Рубиновый венец 65
Мария не ответила сразу, только задумчиво смотрела на зимний сад за стеклом, где под тусклым светом луны гнулись обледенелые ветви яблони.
В назначенный день Фёдор Ильич вновь сидел в гостиной Касьяновых. Сейчас в доме всё казалось еще более приглушённым, чем прежде. Сергей Иванович с утра чувствовал себя хуже, большую часть времени лежал, иногда вставал, сидел в кресле. В комнате пахло лекарствами и сердечными травами.
Мария встретила Фёдора без внешней тревоги, в простом платье, лицо было спокойным, но напряжённым. Она пригласила гостя сесть, долго не решалась начать разговор, наконец заговорила сама:
— Фёдор Ильич, я обещала дать ответ. Прошу только одного — если вы ещё держите своё намерение, я готова согласиться, но лишь при одном условии.
Он посмотрел ей прямо в глаза, в душе переплелись и надежда, и страх — он не знал, что скажет Мария.
— Я согласен на всё, — тихо проговорил он, — только бы вы приняли мою руку.
Её голос звучал значительно, неторопливо.
— Я не хочу никаких праздников, балов и шумных объявлений. Пусть всё произойдёт как можно скорее, без лишних гостей и поздравлений. Дедушка сейчас очень слаб, мне не до веселья.
Фёдор чуть склонил голову, воспринимая желание Марии, как закон. Он понимал, что болезнь Сергея Ивановича — причина не только скорого решения, но и полного отсутствия радости в доме. Теперь всё, что было для него важно — услышать её согласие.
— Как пожелаете, Мария Георгиевна, — ответил он негромко. — Мы обвенчаемся тогда, когда вам будет угодно. Я сделаю всё, чтобы не тревожить ни вас, ни дедушку.
— Благодарю вас, Фёдор Ильич.
Некоторое время в комнате царила тишина, только было слышно, как за стеной кашлял старик. Мария опустила голову, руки её слегка дрожали — судьба решалась этой встречей, но облегчения на душе не было.
Фёдор понял — здесь не место ни радости, ни торжеству. Главное, что Мария согласилась стать его женой, а всё прочее не имело значения.
В доме Касьяновых царила напряжённая тишина. С утра Мария сидела у окна. Думала о том, что жизнь её теперь переменится — ведь она сказала Фёдору Ильичу «да». Согласилась выйти за него замуж. И это «да» теперь будет определять всю ее дальнейшую жизнь.
Фёдор Яковлевич появился к обеду. Он был, как всегда, аккуратно одетый, с сияющим лицом, в глазах светилось нескрываемое счастье. Он поклонился Марии с особой мягкостью, и радостной улыбкой. В его поведении чувствовалась та взволнованность, которая бывает только у человека, обретшего долгожданную надежду.
— Мария Георгиевна, — начал он, с деликатной осторожностью присев напротив, — теперь, коли ваше слово дано, мне бы хотелось исполнить всё так, как вам угодно. Думаете, как лучше отметить наш день? Может, всё же устроим праздник, соберём родных и соседей, чтобы вся округа ведала о нашем счастье?
Мария на миг смутилась. Она говорила негромко, но четко.
— Я прошу, Фёдор Яковлевич, чтобы всё было тихо: венчание в церкви, только самые близкие. Я не хочу ни шумных поздравлений, ни лишней суеты.
Фёдор слушал её внимательно, не спорил; любые её желания в этот вечер были для него законом.
— Всё, как скажете, — поспешил заверить он, — только простите: мне бы очень хотелось, чтобы соседи, знакомые, да и просто добрые люди знали о нашем счастье. Вы же такая красавица, многие утверждают, что не было в наших местах барышни изящнее. У меня к вам большая просьба: может, вы найдете возможность побывать на балу. Не скрою, мне хотелось бы представить вас своей невестой.
Мария задумалась. Сердце её сжалось от тревоги. Она знала: после свадьбы многое изменится, и хрупкая уверенность в собственном будущем может рассыпаться. К тому же дедушка, Сергей Иванович, в последнее время совсем ослабел — на бал не поедет, и это стало бы причиной для отказа.
Фёдор, заметив её нерешительность, заговорил ещё теплее, стараясь ободрить:
— Я знаю, для вас самый надёжный спутник — это Сергей Иванович, но ведь сейчас ему отдых нужнее. Не тревожьте себя, я всё обдумал. Александра Николаевна Семёнова везёт на бал свою Екатерину, они хорошо к вам расположены, матушка Екатерины сама недавно говорила, что она могла бы сопровождать и вас. Вы можете отправиться с ними, уж они о вас позаботятся.
Мария взглянула на Фёдора с благодарностью, но улыбка её была грустна и едва заметна.
— Вы всё предусмотрели… Благодарю за заботу. Я согласна поехать с Александрой Николаевной. Если это нужно и вам, и мне — пусть так будет.
Фёдор Ильич сразу оживился, глаза засияли новым светом, он будто освободился от сомнений.
— Конечно! Пусть на балу все увидят, какая вы. Я всё устрою, переговорю с Семёновыми, чтобы не было хлопот.
Мария опустила взгляд на подол платья, не желая показывать волнения, что рвалось наружу. Она понимала: её выбор оказался окончательным. Она не только не чувствовала себя счастливой, она чувствовала угрызения совести. Она выходила замуж без любви и с большим обманом. Что мог сулить такой брак? Но сейчас это было спасением.
А Фёдор не мог сдержать восторга.
— Вот так и поступим, Мария Георгиевна! Завтра же навещу Семёновых, дам знать о ваших планах. Уж вы не будете чувствовать себя неловко.
Он поднялся, поклонился, и на прощание задержался в дверях, говоря уже гораздо теплее:
— Всё ради вашего спокойствия, Мария. Не тревожьтесь ни о чём. Я так счастлив. И вы будете самой счастливой супругой, обещаю!
Когда Фёдор ушёл, Мария долго сидела в пустой гостиной. За окном сгущались сумерки, а в доме становилось всё тише. Она думала о том, что ждёт её впереди. Замужество. Новый дом. Чужая фамилия. И никого пути назад.
Слёзы подступили к горлу, когда она вспомнила Вольдемара. Его глаза, его руки, тот вечер в Петербурге, когда они остались одни. Тогда казалось, что весь мир принадлежит им двоим. А теперь... Теперь она выходит замуж за другого.
Мария знала, что её письмо всё разрушило. После тех слов, что она была вынуждена написать, Вольдемар её искать не станет. Он поверит, что она его разлюбила. Но в глубине души всё равно теплилась надежда — а вдруг всё же не поверит? Вдруг поймёт, что письмо писала не она? Он же умный, проницательный. Он же её любит.
А любит ли? Мария вытерла слёзы. Конечно, любит. Она это чувствовала каждой клеточкой, когда он смотрел на неё, когда держал за руку, когда шептал нежные слова. Так не притворишься.
По её подсчётам, Вольдемар должен вернуться со дня на день. Командировка подходила к концу. Может быть, он уже в Петербурге? Читает то проклятое письмо? Или уже прочёл и мучается, пытаясь понять, как она могла так жестоко с ним поступить?
Мария встала и прошлась по комнате. Нужно написать ему. Обязательно нужно. Пусть знает правду. Она не может выйти замуж, храня такую тайну. И потом... Мария положила руку на живот. Теперь она точно знала — у неё будет ребёнок. Его ребёнок. Разве он не должен об этом знать?
Она подошла к письменному столу и достала чистый лист бумаги. Руки дрожали, но решение созрело окончательно. Что бы ни случилось, Вольдемар узнает правду.
Мария села за письменный стол и долго смотрела на чистый лист бумаги. Как начать? Как объяснить то, что сама до конца не понимала? Наконец взяла перо, обмакнула в чернила и начала писать дрожащими буквами.
"Дорогой Вольдемар! Не знаю, дойдет ли до вас это письмо, не знаю, захотите ли вы его читать после того, что я вам написала прежде. Но я должна сказать правду, какой бы горькой она ни была.
Я вынуждена была покинуть Петербург. Стала жертвой заговора против меня, хотя и не понимаю до конца, кто и зачем его затеял. Меня заставили переписать то ужасное письмо, где я отрекалась от вас. Каждое слово давалось мне с болью, но у меня не было выбора. Угрожали позором, нищетой, полным разорением.
Но знайте — в том письме все неправда! Каждая строчка была ложью. Я не разлюбила вас. Напротив, всех больше на свете я хочу видеть ваше лицо, слышать ваш голос. Страданиям моим нет конца. Каждый день думаю о вас, каждую ночь плачу, вспоминая наши встречи.
И еще должна сказать вам то, что, возможно, изменит всё. Я жду ребенка. Вашего ребенка, Вольдемар. Того единственного вечера, когда мы были так близки, оказалось довольно, чтобы..."
Мария остановилась, вытерла выступившие слёзы. Дальше писать становилось всё труднее. Она не могла сказать ему правду — что боится позора, что вынуждена идти за Фёдора Ильича. Не смогла бы признаться, как несчастна, и что только он один дает ей силы жить. Если бы Вольдемар мог быть рядом...
"Простите меня за всё. Не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь снова. Но помните — я любила вас и буду любить до конца дней своих. Ваша навсегда Мария."
Она перечитала письмо, сложила и запечатала в конверт. Теперь нужно было решить, куда его послать. Мария долго размышляла над адресом. В родительский дом Вольдемара писать не хотела — там письмо могло попасть в руки Августы Карловны. А эта женщина, Мария была почти уверена, имела отношение к тому шантажу, который заставил её покинуть Петербург. Слишком уж настойчиво мать Вольдемара не хотела их союза.
Мария вывела на конверте адрес дома…, что достался ему от деда, — там они мечтали поселиться после свадьбы. Туда и пошлёт письмо. Если Вольдемар вернулся из командировки, то наверняка побывает в нем. Тем более, что строители уже должны были закончить в доме все работы.
Мария позвонила в колокольчик.
— Позови Митьку - конюха, — велела она горничной.
Вскоре в дверях появился молодой парень -расторопный и надёжный.
— Необходимо завтра с самого утра поехать в губернский город, — сказала Мария, протягивая ему конверт. — Отвези это письмо прямо в почтовое отделение.
— Будет исполнено, барышня, — низко поклонился Митька.
Когда он ушёл, Мария подошла к окну и долго смотрела на заснеженный сад. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что Вольдемар поймёт и простит.