задумано на фабрике, с вентиляцией под руками. А кепка тоже фирменная, но слегка поистрепалась за дюжину рейсов.
– Пусть так, я не против. И ты не приставай к моим шортам. Они тоже вентилируются через дырки…
Ночью слегка озябли – вентиляция аэровокзала постаралась. Сон долго не шёл, но, в конце концов, сморило. Надо будет в следующий раз спереть с борта самолета плед.
Утром без задержек вылетели на Шри-Ланку. И опять той же дорогой и комфортабельной азиатской авиакомпанией. Вторично с Юлием выпили за успех нашего предстоящего предприятия добротных иностранных напитков. Сначала запили пивом поданный завтрак, потом для крепкого сна порции – джина и коньяка. Кабыла вновь нервно пыхтел и сопел широкими ноздрями, но как человек слова, принципиально отказывал себе в удовольствии. А мы с художником ехидно произносили тосты за здоровье тех, кто не может себе позволить алкоголь. Шура кивал в знак согласия, и делал вид, что равнодушен к нашим ухмылкам и насмешкам. Надо же – человек слова! Блин, кремень!
Почти бессонная ночь и небольшие порции джина подкосили туристов – после третьей или четвертой порции мы вырубились. Разбудил шум: самолет надсадно взвыл мощными двигателями – шёл на посадку. Стюардессы ласково и ненавязчиво напомнили о ремнях безопасности – пристегнулись. И вот, наконец, после очередных четырех часов полета, наш лайнер довольно мягко приземлился в аэропорту «Бандаранаике».
Ура! Долетели! Долгожданный Коломбо!..
Всё здесь уже стало вполне знакомым и «родным»: ланкиец-агент, пограничники, багажный зал, таможня, пункт обмена денег.
С агентом доброжелательно обнялись, с пограничниками любезно поздоровались, обменяли по полтиннику долларов на брата на местные рупии – для мелких расходов.
Мы прилетели на остров рано – до прибытия «подопечного» парохода ещё два дня. Как удачно!
Я был полон надежд эти дни хорошенько отдохнуть на курорте Унаватуна и в предвкушении «райского наслаждения» делился с товарищами воспоминаниями: купание в океане, загар на пляже, посещение многочисленных лавочек с разнообразными «колониальными» товарами…
Однако агент почему-то отвез нас в отель на окраине авиагородка. Какой облом! А где пляж на берегу океана? Увы, в отеле нас ожидало разочарование – из удовольствий лишь небольшой бассейн с пальмами по периметру, а долгожданные соленые волны плещутся где-то в стороне.
Да и номера оказались довольно убогими: без телевизора, кондиционер работал слабо, по крыше скакали местные суетливые белки, похожие на бурундуков, с дерева на дерево прыгали дерзкие шумные обезьяны, по стенам сновали юркие серые ящерицы. А в номерах по полу лениво бродили огромные жуки и по стенам ползали местные крупные тараканы. Бр-р-р!
Но, объективности ради, следовало отметить, что кухня отеля оказалась разнообразной и сервис на высоте – по первому нашему зову, мчался официант со свежими соками и ведерком со льдом для охлаждения бутылок с пивом, а на обед и ужин на столе стола ваза с широким ассортиментом экзотических фруктов. Главный плюс – всё за счет заведения, точнее – за счёт нашей фирмы. И на том спасибо, боссы!
В результате и в этом захолустье отдых получился неплохим: сплошное безделье! Лежали на краю бассейна и загорали с бокалами холодного пива или сока, либо бултыхались в воде да лениво переговаривались. Ляпота!
Юлий фотографировал всё подряд, что замечал любопытного, загружал в ноутбук: живность, высокие пальмы, прочие растения, камни, аборигенов, и тотчас пересылал друзьям на Фэйсбук – хвастался путешествием.
Два дня отдыха после утомительного суточного перелета пошли нам явно на пользу, но, в конце концов, безделье утомило, и мы заскучали.
Кабыла предложил пройтись по городу. Выбрались за ворота отеля – оглядеться и поискать магазинчик, где продаётся настоящий цейлонский чай. Однако нестерпимая жара отпугнула от попытки совершить длительную вылазку – одежда мгновенно пропотела насквозь. Энтузиазм пропал, и мы поспешили вернуться к холодному пиву и прохладной воде бассейна.
Ранним утром третьего дня пребывания на гостеприимной земле Шри-Ланки на ресепшен явился молодой и очень суетливый агент из центрального офиса Коломбо.
Ланкиец широко приветливо улыбнулся, хвастаясь белоснежными зубами. Поздоровались, представились друг другу. Попытался запомнить, но экзотическое и сложное для слуха европейца имя аборигена сразу вылетело из головы. Этого зубастого парня в прежние походы мне встречать не доводилось.
Агент сходу принялся нас торопить.
Как уже с вещами на выход? А завтрак? Фруктовый салат, блины, омлет. А после завтрака бутылочное пиво «со слезой»! Но не поспоришь: быстренько собрались, а пиво «со слезой» бегущей по бутылочному стеклу, прихватили с собой.
В машине попытались растолковать парню, что мы хотели бы найти и купить знаменитого развесного цейлонского чая. Ни молодой агент, ни водитель так и не смогли нас понять, чего именно мы от них добиваемся: останавливали микроавтобус возле сетевых магазинов, где продавался лишь обычный чай в пакетиках.
Зачем нам этот мусор? Такую дрянь мы и в России купим.
Ладно, найдём чай в следующий раз, ведь дольше задерживаться нельзя – судно ждет на рейде!
В Галле в воинской части получили комплект вооружения: три новеньких китайских «калаша», триста шестьдесят патронов, двенадцать магазинов. Я заполнил в разных комнатах-офисах кучу бумаг, расписался раз двадцать в ведомостях, и тщательно проверил оружие по номерам. Суровый мордатый капрал шоколадного цвета внимательно следил за мной и всюду следовал тенью. В последнем кабинете толстяк майор заверил, что с оружием полный порядок, пожал на прощание руку и пожелал удачи.
Вооружились – и в порт. Пограничный катер стоял «под парами» у стенки в ожидании секьюрити. Подали вещи матросам, ящик с оружием, каждый сделал шаг вперёд с поддержкой протянутых рук ланкийских моряков. Вновь большой сопровождающий эскорт: стражник с автоматом, таможенник, агент.
Океан радовал полным спокойствием: чуть колыхался, словно большое изумрудное озеро. Значит, с высадкой на борт проблем не будет. Юлий вновь защелкал фотоаппаратом – виды удаляющегося острова и морской простор, фото с ланкийцами, ну и нас, попутчиков.
Домчались до цели быстро – за полчаса. И вот над нашим юрким судёнышком высится металлическая громадина коричневого цвета, длинной примерно в стадион. Оголившаяся часть борта плавучего гиганта в балласте слегка обросла ракушками. Когда смотришь снизу вверх, то по ощущениям – над тобой небоскреб. И если бы это был не корабль, а дом, то строение потянуло бы примерно в десять этажей. И тоннаж солидный – примерно двести тысяч. Поначалу мне показалось, что я ослышался в названии, ланкийцы что-то попутали – передо мной был явно старый знакомый «Father». Но нет, все верно, на борту выведено крупными буквами, как и по бумагам для сопровождения – «Cape Mordexai». Дежа вю какое-то! А ведь копия – один в один с прежним недавним подопечным!
У самой кромки воды болтался конец шторм трапа, и лениво набегающая волна, омывала его концы и нижнюю деревянную ступеньку – балясину. Прикинул на глаз: борт этого судна в балласте выше двадцати метров! Страшновато карабкаться даже мне, а как себя покажет Зверлинг.
А что делать?!
С тревогой и сомнением оглядел нашу возрастную штурмовую группу: мордатый Шурик, пузатый Юлик – мои «десантники» выглядели не очень бодро и внушительно. Художник заметно нервничал, то и дело, дергая ус и протирая ладонью лицо. Верхолазы, бл@ин! Да я и сам не особо источал оптимизм и радость по поводу восхождения – уже не столь энергичен как, например, лет десять назад, ведь как-никак мне давно не тридцать пять и не сорок…
Моряки с пограничного катера взялись за привычное дело – цеплять к брошенному концу вещи и «сейф» с оружием. Размышлять и переживать лишнего времени нет: мысли, мыслями, однако дело, прежде всего!
Стараясь подбодрить, нервно подмигнул Юлию – не трусь, и первым ухватился за болтающийся штормтрап. А куда нам деваться с «подводной лодки»?
Схватился за ворсистые боковины (тетиву) сплетенные из пеньковых веревок, поставил ногу на балясину, подтянулся, переместился на следующую, и – тихо раскачиваясь в воздухе подал тело вверх. Топ-топ-топ. В конце концов, взмокнув от напряжения, жары и влажности, добрался до нижней ступени приспущенного «парадного» трапа – протянул руку, перехватился за поручень, успешно перебрался.
Оглянулся. Следом напряженно пыхтел, штурмуя высоту спецназовец-художник, старательно перехватываясь руками (как мы его с Шурой учили) за тетиву и упираясь подбородком о балясины. Подал руку товарищу, помогая перебраться на шаткие металлические сходни. Юлий побагровел, крепко вцепился в меня и решительно сделал ответственный шаг.
– Поднимайся по трапу, я помогу Кабыле. Да не свались, ты, будь аккуратнее!
– Не бойся, я же в прошлом десантник!
– Я не за тебя опасаюсь, за себя! Сколько ты прыжков с парашютом совершил?
– Двадцать три!
– Учти, прыжковые навыки тут не помогут! Снесешь меня, и оба загремим вниз – разобьёмся о катер!
Зверлинг понимающе кивнул и крепко вцепился в поручни.
Я кинул взгляд вниз – монументальный Кабыла, как опытный моряк, хотя и в далеком прошлом, неспешно, но уверенно взбирался в замыкании вверх. Комок мышц. Обелиск!
Ну, за него я спокоен – точно не свалится!..
Ступив на твердую палубу, я внимательно огляделся: действительно – это не «Father». А я-то подумал – может хохлы переименовали старика. В глаза бросались некоторые конструктивные изменения: длинные пешеходные площадки бортовых кранов, по которой можно было бродить, как и по крыльям – на «Father» эта площадка отсутствовала. А так, на первый взгляд: корабли-близнецы. Действительно, чертовски похожи! Как говорят моряки: систер шип – судно одной серии.
Поспешил на мостик – знакомиться с руководством.
Капитан встретил «спецназ» вполне радушно: благожелательно выслушал меня, пообещав разместить с уютом и содействовать всеми имеющимися средствами и возможностями по созданию необходимой обороны. Тотчас была поставлена задача сварщику сварить макеты пулеметов и четыре бойницы: для стрельбы лёжа – секторами в сторону кормы и для стрельбы стоя – на бак.
Мастер Юрий Колеватов, оказался нашим с Шурой ровесником. Высокий, худощавый, задумчивый и, увы, постоянно курящий. Пока мы с ним в течение пятнадцати минут общались, он выкурил три сигареты, прикуривая одну за другой. Эх, если мастер курит на мостике, то курят и все помощники – обычно в помещении на вахте не продохнуть и одно спасение бродить по крыльям и загорать. Я забеспокоился за нашего товарища, а ну как под столь «дурным влиянием» Кабыла нарушит данное нам обещание и вновь закурит?
Разместились, действительно, с комфортом: каждому досталось по большой отдельной каюте – экипаж на перегон шёл в сокращенном составе.
Вскоре после размещения повар пригласил на обед в просторную столовую: борщ, котлеты с макаронами, овощной салат, компот. Мы неспешно наслаждались украинской кухней и явно переели.
Первый день прошёл в обычной суете: обжить каюту, осмотреться на судне, как можно лучше познакомиться с экипажем, отправить рапорт боссу…
Договорились с капитаном после ужина выпить по сто граммов за знакомство – заранее прикупленная бутылка как раз удачно годилась для этого дела.
Знакомство прошло успешно и душевно. Колеватов одобрительно крякнул при виде литра джина и выставил легкие закуски в основном фрукты, но и сало присутствовало. А как иначе? Национальный экспортный продукт!
Мы рассказали о себе, я выдал несколько баек из предыдущих морских походов, капитан, как настоящий одессит в ответ рассказал дюжину анекдотов. После третьего тоста мастер подробно поведал о себе и судне: десять лет вместе с боцманом Тихоном Сергеевым они трудились в бразильско-израильской компании – стояли на линии Австралия-Китай. Отпахали на совесть! Прочий экипаж за годы работы состоял из филиппинцев и евреев и постоянно менялся.
– Не удивляйтесь, боцман с некоторыми странностями – поэт! Как подвыпьет, – может бесконечно и без устали читать свои старые и вновь сочиненные вирши.
– Забавно! Неожиданно… – хмыкнул Кабыла, закусывая джин нетипичной закуской – салом. – Человек столь грубой и простой профессии и вдруг с поэтическими наклонностями.
– Вот-вот, я и говорю – чудак! По жизни Тихон слегка заикается, а вот свои стишки вещает без запинки! – оживился мастер. – Хотите послушать? Позвать?
Ох! Слушать слабые любительские стихи – только этого не хватало! Перед самым выходом в море я побывал на двух поэтических вечерах – достаточно наслушался.
– Юра! Спасибо – в следующий раз, – поспешил я остановить захмелевшего капитана, разливая остатки джина в стаканы. – Хорошего, в меру, ещё наговоримся – предстоит не один день находиться вместе…
Утро прошло в рекогносцировке: осмотрели палубу судна, машинное отделение, румпельную, надстройку. Пока гуляли с голым торсом – чуток подпалились. После обеда чистка оружия – утром предстояло заступать на вахту.
Близился ужин – разошлись вздремнуть по каютам, отдохнуть от палящей жары. Внезапно в каюту с громким стуком ворвался мастер, и порога гаркнул:
– Где твои бойцы? Сбор по тревоге! Бегом ко мне!
Что это было? Проверяет нашу боевую готовность? Экстренно вызвал по телефону товарищей, переоделся в камуфляж. Экипированные секьюрити быстро примчались, разобрали свои стволы из сейфа и мы с громким топотом поспешили к мастеру палубой выше.
Толпой ворвались в капитанский салон примерно через две минуты после объявления тревоги. Я без тактичного стука, заскочил первым, а сзади напирали телами вооруженные товарищи. Вломились и… опешили: мы едва не снесли подготовленный к ужину стол.
На диване и на стульях восседал спаянный, вернее сказать споенный, крепкий, дружный коллектив сухогруза: сам мастер Юрий, стармех коренастый крепыш Борис, второй штурман тощий Витя, а чуть в стороне высился над холодильником огромный, как горилла боцман Тихон.
Мастер на минуту обомлел, вытаращившись на наш вооруженный до зубов отряд. Потом после секундной паузы моряки расхохотались – речь вернулась:
– Энергично! Вы шо, хлопцы? Никак уже воевать собрались?
– Извиняюсь, не поняли. Подумали учебная тревога! Крикнул – бегом ко мне в каюту, вот мы и…– пояснил я, чуть, смутившись. – Недопоняли…
– Правильно скомандовал – картошечка остынет, да и водка греется – из морозилки достал. Сегодня встречный фуршет – с лучшей частью экипажа надо ведь тоже познакомиться. За столом не спеша обговорим переход пиратской зоны…
Моряки добродушно улыбались, и мы засмеялись своей промашке. Быстро вернулись, сложили оружие в металлическую шкатулку и поспешили обратно к столу. Зверлинг радостно потирал руки – водка!
– Я предвкушал!
Водочку он любил и уважал – начало похода нравилось художнику всё больше и больше.
Пока мы отсутствовали, стол заметно пополнился – повар постарался на славу, сервируя его: тарелки с мясной и сырной закусками, широкие блюда с тремя видами салатов, на отдельных тарелках солёные помидоры и огурчики, маринованные грибочки, оливки, селедка с лучком и широкое блюдо с отварной и дымящейся картошкой, обсыпанной укропом. В центре стола в обрамлении банок «пепси» и пакетов с соками высилась литровая бутылка холодной водки со слезой – и верно, только вынули из морозилки.
Бутылка пошла по кругу. Как истинный любитель и ценитель водки, Юлий плеснул себе сразу полстакана, прочие собутыльники были скромнее – по четвертинке. Шура пояснил экипажу про лекарства и диету, судорожно сглотнул слюну и налил себе апельсинового сока. Ну, не человек – кремень!
– Да вы если шо не стесняйтесь, хлопцы! Этого добра у нас целая коробка. Наливайте, не скромничайте!
А я и не скромничал, просто знаю свою норму водки – да и не люблю её подлую…
После третьего тоста разговор пошёл веселее. Мастер расхваливал старожила-боцмана – уже почти двадцать лет с рудовоза не слезает.
– Когда я стал мастером на «Мордехае» – он тут уже десять лет хозяйничал.
– Верно! А п-почему бы не работать на одном месте? Евреи х-хорошо п-п-платили – в п-полтора раза больше чем эта жадная хохляцкая компания. Эх, жаль п-продали п-пароход хохлам-жлобам, – посетовал, слегка заикаясь на буквы «п» и «х» боцман Тихон. – Сухогруз стал по европ-пейским стандартам старичком: в Америку, в Европ-пу и на Израиль х-ходить не годится – год выпуска давний, п-по законам срок ему вышел, вот и п-продали его с выгодой одесситам. А я к «Мордехаю» п-прикипел всей душой! Два раза в год брал короткие отпуска по месяцу, дела временно п-передавал матросу и обратно! Можно сказать, п-половина жизни п-прошла на этом рудовозе…
После пятого тоста мастер перешёл от общих тем к политическим.
– Вот который год мы в экономике на месте топчемся: шо Россия, шо Украина. А приходишь в Китай, допустим, в какой-то новый порт и вокруг ничего – голый берег, пирс, и один мол, уходящий в море. И ни души, ни огонька. Через пару лет снова попадаешь в этот порт и шо видишь?
– И шо? – заинтересовался любознательный и трезвый Кабыла.
– А видишь ты, дорогой мой товарищ, Щура, огромный порт, заводы и рядом гигантский город весь в огнях! Вот это динамично развивающаяся экономика!
– Эх, точно! И как у нас нигде так не воруют! Например, у нас в Питере, который год стадион достроить не могут – кучу деньг сперли! Ни одного километра высокоскоростных железных дорог не сделано! – поддержал разговор Зверлинг. – А китайцы возвели больше десяти тысяч километров! Про новую трассу из Питера до Москвы уже двадцать лет болтают и никак не сделают. Да и доведут ли до ума?
– Я что себе думаю: китайцы втихаря готовятся к большой войне: десятки, а то и сотни миллионов тонн железной руды в страну завозится ежегодно! – вновь оживился мастер. – Вот и этот рудовоз тоже ставится на китайскую линию! Половина мира работает на Китай! Руду возят из Австралии, Украины, России, Бразилии, из ЮАР. В десятки портов тысячи судов возят разнообразное сырьё. Кстати, не всю привозную руду сразу отправляют на выплавку стали: они старые гигантские выработанные карьеры заполняют, и над бывшими выработками даже целые холмы возвышаются! И медь, и никель, и уголь – всё складируют про запас, словно создают многолетние резервы для большой и длительной войны! А нефть в гигантские ёмкости заполняют и даже в пещеры заливают! Явно готовятся к нашествию на нас, вернее сказать, на вас, на русских. Боюсь, скоро будем жить на китайско-украинской границе. …
– Теперь и ваш украинский пароход присоединится к вывозу украинской руды в Китай! – посетовал я. – И вы скоро тоже начнете работать на потенциальных агрессоров.
– Пароход не украинский – мы либерийцы! Разве не бачил якой флаг висит на корме? О то ж! А шо делать? Гроши нужны, работать надо… – махнул рукой мастер раздражённо, поправил очки на носу и опрокинул очередную рюмку в широкий белозубый рот. – Хотя я, пожалуй, долго тут не задержусь. Мы с боцманом отгоним судно и спишемся – вернемся в родную и хлебосольную еврейскую компанию.
– А почему китайцам надо воевать именно с нами? – насупился оптимист художник.
– Ну, а с кем китаёзам ещё воевать, Юлий? Не с индусами же – тех тоже полтора миллиарда и не с америкосами – у тех сильнейшая экономика, многочисленная авиация и мощный флот и никакой общей границы, и до них не достать – между странами огромный Тихий океан. А Россия граничит по суше на тысячи километров. Против нас стоит четыре китайских военных округа хорошо вооруженных! – я не на шутку разошелся и сел на «любимого конька» о великой китайской угрозе. – Мы сами вооружили китайских товарищей танками, самоходками, бронетехникой, авиацией, артиллерией и ПВО. Теперь у них не только миллионы пехотинцев, но и мощные бронечасти. Говорят, что поставки оружия в Китай спасли наш ВПК. Уж лучше бы он умер, чем мы вооружили и укрепили потенциального противника!
Дед и штурман ухмылялись и помалкивали, в политические споры не встревали – только пили.
Примерно через час застолья, боцмана пробило на стихи – решил блеснуть, зная, что мы с Юлием литераторы. Тихон признался, что тоже пытается издаться в журналах, но пока попытки безуспешны – не удается взобраться на поэтический Парнас.
Я ухмыльнулся:
«А как он думал – Пегас крепко лягается!»
Боцман задумчиво, театрально закрыл глаза ладонью, запрокинул голову, чуть встрепенулся, и стихи полились рекой. Теперь нам лишь на считанные минуты удавалось прервать Тихона на короткие тосты, подсовывая «менестрелю» стакан.
Мастер кривился, словно от зубной боли, шептал мне на ухо:
– Я скоро все вирши Сергеева наизусть выучу! Едва выпьет стакан-другой – и понеслось! Одни и те же строки, и порядок чтения стихов неизменен. Правда, иногда бывает, что-то новое на ум взбредёт, заявится среди ночи: мастер послушай, что я написал…
– Сейчас мы тихоновского резвого Пегаса на полном скаку остановим! – заверил я капитана. – Тпр-ру-у! Тихон, стоп! Перейдем от стихов к прозе, сделаем так сказать, наше «алаверды»! Юлий! А почитай нам немного из своей великой книги: «Про бобра»…
Надо сказать, Зверлинг знал наизусть все свои короткие рассказы и миниатюры из двух изданных книг, чем ввёл на творческом вечере меня и всех прочих наших друзей-литераторов буквально в шок. Оказалось, Юлий может примерно три часа подряд декламировать свои рассказики!
Стоило дать отмашку – художника понесло…
Юлий встал в позу древнеримского оратора – ни дать ни взять Вергилий или Цицерон. Гай Юлий Зверлинг!
Я дал команду, словно тигру: «ап» и художник увлекся – завёлся примерно на час. Украинские моряки заслушались, даже перестали пить! Каждая миниатюра завершалась бурными восторженными возгласами, смехом и бурными аплодисментами.
Хорошо подпивший мастер, не переставая восторгаться талантом Зверлинга, и наполняя стаканы собутыльников очередной порцией водки, попросил выступить Юлия перед всем экипажем.
– Бесплатно? – усмехнулся хитрюга, покручивая черный ус.
– В смысле? – опешил Колеватов.
– Нальёте артисту за бенефис?
– Что за вопрос! Конечно! – обрадовался капитан и выдохнул с облегчением: чего-чего, а денег на гонорары артистам и писателям в судовом бюджете не предусматривались.
Так под стихи и прозу вторая литровая бутылка водки опустела…
Следующим вечером, сразу после ужина Юлий солировал в кают-компании уже перед всем русскоязычным экипажем. Увы, но матросы оказались не такими тонкими ценителями прекрасного – даже жидких аплодисментов Зверлинг не сорвал – не дождался. Но художник особо не переживал – удовлетворившись похвалой капитана и повторением банкета.
И вновь стол ломился от напитков и закусок. В третий вечер мы посидели недолго и, сославшись на то, что с подъёма предстоит заступать на вахту – откланялись. Здоровье надо беречь! Мы ведь не подписывались на подобные тяготы и лишения службы – опустошить гигантские запасы спиртного бывалого мастера. Ушли с минимальными потерями для организма и в тот момент, когда покидали каюту капитана, на столе оставались непочатые две литровые бутылки водки.
Шура оказался необычайно педантичным попутчиком: очень любил призывать к порядку и дисциплине. И когда я или Зверлинг без стука врывались в каюту, он хмуро одергивал – «сколько раз говорить: стучаться надо»! Вещи в шкафу, отличии от художника, развесил и разложил аккуратно, в строгом порядке на столе и на тумбочке ничего лишнего, обувь рядком у входа. Зверлинг же не затруднялся морским порядком, и порой валялся поверх одеяла, даже не разуваясь.
После завтрака я заступил на первую вахту: разложил на штурманском столе заряженные и готовые к бою автоматы, подсумки снарядил заряженными магазинами, плюс в ящике запас патронов – россыпью, в мешочке.
Некоторое время потрепался с третьим штурманом, а когда тот закурил какую-то вонючую дрянь, отправился принимать солнечные ванны, гуляя по мосту с крыла на крыло. Ближе к десяти часам, подтянулся сильно опухший Колеватов с трясущимися руками и подрагивающими синими губами.
Мастер Юрий поздоровался, огляделся по сторонам – в океане полный штиль и никакой земли вблизи или встречных судов. То и дело, вытирая потеющий лоб, мастер достал из холодильника литровую пластиковую бутылку с водой, и опустошил в несколько глотков.
– Тяжко? – посочувствовал я страждущему.
– Не то слово! Думал, под утро сердце остановится!
– Зачем же так? Надо было притормозить!
Юра лишь с досадой махнул рукой, съел пару таблеток и задымил.
Я сразу метнулся потеть под солнцем на крыло подальше от табачного дыма. Спустя несколько минут с раскалённой палубы, по каким-то своим делам, в рубку буквально вполз взмокший бедолага-боцман. Вид у Тихона был несчастнейший – лицо бледнее стены, руки ходуном ходят.
– Как ты себя чувствуешь?
– Не передать словами!
– Тяжко?
– Погано! – простонал боцман-поэт. – Башка вот-вот треснет. Думал, утром почки откажут и печень…
– Разве тебя кто заставлял пить?
– Так вышло…
Следом на мостик поднялся старший механик – на малопьющего «деда» Бориса и подавно было жалко смотреть.
– Опохмелиться бы… – пробормотал стармех.
Я покачал головой и вновь посочувствовал несчастным, но помочь было нечем – мой джин выпили в первый вечер.
– Мастер! Будь милосерден! – простонал дед. – Поправить бы здоровье… помоги товарищам…
– Нечем… – тяжко вздохнул Колеватов, просыпав на брюки пепел, и продолжил с нескрываемой досадой и грустью: – Вчера всё прикончили. Дорвались до горилки як дурни!
Услышанное было выше моего понимания, и я в изумлении вытаращил глаза.
– Как это всё выпили! Как в вас всё влезло? Когда мы уходили, вам на четверых оставалось больше двух литров водки!
– И что? Ну, выпили… – скривил губы безутешный капитан.
– Всё???
– Ага…
Отчаянию несчастного мастера не было границ.
– Но зачем пить сразу все? – недоумевал я. – Разве нельзя было оставить немного на утро для поправки здоровья?
– И знаю и понимаю, однако поздно «пить боржоми, когда почки отвалились». Не смогли удержаться.… Пойду, прилягу.… Надеюсь, завтра оживу…
Тяжело вздыхая и шаркая сандалиями, Колеватов обречённо побрел в каюту – продолжать болеть.
Переход через океан был недолгим, но весёлым – ожившие мастер, штурман-ревизор и боцман без устали травили байки. А пираты вблизи судна так и не появились. В боевой работе жизнь прошла вполне рутинно: пару раз с рудовозом сближались подозрительные лодки, однако ничем себя особо не проявили – возможно, честные рыбаки, возможно, отпугивал высокий борт судна в балласте, а возможно, заметили охрану.
Надо сказать справедливости ради, однажды я попросил мастера для тренировки сыграть учебную тревогу при очередном появлении лодок – чтобы экипаж не расслаблялся. Впрочем, моряки не допускали расхлябанности – и одесситы, и мьянмарцы, искренне опасаясь за своё здоровье, свободу и жизнь.
Жара изнуряла охрану, особенно мучился непривычный к тропическому зною коренной петербуржец Юлий. Художник обливался потом, буквально таял на глазах и жаловался, что, несмотря на хорошее питание – с каждым днём худеет.
– Штаны спадают – сегодня продырявил новую дырочку в ремне.
Мы с Шурой ему сочувствовали, а что поделать – заранее предупреждал о предстоящих тяготах и лишениях. Однако, несмотря на мучения от жары, художник дело своё знал крепко – каждое утро, плотно позавтракав, сразу спать Зверлинг не мчался, а садился в тенечке на лавочку и делал зарисовки, готовил наброски к будущим шедеврам. Я наблюдал за ним сверху с крыла и беззлобно подшучивал.
Нынче Юлий был необычайно угрюм.
– Что случилось? Медали не доделал для премии? Не подготовился к финалу очередного литературного конкурса?
– Даже и не знаю что делать! Вытачивать ли их теперь.
– Лень обуяла? Ты же обещал спонсорам!
– Младший брат, Борис-фантаст умер!
– С чего ты взял? Связи с берегом ведь уже три дня нет.
– А мне не нужны письма и телеграммы. Я нутром чувствую. Он вчера ко мне приходил…
Я опешил: что сказать в ответ? Этого-то я и боялся. Утонченная натура, похоже, не выдержала тягот. Тронулся умом? Бредит?
– Кто приходил? Поясни…
Художник вздохнул и принялся пояснять:
– Ко мне во сне часто приходят знакомые: те, кто уже умер или вот-вот умрёт. В армии явился отец перед смертью – жизнь мне спас. Я молодым бойцом был, службу едва начал, заболел пневмонией – температура поднялась под сорок, а в санчасть не кладут, – бригадный «коновал» заявил, что у спецназовцев температура сама собой проходит. Папа ночью нарисовался у кровати и сказал: сынок, завтра поедешь в отпуск. Я подумал, начался бред предсмертный, однако до утра кое-как дотянул. И, действительно, на следующий день пришла телеграмма о скоропостижной кончине моего любимого батюшки – еле живой поехал на его похороны. Дома очухался, подлечился – ожил.
Потом, уже после армии, во время командировки, приходил во сне старший брат – и тоже вскоре умер. Впоследствии, ещё несколько друзей в гости захаживали незадолго перед смертью или в момент смерти...
– Прикалываешься?
– Да какое…, – в расстройстве чувств махнул рукой художник.
– Ты вроде не пьян?
– Я тебе на полном серьёзе рассказываю – какие шутки…
Итак, не смотря на странности нашего художника, переход завершился благополучно. На рейде Суэца тепло попрощались с экипажем. Капитан настойчиво зазывал в гости в Одессу, а боцман Тихон посвятил нам стихи – и всучил мне распечатку – почитать на досуге… Я пробежался глазами по строчкам – слабенько, но… забавно. Что поделать, раз у человека такое хобби: не водкой увлекаться, а – рифмовать.
Сойдя на катер, Шурик не удержался и продекламировал оду с листа вслух:
Однажды к нам на пароход
Подсел спецназа целый взвод
Пиратскую мы проходили воду
Решил я посвятить им оду
Взвод состоял из трёх ребят
Мы сели, выпили, острят
Не ординарно так шутили
В конце концов, мы уяснили
Один художник и поэт
Другой писатель обалденный
Третий был скульптор и стратег
Все офицеры службы бренной
Союз художников поэтов
Весь экипаж и я был рад
Мы водку быстро приглушили
Душою, чувствуя парад
Я книжки изредка читал
Бумагу иногда марал
Писать пытался я стишки
То про любовь, то про грешки...
Писатель книжки подарил
Поэт поэмы дал в подарок
И чувствую, что полюбил
Все их рассказы, юмор сразу
Унынье, скукота ушли
Скажу, возвышенно прошли
Полным опасностей район
Я лирой одухотворён...
Бывает в жизни невезенье
Рутина...море...невеселье
Однообразности забвенья
Искали в водке лишь спасенье
Я призываю вас, друзья
Пиратский берег проходя
В охрану брать лишь тот спецназ
Кто был талантлив хоть бы раз
И мы научимся читать
А кто-то может и ваять
Не водку жрать, а понимать
Что на пиратов наплевать
Кто испытал судьбы лишенья
Тот и имеет вдохновенье
Бог воинам талант даёт
Пусть дальше сердце их поёт!
Наивно, примитивно, но…
Ай, да боцман Тихон! Ай, да с@укин сын! Оды он сочиняет – одесский старик Державин, б@лин…
Николай Прокудин. Редактировал BV.
======================================================
Желающие приобрести роман обращаться n-s.prokudin@yandex.ru =====================================================
Друзья! Если публикация понравилась, поставьте лайк, напишите комментарий, отправьте другу ссылку. Спасибо за внимание. Подписывайтесь на канал. С нами весело и интересно! ======================================================