рассказ
Сентенция
До боли, до ужаса, до невероятности просто (и в то же время чудовищно в этой самой простоте) то, что я оказался сейчас, здесь, один... один, среди проносившейся - в галдежных речитативах уходящей от меня реальности - толпы, казалось вовсе даже не замечающей меня... или нет, - как будто только меня и замечающей!.. По крайней мере, мне это кажется именно так. Только так. Наверняка...Так?.. или и это тоже (не созревший? перезревший?) плод больного воображения и то, что на самом деле и не происходит вовсе... а мне лишь кажется?.. Но вот тогда это действительно страшно... Это на самом деле страшно... Тем более что теперь, - (получается), - я боюсь того, чего на самом деле и нет?.. (Как будто: "если оно есть?" - то я его уже не боюсь?..)...
Вот ведь вопрос?.. И ведь я никогда на самом деле и не спрошу себя об этом... Притом, что я вообще не хочу (не люблю) себя о чем-то спрашивать... Как только... А если и впрямь заставить себя?.. Спросить... Ну, например, задавшись целью (вопроса) зачем мне все это?!.. Спросить, кто вообще (и когда?) придумал весь этот маскарад, и куда (хотя бы) разом подевались все те, о которых я хоть что-то, но знаю?!.. Тогда, как сейчас... Тогда, как сейчас, передо мной была абсолютная абракадабра (нечто схожее я видел в одном кинофильме, который смотрел в Шанхае, и который, был не то драмой, не то комедией,-- оказалось почти документальной лентой китайских кинематографистов о том, как они снимали первое "кино" - но для меня это почти ничего не значило, ибо и фильм шел на китайском языке, и заезженная от просмотра пленка смахивала на любительскую, да и сам я должен был быть в Шанхае лишь проездом, да какие-то нелады были с самолетом, и китайские "товарищи" решили таким вот "незамысловатым" образом скоротать наше время)...
Но и не об этом я вовсе... Один, оказавшись один среди (теперь уже) понуро бредущих, и совсем (казалось) не замечающих меня прохожих...я как будто (в одночасье) потерял способность (замечать? реагировать? оценивать?) обращать внимание на характер действий всех этих людей... и словно в моем подсознании стало откладываться (с моментально прокручивающимся анализом) все то, что они только в следующую секунду подумают... Причем, даже не то что собираются (и быть может не сделают?) сделать... А именно лишь... измышления их... Иной раз и невероятные по сути... Но вот в этой проносившейся (и откладывающийся в моей памяти) быстротечности комбинаций (отмечаемых... все время отмечаемых мной...), мое воображение (в одночасье получившее более чем благодатную почву) стало строить гиперболические варианты (еще не случившихся) ходов-действий, не только не успевая регистрировать их, но и каким-то образом выдавая на каждый по дюжине "противоходов" (что будет, если вместо пешки e2 - e4, последует конь b1 -d3, а, на наше, e7-e5, последует...); а с учетом того, что услышанные отрывки мыслей, вырванных из контекста общего (быть может - там им и место?) течения текста, казались даже не обломками чего-то нелепого да сверхъестественного (отдельным словам даже не дали оформиться в какое-то подобие фразы - вероятно, более-менее логичной по сути), а иной раз, и вовсе становились ни к чему даже не применимы... и вот все чудовищные элементы этой самой чехарды, а с ним и "возрадовавшееся" (какая никакая - умственная работа уже праздник) подсознание, - с маниакальной настойчивостью захмелевшего программиста принялось выстраивать в такие же нелепые (а какими они еще могут быть?) комбинации; так что почти разом случившаяся путаница - превращавшегося в лабиринт сознания - (жестами поменявшегося своею ролью с бессознательным), быть может и вовсе бы грозило отключиться (да так бы и произошло; но даже представить затруднительно, что оказалось бы, если, например, на миг убрать питание, а потом дать двойную... нет, нет, - слишком жестоко, - но хотя бы "увеличенную" норму...), да, в общем, почти именно так бы все и произошло, если бы... если бы я (что же это там происходит?) не обернулся в ответ на что-то (давно и методично) тыкающееся мне в спину...
- Что?.. Уже время?.. Да, да, конечно же... время... - медленно (и как будто неохотно) возвращавшееся сознание с удивлением пыталось запечатлеть как-то незатейливо испаряющееся бессознательное (до того на удивление незатейливо вырвавшееся на свободу), пока я окончательно не отметил про себя исчезновение остатков сна (вот что это все было?!), и уже скашивал глаза на ручные часы, просчитывая сколько осталось до начала вечерней лекции. Дневной сон закончился. Вторая половина дня только начиналась.
Сергей Зелинский
28. 09. 04 г.
рассказ
Писатель
1
В художественную литературу Аристарх Рафаэлович Ремезов вошел внезапно. Так входят в холодную воду, когда на улице стоит жара, и искупаться вроде, как и надо, но, представив себе "холод волн" - не хочется. Так прыгают в прорубь, когда разгоряченные после бани, и уже вроде сделав, те обязательные несколько метров до воды - на миг задумываются: а надо ли это?
На фоне той размеренной жизни, которая как вроде бы и окружала его, поначалу ни о какой литературе он не думал. Была работа чиновника средней руки, со всеми "положенными" его должности преимуществами. Была любимая жена; сын-школьник; родители - пенсионеры (которых он регулярно навещал каждые выходные). Был небольшой круг старых друзей; обязательно запланированные встречи с ними, (с неизменными мужскими интересами: спортивные мероприятия, сауна, ну и все тему "сопутствующее", о котором особо не принято распространяться, но которое присутствовало всегда). Аристарху Рафаэловичу было 37 лет. Был он высок, быть может, - даже красив; очков - усов - бороды - не носил; его волосы всегда были аккуратно подстрижены, виски подбриты; одеваться любил - изысканно; помимо жены - имел любовницу, периодически встречался с любовником, раз в полгода ездил на какой-нибудь заграничный курорт, и кроме служебной машины - имел неплохую и собственную, хорошую дачу в престижном месте (хвойный воздух на Финском заливе под Петербургом весной особенно хорош), ну и, в общем, действительно жил той самодостаточной жизнью, которую и сам он считал таковой, и менять которую - совсем даже не собирался.
И вот в какое-то время Аристарх Рафаэлович почувствовал, что все это - "не его". Уже не радовала работа (в одночасье стали безразличны все ее преимущества). Надоела жена; "достала" всевозможными капризами любовница; (любовник вообще заявил о "смене ориентации"); стала раздражать глупость друзей; перестали интересовать курорты; "зажравшиеся" соседи по даче; сама дача; вечно холодный воздух с Финского залива... Даже консьержка в подъезде начала вызывать отвращение.
Почти неделю, Аристарх Рафаэлович ходил понурый, сосредоточенный в себе, мучительно пытавшийся в таком своем состоянии разобраться. Все время какое-то неосознанное решение вертелось в голове, но никак не могло материализоваться.
Тогда Ремезов решил помочь себе сам. В один из дней он набрал полный багажник различного "алкоголя", набил пару сумок снедью, постарался не забыть еще кое-какие мелочи - сейчас, вроде как, и не нужные, но, - кто его знает, - быть может, и необходимые в последующем, и, предупредив всех, что ему требуется срочно уехать на неделю - уже вскоре переступил порог небольшого домика в деревне (бывшая вотчина родителей, теперь стоявшая "наполовину заколоченной": полтораста километров от Петербурга вроде и немного, - но приезжали в эту деревеньку, кто даст сил вспомнить, - раз в два, в три года).
Никого видеть не хотелось; соседке-старушке, посматривавшей за домом (...ой, а я и не узнала тебя, совсем изменился...), Аристарх Рафаэлович отдал специально привезенные "гостинцы" (к подаркам "из города" в деревне традиционно относились с благоговением); и, наконец, вырвавшись от затянувшегося было гостеприимства (...ну что, совсем забыл друзей детства?...хоть помнишь, - как зовут-то нас?... да помню я все... Сергей, Андрей... Влад?... что ж не помнить: вроде как, все школьные каникулы проводил с вами?..), затопил печь (зима играла на руку общей атмосфере уюта и комфортности), и, оставшись один - начал жить...
2
Удивительно... Спроси кто его, - так вряд ли и смог бы ответить, что представлял себя, когда раннее, живущим такой жизнью. Но уже сейчас, наоборот, для него казалось загадкой: почему он медлил раньше?.. А теперь вот, и трудно предположить, что интересовали его когда - земные блага... И тогда уже быть может и взаправду - душе положено довольствоваться малым...
Прошел год как Аристарх Рафаэлович Ремезов буквально ворвался на авансцену отечественной литературы. Каждые несколько месяцев выходили его новые книги; редко выпуск литературного журнала - не проходил без помещенного туда рассказа Ремезова; и чуть ли не с интервалом раз в неделю - одна из газет обязательно печатала с ним интервью... Он работал на износ. Каждый новый день делился на два обязательных отрезка: в первом писал он; во втором, обложившись различной литературой, - он был "читателем". Так, где впервые, где заново, были прочитаны: Кафка, Борхес, Сарамаго, Довлатов, Кортасар, Маркес, Гари, Пруст, Джойс, Грасс, Стриндберг, Гофман, Зюскинд, Фробениус, Эмис, Аксенов, Солженицын, Набоков... (И еще чуть ли не с сотню писателей). В интернете выискивались литературные и филологические сайты; в распоряжении Ремезова оказались электронные библиотеки мира (благо, что и английский и французский знал в совершенстве, а за это время научился читать - почти без словаря - и на немецком)... Сон был сокращен до минимально-необходимых: трех-четырех часов; на приемы пищи и прочие "обязательные" процедуры - в день отводилось не более получаса; все остальное время - он работал... Тем более, что никто теперь ему не мешал: с работы ушел, с женой развелся, любовница ушла сама, родители неожиданно эмигрировали в Израиль (мол, хоть под конец жизни, поживем спокойно...)...
И не зная даже, когда случилось это, (и, видимо, это было лишь следствием произошедших с Ремезовым изменений) - Аристарх Рафаэлович вдруг почувствовал, что попал в какую-то жуткую зависимость. Ведь он теперь не мог остановиться! Да и стоило ему лишь замедлить шаг, как тотчас же грозил напасть на него маниакально-депрессивный психоз... (А то и что "похлеще", о чем Ремезов и упоминать боялся).
Теперь, чуть ли не ежеминутно, Аристарх Рафаэлович должен был "вкачивать" в себя все новую и новую информацию; пропускать ее через себя (трансформировав, быть может, в какой-то мере через собственное литературное творчество); часами он просиживал за компьютером, книгами, журналами; белыми - становившимися вскоре исписанными - листами бумаги; рылся в энциклопедиях, разгадывал кроссворды, решал шахматные задачи... Его мозг должен был работать на максимальных скоростях; иначе, чуть замедлялся ход, - и наступала апатия к жизни, хандрическое нежелание вообще жить, откуда-то выползавшие страхи, незаметно заполнявшая его затуманенное сознание неуверенность, ну и все то остальное, - отрицательно-нежелательное, - от которого Ремезов мог избавиться только одним - разогнав свой мозг на предельные обороты, заставив его (себя) все время запоминать, думать, анализировать...
Вскоре Аристарху Рафаэловичу стало скучно жить. Те нечастые окружающие, "успевавшие" в специально отведенное для этого время пообщаться с Ремезом по телефону, или - что уже случалось весьма редко, и поистине считалось для них большой удачей - переговорить в "живую" - казались Аристарху Рафаэловичу необычайно глупыми, а то и просто: дураками, да занудами. Телевизор он не смотрел (ничего "умного" оттуда не слышал), радио отключил (трудно подстроиться под интеллектуальные передачи), телефон включал всего раз в день на час... И в один прекрасный момент - который, учитывая то состояние, в котором Ремезов теперь находился, наступил достаточно внезапно - Аристарх Рафаэлович почувствовал, что сходит с ума...
3
Длинная кавалькада - медленно, с какой-то особой осторожностью - движущихся легковых машин да автобусов, подождав пока традиционно заспанный и полупьяный сторож, откроет шлагбаум, въехала на территорию кладбища.
Люди разного возраста, среди которых (как это всегда угадывалось, быть может, даже и не по лицам, а по какому-то "особому" чутью) были родственники, просто знакомые, как, впрочем, и не лично знакомые, а лишь по ставшему близким - творчеству, (бродили какие-то дети, понуро курили хмурые мужчины, обречено озирались заплаканные женщины), постояв "необходимое" время возле свежей могилы, и, дождавшись пока сначала опустят, а потом и забросают землей, гроб, перешептываясь и вспоминая (может быть, как принято - только с хорошей стороны) покойника, стали постепенно разбредаться, большинство, о чем-то сожалея, и уж точно вряд ли кто, понимая, - почему тот так рано ушел из жизни (...убийство... да нет, - сам... револьвер нашли зажатым в руке... как аристократ... в висок...).
А через год, кто-то зашедший на кладбище (по вынужденной необходимости, ведь мало кто заходит туда случайно), мог прочитать на небольшом гранитном монументе: Аристарх Рафаэлович Ремезов, писатель...
Сергей Зелинский
09. 03. 04 г.
рассказ
Голос
1
Я внезапно проснулся среди ночи. За окном кто-то нещадно, с какой-то маниакальной настойчивостью, и в тоже время, словно боясь казаться излишне шумным, (но, все же, достаточно нетерпеливо, чтобы можно было усомниться в его слишком добрых намерениях) - бил по стеклу. Я, в затянувшемся желании не отпустить остатки сна, натянул на голову одеяло, пытаясь спрятаться под него, - но, какой оно защитник? И вскоре уже наоборот, резко его откинул и встал с кровати.
Силы земного притяжения, вероятно, не ожидали такого резкого подъема, и потому не успели еще до конца влиться в мое тело - как входит мифический "Джин из бутылки" обратно в бутылку - и потому, то ли некогда ровная поверхность пола отказала мне, то ли ноги еще спали (а, быть может, обидевшись на что-то прошлым днем центральная система затянула "с командой"), - но я здорово покачнулся, и уже практически падая, устоял, судорожно уцепившись за висевшую рядом штору; но это было лишь на миг, - потому как пусть мои семьдесят килограммов это и не очень "много", но, вполне достаточно, чтобы не выдержала штора моего веса, и не упали мы уже вместе.
Уже лежа на полу - я прислушался. За тишину в квартире можно было не беспокоиться: жил один, и потому, вроде как, и будить некого. Да и думал я сейчас о другом: мне показалось, что прекратился шум на улице.
Уцепившись руками за подоконник, я как гимнаст, сделав стойку на руках, приподнял свое тело и уставился в стекло. Так вот в чем причина! Там разгоралась настоящая буря. Ураган. А причиной всех этих ночных стуков, был дождь - капли которого, собрав в кучу, ветер нещадно бросал в стекло - да ветка огромного дерева, которая, изломившись так, что внезапно оказалась на уровне моих окон - била в последнем излете по ним.
Успокоившись - причина страха всегда: неизвестность - я лег обратно в постель, и уже собирался, было, уснуть - по крайней мере, честно попытался это сделать - как вспомнил, что меня ожидает завтра. Тотчас же где-то внутри, в области груди, водоворотом щемящей тоски, расходившейся по телу тревоги, моментально обострившегося чувства опасности - меня начало, чуть ли, не трясти; и уже не пытался я спать; одеяло было отброшено к изножью, а я, забравшись на кровать с ногами, обхватил колени, (уткнув в них голову), словно могло это спасти меня, или словно я сам - спасался в этом.
Еще я пытался рассредоточить свои мысли, - чтобы не думать "ни о чем". И на миг, как будто, у меня получилось. Потому как уже начал проходить этот страх - что это было, как ни страх?! - и мог я отпустить от себя затекшие ноги, и готов был уже встать - ну, заварить там чаю, или, быть может, хотя бы просто пройти по комнате; но когда я готов был я сделать это - страх вернуться обратно; и создавалось впечатление, что, оставаясь, какое-то время "вне моего сознания", - он успел "нагулять силы"; или объединиться с себе подобным; потому как теперь - только "вошел" он в меня, как уже моментально заполнил всего без остатка; так, что я боялся даже громко вздохнуть; но главное - и что печальнее всего для меня - каким-то образом проник он в мозг; да еще и захватил там полное руководство; так что, теперь, я не мог уже и надеяться ни на что; потому как вообще должен был забыть про что-либо собственное, личное, индивидуальное, - и полностью подчиниться - власти его. Власти страха.
2
Страх съедал меня всего без остатка. Судорожно пытаясь уцепиться за что-то положительное (радостное и светлое), мысли терпели неизменный крах; и уже думал - и совсем не мог не думать - я ни о чем больше, как о ожидании неизбежно прогнозируемого несчастья (не какого-то конкретного - на деталях я тоже не мог сосредоточиться - а вполне реально существующего, но пока еще не видимого мной), так что совсем не знал я, как поступить "мне сейчас"; и как поступать "завтра"; и не знал я, что необходимо было еще предпринять; потому как - мог я "предпринять" абсолютно все; и - не мог ничего.
Я трясся "в неведении", - больше чем от страха; и, вероятно, потому как этот страх расценивался мной, не иначе, как страх неведения - мне было намного тревожней, печальней, опасней...
Но что было у меня завтра? Чего я на самом деле страшился так? От чего "пробирает" - от ужаса меня всего без остатка?.. Слишком поздно... Если и задавать вопросы - так делать бы это чуть раньше, а теперь... Теперь, страх уже почти полностью заполнил меня; я сросся с ним; мое я (и первое, и второе) живет под воздействием навязанной им силы влияния, и кажется... Хотя, что там кажется, когда именно так все и есть - уже не возможно мне не подчиниться ему, и теперь стало для меня удивительным - как это возможно было делать раньше.
Быть может потому, и заранее неудачны все предпринимаемые попытки, да... впрочем... уже и предпринимаемые - из-за бессмысленности - вовсе.
Страх живет в нас от неизвестности, - в который уж раз повторял я для себя известное правило. Правило чего?.. Должно быть, - "избавления от страха"?.. Но сейчас испытанное средство не действовало... Что это могло означать?.. На какие выводы - и свершаемые вследствие этого решения - должны были для меня наталкивать?.. Что необходимо было предпринять, дабы навсегда - хотя и несклонен я в таком своем сегодняшнем положении замахиваться на столь нереальный срок - но хотя бы избавиться на время, да что там "на время" - для меня желательнее было, что бы меня отпустило сейчас... А дальше - разберемся.
...Но не отпускало. Наоборот становилось все хуже и хуже; и готов уже был я кричать от ужаса (ужаса чего?), но с трудом себя сдерживал; ибо никогда не любил выносить (бушевавшие во мне) эмоции, - за рамки личности (тем самым, проецируя это на других); потому как считал, что ничего не может быть хуже, чем, то, что кто-то посторонний - должен был страдать, отдуваться, да, даже просто терпеть - хоть незначительные - неудобства за нас; ибо на то - личная жизнь и называется личной, что не требует вмешательства извне; в ином случае, - нарушаемые (нашим ненужным выплеском энергии) мысли других людей, неизменно заставляют их пытаться искать пути спасения от нас; а это... это - не хорошо...
3
На утро страх прошел. Прошел сам. Неожиданно и впервые. Потому как насколько я помнил себя, - а прожитые сорок лет не оставляют сомнений - такого быстрого избавления, раннее не случалось.
Я осторожно открыл глаза, окончательно просыпаясь. Нет. Страх не проходил. Я ошибся. Но как только я поднялся с постели - внезапно и необычно ярко, встала передо мной вся картина (а где-то в ней таилась и причина ночного кошмара) запланированных на день - но как будто уже свершенных - действий.
У меня сегодня были похороны. И хоронить должны были меня...
Сергей Зелинский
26 марта 2004 г.
Рассказ
Возвращение
Владимир Ипполитович Безвременьев (самым внезапным и коварнейшим образом), обнаружил, что прежний ход вещей, ему, как будто, и не подвластен. И ведь, вроде как, и нельзя было ничего поделать. Быть может потому, - что для этого требовалось найти ту точку отсчета, с которой стабильный (до сих пор) круговорот жизни - принялся идти: в одном ему известном порядке. Или просто, что было уже значительно вернее, - беспорядке. Потому как - как же это еще называть? (Причем, стоило заметить, что какого-то особого - так сказать, суматошного порядка - еще, вроде как, и не было. Просто, в одночасье... все словно стало с головы на ноги. Ну, или - с ног на голову. В зависимости, от того, как у кого стояло раньше).
В общем, Владимир Ипполитович заметил... даже нет... Владимир Ипполитович, как-то странно обратил внимание, - что привычный закон мироздания - как бы разом потерял свою актуальность. И, теперь, кажется (может, действительно, пока только кажется), - что все самым неожиданным образом изменилось.
Первым "звоночком" было необъяснимое желание Безвременьева перечитать старые книги из собственной библиотеки, насчитывающей несколько тысяч томов. Да, не абы какие - а те, которые аккурат (и не только самим Владимиром Ипполитовичем) относились к так называемой детско-юношеской литературе. Жюль Верн, Даниэль Дэфо, Герберт Уэльс, Чарльз Диккенс, Фенимор Купер... и кроме них: Бальзак, Стендаль, Мериме, и тому прочие (включая многочисленных русских классиков XVIII-XIX вв.) - неожиданно завладели его сознанием. Причем, что поистине оказалось удивительным, Безвременьев (как будто бы) ощутил прикосновение к тайне... той тайне, завесу над которой приоткрывает любой нормальный подросток 12-14 лет (а то и значительно раньше, например, большинство из перечисленных автором сам Безвременьев прочитал еще в 8 - 10 лет), - и после... к ней (тайне) уже не возвращаются. И не потому, что как-то там, разочаровался в некогда любимых книгах. Совсем даже нет. Просто он, - перешёл на другой, следующий, этап в своем интеллектуальном развитии; и вполне объяснимо, - что уже там, - появились другие, новые авторы. (И у нашего героя, до сих пор, все шло самым, как говорится, надлежащим образом. Тем более, что, в какой-то мере, чтение книг он сделал своей профессией, работая преподавателем на кафедре мировой литературы одного из недавно открывшихся Питерских ВУЗов. А до того, - тоже не бездействовал; занимаясь наукой - филологией, - и защитив кандидатскую диссертацию, - что в его тридцать лет - в принципе, было неплохо).
Столкнувшись с подобным своим желанием - Владимир Ипполитович, самым незавидным образом, опечалился. Что случилось? Почему он, как-то вдруг, стал испытывать наслаждение от той литературы, к которой, (как надеялся), - уже никогда не прикоснется? (Ну, может, только разве, чтобы вспомнить какие отдельные моменты из прочитанных книг: пожурить, там, сына-школьника, или проверить некоторых студентов, выбравших в качестве темы - что-нибудь из подобных произведений...).
Но, что было поистине, самым печальным - доцент Безвременьев испытал "необъяснимое" (в его нынешнем образе - "знатока" литературы) удовольствие "от прочитанного". При том (а это было, пожалуй, уже - не вторым "звоночком", - а первым "симптомом"), к действительно "интеллектуальной" прозе, - он, вдруг, самым неожиданным образом охладел. А что было еще точнее, - вдруг как-то разом, - перестал ее "понимать". Практически в одночасье, она стала (для него) - "скучной" (если не сказать - занудной), и "неинтересной".
А, ведь, было время?!. Когда с удивительнейшим наслаждением (и даже - трепетом) он открывал томики: Кафки, Борхеса, Кортасара, Воннегута, Джойса, Набокова, Белого, Мариенгофа... Буквально зачитывался произведениями Камю, Сартра, Кундеры, Маркеса, Стейнбека, Бэнкса, Гари, Аксенова, Довлатова, Битова, Сологуба...
Куда все ушло?..
Все куда-то безвозвратно ушло... Этой прозы, Безвременьев, теперь (в лучшем случае) не понимал; в худшем... в худшем он, - вообще не мог прочитать ни строчки; задаваясь вопросом, - "о чем здесь написано"?..).
И ведь, быть может, ему бы следовало с кем поговорить?.. Спросить совета... А то, - и просто поговорить; чтобы, по реакции собеседника, (например), - попытаться понять: что же это с ним, с Владимиром Ипполитовичем Безвременьевым, происходит...
Но вот в том-то и дело - что-либо подобное почти изначально исключалось. И не потому, что Безвременьев чего-то опасался (хотя, бесспорно, было и это; причем он не то что опасался, а самым настоящим образом боялся; именно - боялся); и даже не потому, что Владимир Ипполитович не знал, как ему правильно - подойти к чему-то подобному. Совсем нет. Вернее - не это было главное. Основным (тем, что напрочь перекрывало, возникшее было, желание) было то, что у Безвременьева, просто, не было на примете человека, с кем он мог бы так просто взять, да пообщаться.
Одних он считал - завистниками (а потому - сразу обманут, навредят, разнесут дурную весть по институту и городу); других - откровенными дураками (не поймут, испоганят смысл, исковеркают правду); третьих... впрочем, третьих-то уже и не было. Но даже, если б кто случайно и объявился бы, - то он сразу же оказался бы зачислен в стан и первых, и вторых, и воображаемых третьих, четвертых, пятых... десятых...).
Что было делать Безвременьеву?.. Сложилась довольно парадоксальная ситуация, которую он, вдруг, наметил разрешить, причем, самым неожиданным образом.
Пойти к независимому психиатру!?
И уже, как будто бы, и действительно сделал это...
Но неожиданно задумался. "А что, если этот, так называемый, "независимый" психиатр - окажется: очень даже "зависимым"; чьим-то братом, племянником, сыном, знакомым... И уже от него, - еще прежде существовавшая тайна, - перестанет быть таковой. И все выплывет наружу. (А перспективы последствий, - Ипполит Матвеевич боялся намного больше, чем самих последствий. Но это так. К слову...).
И беда еще была в том, - что, сколько бы Безвременьев не пытался думать "над возникшей проблемой" - она, как будто бы, не только не исчезала, но и даже - стала как-то усиливать свое влияние. Множась, и таинственным образом, увеличиваясь в размерах.
И вот это уже была настоящая беда.
Безвременьев хаотично бродил по комнате. Суматошные мысли рождали такие же варианты; которые тут же отбрасывались, призывая к ответу новые.
Но уже все было действительно бесполезно. А, ведь, когда-то?.. лет пять - шесть назад... не тогда ли - впервые можно было задуматься?.. не тогда ли, - он впервые почувствовал, что с ним что-то происходит... (...поездка в трамвае... не купленный билет... контролер... отказ Владимира Ипполитовича предъявлять билет; требование штрафа... снова отказ; и, - в итоге, - спасение бегством...)...
Ему бы тогда, - обратить на это внимание. Но, не на это, конечно... А на то, что случилось потом. А потом, - Безвременьев купил проездную карточку; и, при следующей поездке, всяческим образом, - не один раз тыкал ее под нос - поначалу удивленному, а после всерьез обеспокоенному кондуктору; а после, Безвременьев и вовсе выскочил из транспорта; обругав его чьим-то прихвостнем...
Вот бы задуматься Безвременьеву тогда?!
Тем более, что при последующих поездках... впрочем, - самих поездок: не стало. Все расстояние от дома до метро, Ипполит Матвеевич ходил исключительно пешком.
Но, - завидев (уже знакомого) кондуктора в окне проезжающего трамвая - Безвременьев (каким-то загадочным образом) преображался: подпрыгивал вверх; желая обратить на себя внимание кондуктора - вытягивал руку, со все тем же проездным билетом; и, по настоящему, успокаиваясь только тогда, - когда видел его перепуганные глаза. Ходили слухи, - что вскоре, тот даже сменил маршрут. Пока его и там, случайно не нашел Безвременьев.
В общем - задуматься бы Владимиру Ипполитовичу тогда... Но...
Кстати, через какое-то время, - Безвременьев неожиданно успокоился; стал ездить в трамвае; сразу покупая билет; и нарочито - на всем протяжении поездки - уставясь в специально заготовленную газету.
И вот, теперь... Теперь, Безвременьев стал неожиданно замечать, что постепенно погружается куда-то в бездну. Или нет. Какое же это погружение?.. Это скорее - возвращение. Возвращение обратно, в детство. Туда, где у него не было никаких забот. Там он был под более чем надежным прикрытием обезумившей от любви к сыну матери (продолжающей нянчиться с ним не только, когда он уже учился в институте, но и даже когда женился); от почти схожей любви - отца (бессменно - начиная со школьных лет - сопровождавшего его на все экзамены, в том числе и институтские); от любви сослуживцев отца (занимавшего достаточно крупный пост в министерстве культуры), заискивающих перед: "чудо - мальчиком", притом, что никаким-таким чудом, - он никогда не был).
И уже хотелось ему в этом самом детстве остаться. И придумывались тысячи обоснований - не возвращаться обратно.
Да и зачем?..
И тогда уже, - зачем и нам тогда надоедать Владимиру Ипполитовичу Безвременьеву нашим (излишним?) вниманием?.. Оставим его в том состоянии, которое уже почти всецело заполнило его... Ведь главное, - чтобы человек был счастлив...
Сергей Зелинский
25 января 05 г.
рассказ
Фантасмагория
Если по правде, то я и не припомню даже толком, когда это со мной произошло первый раз. Скорее (даже) мне кажется, что этого - совсем не было. Тем более что о том, что подобное случалось и раньше, - говорит лишь то далекое воспоминание, которое я удерживал в памяти... вернее, оно находилось там и совсем без моей воли; или, что вернее, - нисколько, казалось, не спрашивая самого меня. Так, по всей видимости, я считал (для самого себя).
Да, быть может, так оно и было...
Но что до самого воспоминания, то оно, вероятно, не более чем всего лишь повторение (предшествие?) происходящего сейчас.
И уже то, что происходит сейчас, пожалуй, можно отнести к неким загадочным, и, на первый взгляд, необъяснимым явлениям, имя которым... Впрочем, как раз здесь и наблюдаются те удивительные противоречия, стоящие между мной, Петром Сергеевичем Карагандовым, и, быть может, всем остальным миром.
А началось все с того, что в один (ничем не примечательный) день, - день, который при "благоприятном" раскладе таким бы и остался, - произошло со мной некое (необъяснимое) событие, грозившее, не только разом перечеркнуть предыдущую жизнь, но и, по всей видимости, - внести (только ей известные) коррективы: в жизнь последующую.
Я шел тогда по улице. Шел, не обращая внимание на полуденный зной. (Тенистые аллеи небольшого южного городка, где я тогда находился, вполне давали мне право забыть о самом жарком месяце лета, - стоявшем тогда).
К тому же, совсем недавно мне исполнилось двадцать пять. И я был уверен, что ничего не сможет заставить меня забыть о литературной премии, лауреатом которой, меня объявили на днях. И о чем первый - с поздравлениями - позвонил председатель комиссии, (давнишний приятель моего отца), - Дмитрий Александрович Бурмистров.
И, по всей видимости, находился под впечатлением от состоявшегося разговора, повторяя про себя отдельные, запомнившиеся фразы. Так, что вполне создавалось впечатление - будто разговор состоялся только что.
- ...И не может быть и тени сомнений, - выдергивались из общего частокола слов рефреном звучащие фразы, - Вы (по старой привычке Бурмистров ко всем обращался только на "Вы"), бесспорно - один из самых талантливых молодых прозаиков... (Мог ли я не согласиться с председателем комиссии?..). А потому, - не только слушал, радовался и соглашался... но и уже вскоре: слова Дмитрия Александровича смешались с моими, (идущими откуда-то из подсознания), хвалебными отзывами о самом себе. Так, что уже совсем невозможно было разобрать: что "на самом деле" говорил Бурмистров, - а что казалось мне.
Я шел по улице, и - совсем неожиданно для себя - обратил внимание, что по другой стороне тротуара, - идет точно такой же субъект - как я?!..
Сходство было поразительным. Все тоже продолговатое лицо; все та же долговязая фигура; все те же (темно-русые) волосы до плеч.
Казалось, даже походка была такая же. И речь... до меня случайно донесся его голос. Голос, который бы я никогда ни с кем не перепутал: это был мой голос. Но что показалось мне самым удивительным: незнакомец, разговаривая сам с собой, употреблял те же самые речевые обороты, что и я. И даже более того: он произносил - те же самые слова (которые, минутой раньше, мысленно произносил я сам).
Не в силах сдвинуться с места, я удивленно провожал его глазами.
- Быть может, мне следовало его окликнуть?-- возник, было, у меня вопрос (и я уже готов был что-то прокричать тому), как... произошло событие, которое разом (и окончательно) выбило меня из колеи.
А дело все в том, что только у меня сформировалась более-менее подходящая фраза, и только-только готовы были сорваться с уст первые аккорды ее - как кто-то прошел мимо меня. Причем так близко, что только мой резкий шаг назад - помог избежать столкновения. Я посмотрел на негодяя. И отчего-то - не удивился. - Это был еще один "я". Точно такой же. Даже нет нужды искать какие-либо отличия. Все было идентично (до неузнаваемости). И я уже готов был задуматься, - а помню ли я себя на самом деле? Быть может - я совсем другой? С другой внешностью? И тогда (а, скорее всего это именно и так), - нет и повода для сомнений. Тем более, что любые сомнения рождают отвратительные чувства. Которых, - я сознательно избегал.
Но сомневаться не приходилось... Это был я... Точнее, - "человек, похожий на меня"... И тот, второй, - тоже был похож.
В какой-то момент я уже готов был упасть в обморок (запутавшись в каких-либо "закономерностях" этого мира). Но когда я, видимо, уже собрался это сделать (момент, надо заметить, непредсказуемый, и неприятный во всех отношениях), - я оказался "подхвачен" с двух сторон... "Собой" же...
Рядом со мной стояли два совершенно одинаковых человека. Причем, словно смотрел я в неком зеркальном отражении, которое (тут же) рождало (множившиеся в геометрической прогрессии) схожие между собой образы. (Впечатление - громадного по масштабам - клонирования...).
Было ли подобное на самом деле?.. Или этого, вовсе и - не было?.. И тогда (получается) мне все... привиделось?!..
Признаться, я не был готов к подобному... умозаключению. Хотя, моя психика и раньше пыталась выкидывать разные, там, "коленца". Но что б дойти до такого?.. Когда в одночасье видишь себя в нескольких изображениях?!.. До этого, верно, дело еще не доходило. И (быть может потому), я интуитивно догадывался: что сейчас совсем иной случай...
Но, вот, что он собой означал?!.. Быть может, в подобном (сверхъестественном) рождении образов - таилась какая-то метафора. Интерпретация которой, - как раз бы и несла в себе: должный ответ?.. Или ответа... и не могло быть?..
Но ведь не сон же это на самом деле?.. Тем более что сны передо мной в последнее время проносились все более с каким-то зловещим сюжетом никогда непредсказуемой развязки. Точно такой же, впрочем, как сейчас...
Казалось, я окончательно запутался.
- Быть может, мне следовало, - о чем-нибудь заговорить с ними?.. Ну, хотя бы попытаться продемонстрировать свое доброжелательное (а какое у меня на самом деле?) отношение?.. (Агрессии, как будто не наблюдается, - отметил я про себя). Но и радости... радости особой не было. И мне показалось, что если буду я еще думать об этом, - то и вовсе запутаюсь. А то и - сойду с ума.
Но, тогда, что мне оставалось?.. Уйти?!.. Попытаться просто пройти мимо, не обращая внимание: на нашу схожесть?!.. А если они уже заметили (свою схожесть со мной?!). А то и наоборот, - желают (таким образом) "выйти" на контакт? И какова тогда вероятность, - что они оставят свои попытки?.. Не станут ничего больше предпринимать?.. И вообще, - какой вариант развития отношений для меня более желателен?.. Быть может и правда, лучше, не замечать ничего?.. Словно - и не происходит ничего вовсе?.. И уже в какой-то момент мне показалось, что... ничего и не происходит. А значит - ничего (такого) и не было. Все мне, например, привиделось. Тем более... тем более, что я уже широко раскрытыми глазами смотрел вокруг... и никого не видел... Улица была совершенно пуста...
- Выходит, - и раньше никого не было?!.. По крайней мере, вполне создавалось впечатление нетронутой целины асфальта - с копошившимися на нем муравьями (сей факт меня настолько удивил, что я даже наклонился, чтобы получше разглядеть этих трудолюбивых насекомых, занятых исключительно своей жизнью и, - не в пример мне, - ничего вокруг не замечавших), пылинками тополиного пуха - словно снегом покрывавшими поверхность земли, так что где-то подсознательно вполне создавалось впечатление, что, пройдя кто здесь раннее - то он обязательно оставил бы следы...
- Так значит, это все мне действительно привиделось?! - уже готов был окончательно оправиться я от пережитого. Все разрешилось само. И таким удивительным для меня образом.
- Фантасмагория, - тихо произнес я, и, постояв еще какое-то время (подспудно ожидая что-то все-таки увидеть), убедился, что, действительно никого нет. И зашагал прочь.
Я шел сначала медленно. Но постепенно мои шаги приобретали возвращавшуюся уверенность. И, дойдя до конца улицы, - я повернул на следующую, завернув за угол. И снова шел, начав насвистывать даже, какую-то песенку. И с каждым шагом забывая о недавнем происшествии.
А потом, что-то заставило меня оглянуться. И я... никого не увидел. И вновь продолжил путь. А когда собирался уже завернуть на следующую улицу (этакий маленький южный городок, с многочисленными извилистыми улочками), - чуть не столкнулся... с ними со всеми. Они ждали меня...
Сергей Зелинский
8 сентября 04 г.
Рассказ
"Проводник"
Мне всегда хотелось узнать - что там "внутри"? Причем, совсем не интересовала "схема устройства головного мозга". Даже было безразлично - что скрывается под черепной коробкой. Знал - мозг. И этого - было достаточно.
Меня интересовала - структура психики. Психические механизмы. Возможность ответить на вопрос: почему мы совершаем те, а не иные - поступки?.. Отчего рождаются в нас различные желания?.. Что стоит - за самой способностью: возникновения мыслей?.. Можно ли как-то - контролировать этот процесс. Регулировать - его. Направлять; направлять - в нужную для тебя - сторону. Изменить, - первоначальный мотив возникновения желаний.
А если - научиться контролировать их?!
Вопросов было много. Ответы - иной раз: почти совсем исключали сами себя. Дополнительно внося сумятицу. Запутывая. Перегружая, - и без того: затуманенное сознание.
Однако, я - не сдавался. Я нисколько не собирался останавливаться, - даже если в какой-то момент спохватывался, что в своих (рождаемых) выводах - оказывался отброшен назад. Чуть ли - не на исходную.
И тогда я возвращался обратно. Почти напрасно стремясь к чему-то, цепляясь за правильный ответ.
И порой становилось грустно. Грустно, - что ничего у меня не получалось. Грустно, что ни на дюйм - я так и не приблизился: к разгадке.И тайна - еще более упрочивала (свои) позиции. А, какая-то (возможная?) разгадка - вместо разрешения: еще больше отдалялась от меня. Пряталась в раковинке. Усиливала - свою неразрешимость. И, - как будто, - совсем и не предполагала ответ. Решение. Наличие - решения. Решения - способного приблизить (меня) к истине.
И в какой-то момент, я уже запутался сам.
Что я искал? К чему - стремился? Хотел ли (на самом деле) добиться: наличия - решения? Или все это, - большей частью, - была бутафорская сказка. И мне совсем был не нужен - ответ. А важен - сам процесс. Процесс - поиска истины. В какой-то мере даже - тренировка. Мозгов. Собственных.
Как знать, - куда бы я (на самом деле) дошел в собственных измышлениях. С таким вот - подходом. Но (видимо) сжалилась судьба. Послав, - просветление. В виде - совсем даже (как мне показалось тогда) чудной идеи.
Суть ее заключалась в том, - что бы найти, так сказать, "первоисточник". Своего рода - "проводника".
Благодаря ему, - смог бы я - (чуть ли не разом) разрешить создавшиеся (собственные) противоречия.
И нужно-то было совсем ничего: познакомиться с человеком, находящимся в состоянии... измененного сознания. Причем, быть может, даже - не постоянно: находящегося в нем. А - иногда. То есть, человека - с некими, "пограничными мотивами". И этого было бы достаточно. Потому как - на мой взгляд - предполагались у такого человека: некие способности. Способности - погружаться в глубины собственной психики. И, - что было необычайно важно (и что отличало его от типичного "шизика", который находился постоянно в "измененном сознании"), - "выплывать" обратно.
Подобный человек отыскался довольно быстро. На удивление - это был (с виду) совсем даже нормальный парень. Выглядевший - вроде как - (и) молодым.
Только после заметил я, морщины. И (не проходящие) мешки под глазами. И эти самые глаза - на удивление: серьезные. Слишком - серьезные. Быть может даже, заставившие меня на миг усомниться (в собственном выборе). Так сказать - даже - пожалеть: о нормальности(его).
Но я ошибался. Станислав, - как представился он мне, - был, конечно же, ненормален. Совсем. Он был болен. Серьезно болен. И насколько я понял, - одной шизофренией здесь дело не ограничивалось. Был, своего рода, вполне типичный "букет" из симптоматики заболеваний. Пожалуй, даже, и серьезных отклонений в психике. Причем на удивление, - маниакально-депрессивный психоз - совмещался у Станислава с параноидальными вывертами сознания. (Уже, вероятно, достаточно затуманенного). И все это сдабривалось доброй порцией шизофренического бреда, различных фобий, и галлюцинаций.
Почти вскоре после моего знакомства с ним - у Стаса началось обострение. Он бегал по комнате (жил в коммуналке, где - кроме него - жила глухая старуха, да одинокая мамаша - с мальчиком - идиотом: стоило мне переступить порог - как в коридоре тотчас же вырисовывалось это дитя - и вместо приветствия: норовило ударить меня специально приготовленным прутом по голове. Чтоб я стал, - наверное, - таким же, как и он, идиотом), периодически останавливаясь и с пеной у рта доказывая (невидимым для меня оппонентам) их ошибки (казавшиеся достаточно явным для него, - но, - вероятно: не для них); или - наоборот - прятался, - залезая под кровать. Причем, вероятно, опасность для него казалась столь реальной - что он не только никак не реагировал на мои призывы к "возвращению"; но и, порой, - время моего ожидания (а, заметив бесперспективность, я тут же оставлял попытки) доходило до нескольких часов. (Благо, что у Стаса оказалась довольно приличная библиотека. Частично - собранная им. Частично - доставшаяся от родителей).
"Возвращался" Станислав, как ни в чем не бывало. С полуулыбкой, и, - как вроде бы, - даже сожалением что так произошло.
Да я на него и не сердился. В плане, разработанном мной, Станиславу предназначалась достаточно серьезная роль. Невероятно важная. И может даже - не до конца понятная ему.
Но он как-то быстро доверился мне.
И (в какой-то момент) мне уже не приходилось сомневаться; что все у меня получится. Я (уже) был почти уверен: Станислав поможет мне погрузиться в глубины психики. В подсознание. Научит меня - бродить там. Отчасти - путешествовать.
Но (что было для меня) самое главное - научит возвращаться обратно.
То есть я, - своего рода, - готовился убить двух зайцев. И узнать свое бессознательное. Узнать, - что скрывалось там. Внутри. В психике. И - выйти в другое состояние. Сознания. Состояние - привычное мне. Нормальное. Сознательное...
Станислав принял мое предложение.
А я... я как-то быстро (достаточно быстро, чтобы не обратить на то - внимание) не заметил границ, отделявшую сознание - от бессознательного. И, должно быть, прошло совсем незначительное время - как для меня все изменилось. Предметы - как-то разом потеряли привычное очертание. Слова людей - уже не казались достаточно понятными. Вернее - создавалось впечатление, что они говорят какой-то чистый бред. Думая, - что в их речи есть истина. Но я не разуверял их. У меня просто не было возможности обращать внимания на ошибки других. Пока еще не замечать (это вроде как получалось автоматически), - но обращать (на то) их внимание.
А через время - я уже и сам опасался сказать что-то лишнее. И как можно быстрее стремился развязаться с (возможным, и, пока еще, случившимся) контактом. Который, впрочем, уже случалось все реже и реже.
Люди как будто начинали избегать меня.
Но я этого уже не замечал.
Я сошел - с ума.
P. S.
А Станислав... Станислав, неожиданно пошел на поправку.
Правда, об этом я уже не знал.
09 марта 05 г.
Сергей Зелинский
