Найти в Дзене
Язар Бай | Пишу Красиво

27 священников спорили, кому достанется Марьям. Решил все один брошенный в реку жребий

Глава 3. Марьям Годы, последовавшие за рождением Марьям, были для Анны и Имрана подобны сладкому сну. Их тихий дом наполнился светом. Марьям росла не по дням, а по часам, и с самого раннего детства в ней проявлялась необыкновенная стать, не свойственная другим детям. Она была тихим, созерцательным ребенком. В то время как ее сверстники бегали по пыльным улочкам Назарета, играя в шумные игры, маленькая Марьям могла часами сидеть у ног своей матери, когда та молилась, или слушать, как отец читает священные свитки. Ее большие, ясные глаза, казалось, понимали гораздо больше, чем положено было понимать ребенку ее возраста. В ней не было детского озорства, но была глубокая, светлая радость. Она видела чудо в самых простых вещах: в узоре, который мороз рисовал на глиняном кувшине с водой, в том, как настойчиво пробивался к солнцу росток из-под камня, в полете бабочки. Весь мир для нее был книгой, написанной рукой Творца, и она с благоговением читала ее страницу за страницей. Анна учила ее в

Глава 3. Марьям

Годы, последовавшие за рождением Марьям, были для Анны и Имрана подобны сладкому сну. Их тихий дом наполнился светом. Марьям росла не по дням, а по часам, и с самого раннего детства в ней проявлялась необыкновенная стать, не свойственная другим детям.

Она была тихим, созерцательным ребенком. В то время как ее сверстники бегали по пыльным улочкам Назарета, играя в шумные игры, маленькая Марьям могла часами сидеть у ног своей матери, когда та молилась, или слушать, как отец читает священные свитки.

Ее большие, ясные глаза, казалось, понимали гораздо больше, чем положено было понимать ребенку ее возраста.

©Язар Бай
©Язар Бай

В ней не было детского озорства, но была глубокая, светлая радость. Она видела чудо в самых простых вещах: в узоре, который мороз рисовал на глиняном кувшине с водой, в том, как настойчиво пробивался к солнцу росток из-под камня, в полете бабочки.

Весь мир для нее был книгой, написанной рукой Творца, и она с благоговением читала ее страницу за страницей.

Анна учила ее всему, что знала сама: вести хозяйство, прясть тончайшую нить, ухаживать за садом. Но главным ее уроком была наука любви к Создателю.

— Помни, доченька, — часто говорила она, расчесывая длинные, шелковистые волосы Марьям. — Все, что мы имеем — каждый вздох, каждый луч солнца, каждый колосок в поле — это дар от Него. И лучший способ отблагодарить за дар — это беречь его и всегда помнить о Дарителе.

Марьям впитывала эти слова, как сухая земля впитывает влагу. Молитва для нее была так же естественна, как дыхание. Анна с трепетом и замиранием сердца видела, как в ее дочери расцветает та самая чистота и преданность Богу, о которой она молила в своем обете.

Но чем старше становилась Марьям, тем тяжелее становился камень на сердце Анны. Она знала, что это благословенное время не будет длиться вечно. Приближался час, когда ей придется исполнить свое слово, данное Всевышнему.

***

Когда Марьям исполнилось семь лет (а по некоторым преданиям — девять), Анна поняла, что откладывать больше нельзя. Ее дочь была готова к служению, и обет требовал своего исполнения.

Это решение далось ей нелегко. Каждая материнская частичка ее души восставала против этой разлуки. Отдать свое дитя, свое долгожданное, вымоленное чудо в чужие руки, пусть даже и в самый святой дом на земле... Эта мысль была подобна острому ножу.

В одну из вечеров, когда Марьям уже спала, Анна села рядом с Имраном. Ее лицо было бледным и решительным.

— Время пришло, муж мой, — тихо сказала она.
Имран не спросил, о чем она. Он все понял без слов. Он лишь тяжело вздохнул и накрыл ее руку своей.
— Да, Анна. Время пришло. Господь доверил ее нам на время, и теперь мы должны вернуть наш долг.
— Но как же я смогу... — голос ее дрогнул. — Как я смогу отпустить ее? Она еще так мала. Она — дыхание мое.
— Ты отдаешь ее не в чужие руки, — мудро ответил Имран. — Ты отдаешь ее под опеку Того, Кто любит ее больше, чем мы с тобой. Разве есть защита надежнее? Твой обет был актом веры, и его исполнение тоже должно стать актом веры. Самым трудным в твоей жизни.

Разговор этот придал Анне сил. В назначенный день они собрались в путь. Дорога из Назарета в Иерусалим была долгой, но не она страшила Анну. Ее страшил последний поворот, за которым возвышались стены Храма.

Марьям, одетая в свое лучшее платье, чувствовала торжественность момента. Она еще не до конца понимала, что ее ждет, но она полностью доверяла своим родителям.

У самых ворот Храма Анна опустилась на колени перед дочерью, чтобы их глаза были на одном уровне. Она больше не плакала. Ее сердце разрывалось от боли, но лицо было светлым.

— Марьям, дитя мое, — сказала она, крепко сжимая ее маленькие ладони. — Помнишь, я говорила тебе, что ты принадлежишь Богу? Теперь ты войдешь в Его дом. Ты будешь служить Ему здесь. Это великая честь. Будь всегда покорной Ему, чистой сердцем и мыслями. Я всегда буду молиться за тебя. Всегда.

Она поцеловала дочь в лоб, потом в обе щеки, вдыхая ее детский запах в последний раз. Затем она выпрямилась, взяла ее за руку и решительным шагом вошла в ворота.

***

Весть о том, что дочь праведного Имрана привели в Храм во исполнение давнего обета, мгновенно облетела всех священнослужителей. Это было неслыханное событие. Девочка, посвященная служению! Их собрали в главном зале для совета.

Перед ними стояла маленькая Марьям. Она с детским любопытством и трепетом разглядывала высокие расписные своды и строгие лица мудрецов в тяжелых одеждах. Вид у нее был столь чистый и невинный, что сердца даже самых суровых из них смягчились.

Старейший из священников обратился к остальным:

— Мы все знали и почитали ее отца Имрана. Это дитя — его наследие. Исполнение обета ее матери — наш долг. Но встает вопрос: кто из нас удостоится великой чести стать ее опекуном и наставником?

Сразу же разгорелся спор. Каждый хотел взять на себя эту почетную миссию.

— Я был ближайшим другом Имрана! — воскликнул один.
— Я самый старший и мудрый здесь! — возразил другой.
— Мой род самый знатный, я смогу обеспечить ей все необходимое! — заявил третий.

Их спор становился все громче. За богоугодными речами все отчетливее проступала человеческая гордыня и желание приобщиться к славе праведного рода.

И в этот момент свой тихий, но твердый голос подал Закария (Захария). Он был уже в преклонных годах, его белоснежная борода спускалась на грудь, а глаза светились добротой и мудростью.

— О, почтенные мужи, — сказал он, — ваши доводы весомы. Но вы упускаете главное. Я не просто один из вас. Жена моя — родная сестра матери Марьям. Я ее дядя. По закону и по крови, я имею на нее больше прав, чем кто-либо из вас. И движет мной не честолюбие, а долг перед семьей и любовь к этому ребенку.

Доводы Закарии были самыми сильными. Но священники, распаленные спором, не хотели уступать. Они видели в этом особую благодать и не желали отдавать ее никому, даже самому достойному.

— Нет, Закария! — возразил старейшина. — Твое родство не дает тебе преимущества в таком святом деле. Здесь решает не кровь, а благочестие. И каждый из нас считает себя достойным. Пусть же Сам Господь укажет на того, кого Он избрал! Мы бросим жребий.

***

Решение было принято. Все священнослужители, претендовавшие на опекунство, а их было двадцать семь человек, взяли свои письменные трости (калямы), которыми они писали священные тексты. У каждого была своя, особенная. Они вышли из Храма и направились к реке Иордан.

На берегу, под палящим полуденным солнцем, царила напряженная тишина. Старейшина произнес молитву, прося Всевышнего явить Свою волю и указать на самого достойного.

— Правило жребия таково, — объявил он. — Каждый из нас бросит свою трость в воды Иордана. Тот, чья трость поплывет против течения, и будет избранником Господа.

Один за другим священники подходили к воде и бросали свои трости. И одна за другой они уносились быстрым течением реки. Все, кроме одной.

Когда подошла очередь Закарии, он на мгновение закрыл глаза, обратившись к Богу с безмолвной молитвой, и бережно опустил свою трость на воду. И тут произошло чудо, свидетелями которого стали все присутствующие.

Трость Закарии не только не поплыла по течению. Она замерла на мгновение, а затем медленно, но уверенно, вопреки всем законам природы, двинулась против бурного потока реки.

Священники замерли в изумлении. Некоторые протирали глаза, не веря тому, что видят. Спор был окончен. Сам Создатель вынес Свое решение, и оно было неоспоримо.

Они вернулись в Храм в полном молчании. Никто больше не смел оспаривать право Закарии.

Он подошел к маленькой Марьям, которая все это время тихо ждала, и опустился перед ней на колени.

— Не бойся, дитя мое, — сказал он мягко, и в его глазах светилась отеческая любовь. — Меня зовут Закария. Отныне я буду твоим опекуном. Я позабочусь о тебе.

Он протянул ей свою большую, теплую руку. Марьям на мгновение посмотрела на него, потом на свою мать, стоявшую в стороне. Анна ободряюще кивнула ей, и в ее глазах стояли слезы — слезы боли от разлуки и слезы радости от того, что ее дочь попала в самые надежные руки.

Маленькая Марьям доверчиво вложила свою ладошку в руку Закарии. Так, под сводами древнего Храма, началась новая глава ее жизни — глава полного уединения и служения Тому, Кому она была посвящена еще до своего рождения.

🔸Ваши комментарии и лайки — лучшая награда для меня. Спасибо за вашу поддержку и интерес! 🌟