Боль пришла вместе с закатом, окутав Марьям своим тяжелым, душным покрывалом. Сначала это были лишь редкие, тянущие волны, дававшие ей передышку. Но чем глубже ночь опускалась на уединенную долину, тем чаще и сильнее становились схватки.
Она покинула свою пещеру. Каменные стены вдруг стали давить на нее, и ей отчаянно захотелось под открытое небо, словно там было больше воздуха, больше пространства для ее огромной, всепоглощающей боли.
Ночь была тихой и звездной. Мириады небесных светил равнодушно взирали на одинокую женскую фигуру, мечущуюся внизу. Вся вселенная, казалось, затаила дыхание, наблюдая за этим священным и страшным таинством.
Марьям стонала. Сначала тихо, сдерживая крики, как ее учила мать. Но вскоре боль стала такой невыносимой, такой первобытной, что сдерживать ее уже не было сил. Громкие, отчаянные крики разносились по долине, отражаясь от безмолвных скал. Она была одна. Не было рядом ни матери, ни повитухи, ни одной живой души, кто мог бы подать ей воды, обтереть лоб или просто подержать за руку.
Ее одиночество, которое было ее защитой и святилищем, теперь превратилось в ее главную пытку. Каждая новая волна боли приносила с собой ледяное чувство богооставленности.
«О Господи, где же Ты? Ты, Кто обещал мне Свою милость... Неужели Ты оставил меня здесь умирать?»
Она шла, сама не зная куда, спотыкаясь о камни, царапая руки и ноги. Она искала опору, что-то, за что можно было бы ухватиться в этом бушующем океане боли.
На грани отчаяния
С первыми признаками рассвета, когда измученное тело уже отказывалось ей повиноваться, она добрела до старой финиковой пальмы. Той самой, что была ее молчаливой подругой все эти месяцы. Сейчас ствол ее казался сухим и безжизненным, а поникшие листья не давали тени.
Марьям обессиленно прислонилась к шершавой, колючей коре. Новая, особенно жестокая схватка скрутила ее, вырвав из груди крик, в котором уже не было ничего человеческого. И в этот миг ее дух сломался.
Физическая агония, помноженная на бесконечное одиночество и страх, сокрушили ее. Она больше не могла терпеть. Она больше не видела смысла в этом испытании. Вся ее вера, вся ее покорность, вся ее сила иссякли. Из самой глубины ее истерзанной души вырвался шепот, страшный в своей искренности:
— О, лучше бы я умерла до этого и была навсегда забытой! Забытой и стертой из памяти...
Это был вопль человека, дошедшего до самого края. До той точки, где смерть кажется избавлением, а небытие — милостью. Она закрыла глаза, желая лишь одного — чтобы все это закончилось. Чтобы ее просто не стало.
Ответ из-под земли
И в тот миг, когда она погрузилась на самое дно отчаяния, когда, казалось, и небо, и земля отвернулись от нее, — она услышала голос.
Он раздался не сверху, не с небес. Он прозвучал совсем рядом, снизу, от самой земли. Голос был чистым, спокойным и полным такой неземной любви, что он мгновенно пронзил пелену ее боли.
— Не печалься!
Марьям открыла глаза. Она была одна. Никого не было рядом. Неужели ей померещилось? Но голос прозвучал снова, ясный и отчетливый, и слова его были наполнены чудом:
— Господь твой создал возле тебя ручей.
Она опустила взгляд. И ахнула. Сухая, потрескавшаяся земля у ее ног, там, где только что не было ничего, стала влажной. И прямо на ее глазах из-под корней старой пальмы пробился родник. Сначала тоненькая струйка, а затем все сильнее и сильнее, он превратился в небольшой, журчащий ручей с кристально чистой, прохладной водой.
Это было невозможно. Это было чудо, сотворенное здесь и сейчас, в ответ на ее крик отчаяния.
Но это было еще не все. Голос продолжил:
— И потряси ствол пальмы, что над тобой, и на тебя посыплются свежие, спелые финики.
Марьям посмотрела наверх. На сухой, безжизненной пальме не было ни одного плода. Потрясти ее? У нее, в разгаре родов, не было сил даже поднять руку. Но слова голоса были полны такой уверенности, что она не могла ослушаться.
Она собрала последние остатки сил. Уперлась руками в шершавый ствол и толкнула его всем своим весом.
И тут произошло второе чудо. Ствол, казавшийся мертвым, содрогнулся. Верхушка пальмы зашелестела, и с нее, словно драгоценные камни, посыпались вниз крупные, янтарные финики. Свежие, сочные, только что созревшие, они падали прямо к ее ногам.
Марьям плакала. Но теперь это были слезы не боли и отчаяния, а слезы благодарности и стыда за свое минутное сомнение. Он не оставил ее. Он был здесь, рядом, ближе, чем она могла себе представить. Он дождался, пока она дойдет до предела, чтобы явить ей Свою безграничную милость.
Она протянула дрожащую руку, напилась холодной воды из нового ручья. Затем взяла финик. Его сладость наполнила ее рот, а вместе с ней в ее измученное тело хлынула новая, сверхъестественная сила.
Рождение Слова и Обет молчания
Боль вернулась, но теперь она была другой. Она больше не была ее врагом. Она стала ее работой, ее задачей. Укрепленная небесными дарами, Марьям встретила последние, самые сильные схватки с новой решимостью.
И вот, когда первый луч солнца коснулся верхушки скалы, огласив рождение нового дня, долина огласилась новым звуком. Не криком боли, а криком жизни.
На руках у Марьям лежал ее сын.
Она смотрела на него сквозь пелену счастливых слез. Он был совершенен. Ее дитя. Сын, обещанный ангелом. Слово от Бога, ставшее плотью. Она забыла обо всем на свете — о боли, об одиночестве, о страхе перед будущим. Были только она и он.
Она омыла его в воде чудесного ручья, завернула в свой дорожный плащ и прижала к груди. И когда первое чувство эйфории прошло, ее снова охватила тревога: что же теперь? Что она скажет людям, когда вернется к ним с младенцем на руках?
И снова прозвучал тот же тихий, исполненный любви голос, давая ей последнее наставление:
— Ешь, пей и радуй взор свой младенцем. Если же увидишь кого-либо из людей, то скажи им жестом: «Воистину, я дала Милостивому обет молчания и не буду сегодня говорить ни с кем из людей».
Обет молчания.
Марьям все поняла. Это был не ее удел — оправдываться и что-то доказывать. Она должна была молчать. Она должна была довериться Ему до конца. Ее защита будет не в ее словах.
Ее защита и ее оправдание сейчас мирно спали у нее на руках. Чудо само будет говорить за себя.
Она съела еще несколько фиников, напилась воды. Силы полностью вернулись к ней. Она была спокойна. Она была готова.