Часть 9. Глава 15
Родион, окончательно остыв после того происшествия, когда едва не погиб, поддавшись эмоциям, твёрдо решил дождаться отпуска и приехать в госпиталь, а там уже как следует разобраться с тем тайным недоброжелателем, который прислал фотографию. В том, что это подделка, сгенерированная нейросетью, боец был уверен: в этом его убедил один сослуживец, на гражданке работавший в крупном сетевом магазине, торгующем бытовой техникой, а потом решивший послужить Родине. Он сказал, что детали показывают, – картинка «живая», то есть настоящая, сделана на хороший цифровой фотоаппарат, после распечатанная на цветном струйном принтере.
Раскольников стал вспоминать: кто в госпитале увлекался фотографированием? Особенно при условии, что это категорически запрещено. Но так никто не ум и не пришёл. Кто бы ни был этот человек, но действовал он издалека, – бывший менеджер по продажам и этот вопрос прояснил, – а приблизить изображение помогла отличная оптика.
– Фотограф прямо шпион какой-то, – усмехнулся боец с позывным Комп, образованным от бывшей профессии, – он среди прочего в том магазине и компьютеры собирал.
– Почему ты так решил? – удивился Раскольников.
– Сам посуди: прифронтовой госпиталь – это военная часть, так? Так. Видео- и фотосъемки на таких объектах запрещены, так? Так. Значит, кто этим занимается, он либо фанат фотоискусства, а скорее всего – шпион. Делает картинки, а потом за ленточку сливает по интернету.
– Там же нет выхода в сеть.
– А может, это офицер? Они ведь иногда ездят в командировки, в глубокий тыл, в отпуск. Вот он нафоткает, потом скинет всё на флэшку, едет, подключает ноутбук к сети и выкладывает на «облако». Потом в мессенджере кому надо скидывает ссылочку, и тот скачивает, – принялся рассуждать Комп.
– Гладко звонишь, – недоверчиво заметил Родион.
– А ты сам проверь, если умный такой, – обиделся сослуживец и ушёл.
Раскольников крепко задумался: если фотографирует вражеский агент, то зачем ему надо было делиться снимком с ним, Родионом? Просто чтобы подставить Марусю? Если бы Прокопчука, то фотографию ему бы подложил и стал шантажировать. «Если Ренат Евграфович женат, например, – рассудил боец. – Но ее прислали мне, значит, хотели ударить побольнее. Доказать: мол, смотри, чем твоя девушка занимается. Изменяет, проще говоря, потому обратно нечего тебе возвращаться».
«Нелогично как-то, – подумал Родион. – Шпионы, какими их в фильмах показывают, подобной ерундой не занимаются. Разве что кто-то у него этот снимок, например, стащил случайно. Тоже непонятно: кто теперь фотографии распечатывает? Все в гаджетах хранят, там же и смотрят».
Раскольников понял, что окончательно запутался, а значит нужен кто-то, способный помочь. Вариантов, к кому обратиться, имелось немного. Боец отправился на поиски Сусанина, как самого опытного в их подразделении. Если бы не лень и не строптивый характер, давно быть бы ему командиром взвода или даже роты. Но Сусанин он что? Пока нет активных боевых действий, – это не человек даже, а самое ленивое животное на свете. Навроде кота: поел, попил, справил естественные надобности и снова на боковую. Только коты по ночам на охоту выходят, а Сусанину, если приказа нет, будет спать дальше.
Строптивость же его проявлялась по-разному. Когда начинал с командиром спорить на ровном месте, буквально безо всякой на то видимой причины, – как говорится, шлея под хвост попала, вот его и понесло. Или поступал, как ему вздумается, и пусть кроме себя никого в угрожающее положение не ставил, но какой начальник станет такое терпеть? Вот и шпыняли его, и повышения по службе не давали. Да и если бы даже предложили, Сусанин всё равно бы отказался, – ему лень.
Родион пошёл к нему в блиндаж. Пришлось будить: старший товарищ снова давил лысоватой головой надувную подушку. Зевнув так, что в челюстях треснуло, спросил словами из сказки:
– Чего тебе надобно, старче?
Раскольников поделился тем, что узнал от Компа.
– А от меня чего тебе надо?
– Подскажи, как быть, а?
Сусанин лёг на спину, закинул руки за голову и, глядя в бетонный потолок блиндажа, сказал:
– Иди к особистам. Покажи фотку. Скажи, мол кто-то делает снимки в госпитале. Они сразу и возбудятся, станут искать автора.
– Но ведь всё будут делать без меня.
– Хм… верно, – штурмовик снова задумался. – Тогда вот что: скажи, типа ты примерно знаешь, кто это может быть, но не уверен. Мол, тебе нужно нечто вроде следственного эксперимента. Они тебя возьмут с собой в госпиталь, а дальше уж как пойдёт.
– Спасибо! – обрадованный, словно ребёнок, сказал Родион и поспешил к командиру отпрашиваться. Выслушав подчинённого, то поджал недоверчиво губы, но спорить не стал и отпустил к особистам. Раскольникову пришлось около часа добираться до нужного места: небо в этот день было опасным, – активизировались вражеские дроны. В одном месте, пока солдат пробирался по ходам сообщения, «фэпивишка» даже попыталась его поразить, рухнув с большой высоты. Чтобы спастись от нее, Родион предпринял отчаянный шаг: сначала выбрался на поверхность и побежал, а когда услышал за спиной стремительно нарастающее жужжание, резко прыгнул в окоп. Пребольно бухнулся об землю, едва не сломав себе пару костей, но зато оператор дрона, не успев среагировать, влепил его в бруствер. Бойца осыпало землёй и немного оглушило. Он полежал, прислушиваясь, потом, отряхиваясь, продолжил путь.
Усатый капитан-особист, с глубоко посаженными глазами, в которых читалась смесь усталости и цепкой внимательности, сидел за обшарпанным деревянным столом, слушая Раскольникова. Его лицо, словно высеченное из камня, не выражало эмоций, но пальцы, крепко сжимавшие карандаш, выдавали напряжение. Он делал короткие, аккуратные пометки в потрепанном блокноте, страницы которого уже пожелтели от частого использования.
Родион, сидя напротив, чувствовал, как пот под камуфлированный футболкой стекает по спине, несмотря на прохладу кабинета. Вопросы капитана были остры, но боец отвечал скупо – сказать было нечего, кроме того, что касалось Маруси.
– У тебя с этой девушкой отношения? – голос капитана был ровным, но в нём сквозила едва уловимая насмешка, будто он уже знал ответ и просто ждал, как Родион станет выкручиваться.
– Так точно, товарищ капитан, она моя невеста, – твёрдо ответил Родион, выпрямив спину. Его голос задрожал от сдерживаемого волнения, но глаза горели уверенностью.
Капитан прищурился, словно пытаясь разглядеть в лице бойца трещину, за которую можно зацепиться. Он откинулся на стуле, постукивая карандашом по столу, и бросил с лёгкой язвительностью:
– Хорошая невеста. Та, которая целуется с другим офицером, так? – он явно проверял, не водят ли его за нос, не придумал ли Родион эту историю, чтобы выкроить себе повод для встречи с девушкой. – Хитро придумано, боец. Ссора, ревность, а тут – раз! – и повод для отпуска.
Родион стиснул кулаки под столом, чувствуя, как кровь приливает к вискам. Но заставил себя дышать ровно.
– Никак нет, она не целуется, товарищ капитан, – упрямо, почти с вызовом ответил он. – Маруся мне верна, я точно знаю. Мы собирались пожениться и обвенчаться перед моим отъездом, но времени не хватило. Она не такая, чтобы с другим… – Раскольников запнулся, подбирая слова, чтобы не сорваться. – Это совсем на нее не похоже, товарищ капитан.
Особист хмыкнул, перелистнул страницу блокнота и заглянул в свои записи, будто там скрывался ключ к разгадке.
– Ну да, конечно. А пока тебя нет, она, значит, решила поискать утешение в объятиях… – он сделал паузу, намеренно растягивая слова, – майора медицинской службы Прокопчука, верно? – капитан поднял взгляд, и его глаза, словно два тёмных омута, впились в Родиона.
– Что он майор – да, верно. Что Маруся с ним – нет! – Родион почти выкрикнул это, но тут же взял себя в руки. – Это к делу вообще не относится, товарищ капитан.
– А что тогда относится? – сидящий напротив офицер отложил карандаш и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что ждёт чего-то более убедительного, а не эту романтическую дребедень.
Родион выдохнул, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело.
– Я вам уже докладывал: в госпитале кто-то орудует фототехникой, делает снимки. Не просто так, а с какой-то целью, – он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями. – Один такой снимок перед вами. Качество странное, не как с обычного телефона. Это не любительская съёмка.
Капитан приподнял бровь, и в его взгляде мелькнула тень интереса, но тут же сменилась скептицизмом.
– Может, всего одна картинка, чтобы доказать тебе неверность твоей невесты, а ты, как молодой бычок, возбудился и побежал сюда? – он усмехнулся, но в его тоне чувствовалась провокация. – Признайся, боец, хочешь майору тому вывеску на бок спихнуть?
Родион стиснул зубы так, что заболели. Он понимал, что особист нарочно пытается вывести его из равновесия, чтобы сорвался и выложил истинные мотивы. Но Родион уже научился держать себя в руках. Недавно чуть не наломал дров, когда едва не погиб на нейтральной полосе. Спасибо Сусанину, вытащил его тогда, вывел целым и невредимым. Хватит ошибок.
– Я проконсультировался с одним парнем из моего взвода, позывной Комп, – начал он, стараясь говорить размеренно. – Бывший продавец бытовой и цифровой техники, толковый парень, в железках разбирается. Он посмотрел фотку и сказал, что это не телефонная съёмка. Качество слишком высокое, профессиональное. Объектив дорогой, не ширпотреб, а длиннофокусный. То есть приближает мощно.
– Так-так? – капитан наклонился чуть ближе, но в его голосе всё ещё звучала насмешка. – И что же твой Комп? Просветил тебя, как снимки делают? Может, это майор Прокопчук попросил кого-то из своих знакомых щёлкнуть себя с Марусей на телефон, а ты из этого целую теорию заговора раздуваешь?
Родион покачал головой, сдерживая раздражение.
– Можете сомневаться, товарищ капитан, но парень знает, о чём говорит. Согласитесь, есть вероятность, что этот фотограф сделал не один снимок, а много. Для чего? Чтобы потом детям и внукам показывать? – он сделал паузу, давая словам осесть. – Это же госпиталь, не передовая. Раненые, врачи, кровь, бинты, операционные столы… Кто захочет такое снимать? Для выставки? Сомнительно. Если кто-то из пациентов или персонала узнает себя на этих снимках, будет скандал. А вот если кто-то работает на врага… – Родион понизил голос, подчёркивая серьёзность. – Это уже другое дело.
Капитан снова хмыкнул, но теперь в его взгляде промелькнула тень задумчивости.
– Сам же сказал: ничего интересного, просто госпиталь, – бросил он, но ирония в его голосе уже не была такой острой.
– Верно, – согласился Родион, чувствуя, что наконец-то пробил брешь в скептицизме особиста. – Но вы и сами знаете, как нынче всё устроено. По одному снимку можно человека вычислить. А дальше – семью его найти, адрес и всё остальное. Если захотят отомстить или шантажировать – ничто не помешает. Один кадр, товарищ капитан, может стоить жизни.
Впервые за весь разговор особист замолчал. Он откинулся на спинку стула, постукивая пальцами по столу, и его взгляд стал тяжёлым, словно офицер взвешивал каждое слово Родиона. Комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь скрипом старого стула да далёким гулом, доносившимся из-за окна.
– Ладно, боец, – наконец произнёс капитан, и его голос стал чуть мягче, но всё ещё остался строгим. – Давай так. Я свяжусь с коллегами, соберу информацию. Если что – вызову тебя. Но скажи честно, чего ты добиваешься? На халяву к своей Марусе прокатиться?
Родион не стал отводить взгляд.
– Скрывать не буду, товарищ капитан. Очень хочу с ней встретиться, это правда. Я по ней скучаю так, что сердце рвётся. Но дело не только в этом. Того, кто фотографирует, надо найти. Это неправильно, предательски. Может, он и правда на врага работает. Вы не можете просто отмахнуться от этого.
Особист посуровел, его глаза сузились.
– Боец! Я здесь решаю, что могу, а что нет. Понадобишься – вызову. Свободен!
– Есть! – отчеканил Родион, вставая. Он развернулся и вышел из кабинета, чувствуя, как сердце колотится в груди. Почему-то он был уверен: пройдёт совсем немного времени, и особист обязательно позовёт его снова. Что-то в его тоне, в той задумчивой паузе подсказывало, что слова Родиона задели нужную струну.
Обратный путь в подразделение, как это часто бывает, показался короче. Дроны, что ещё недавно гудели над головой, словно хищные птицы, больше не угрожали. Погода стояла удивительно приятная: тёплый июльский вечер с лёгким ветерком, который приносил запах травы и далёкого дыма. Родион шёл, глядя на закатное небо, где облака окрасились в багрово-золотистые тона, и думал о доме. О Марусе. О том, как было бы здорово вернуться, обнять её, а потом махнуть вместе на Чёрное море. Он представлял, как они бродят по тёплому песку, как волны накатывают на берег, а вода – чистая, бесконечная, не то что одно ведро мутной водицы на двоих, как здесь.
Он почти чувствовал солёный морской бриз на коже и слышал её смех, звонкий, как в те дни, когда были вместе. Эта мечта грела его, пока шагал обратно, и её не могла заглушить даже тень тревоги за странный снимок.